Страница 53 из 86
Это никогда не помогает.
Она проспала до полудня, а когда проснулась, попыталась сделать вид, будто все хорошо, но даже себя не смогла обмануть.
Я дождалась, пока она примет душ, поест и выпьет кофе, а потом спросила, как бы между прочим:
— Как дела, детка?
— Ты так и не закончила свою историю, — сказала Тиш, уже не притворяясь, будто с ней все в порядке. У нас с ней спальни через стенку. Мы обе знаем, что притворяться она не умеет. — Ты не рассказала, правда ли… — Она умолкла.
— Ну хорошо, — предложила я. — Задай любой вопрос.
— Твои родители в самом деле убили твою сестру?
— Нет, они ее не убивали.
Тиш покачала головой, глядя на меня так, будто видела впервые.
— Но ты же сказала психиатру в больнице, что ее убили они.
— Да. И полиции тоже. И соцработникам. Вообще-то там было достаточно улик, чтобы их осудить. Моих родителей посадили, и в тюрьме они покончили с собой.
— Не потому что убили ее, а потому что не убивали.
Тиш уставилась на меня. Я спокойно встретила ее взгляд, дожидаясь следующего, закономерного, вопроса.
Она задала его шепотом:
— Эми, это ты убила свою сестру?
Я покачала головой:
— Нет, я ее не убивала.
Тиш вздохнула с облегчением. Но потом у нее возник еще один вопрос. Они всегда возникают.
— Но зачем? Зачем ты всем сказала, что ее убили твои родители?
Я представила, как призраки папы и мамы сидят за рождественским столом в доме брата и как счастливы они в кругу семьи, хотя живые их не видят. Жалеют ли они о том, что умерли так рано? Нет, не жалеют, хотя их смерть была ужасной.
— Мертвые умеют прощать, — ответила я. — В раю они обретают покой. Они не вспоминают старые обиды.
— Так кто же ее убил?
Я вздохнула.
Ненавижу этот вопрос.
От него все расплывается перед глазами, как после очень долгой пьянки.
— Эми, кто ее убил?
Этот вопрос был как еще один стакан водки поверх того, что было выпито за ночь. Я вдруг поняла, что уже очень поздно и меня страшно клонит в сон.
— Кого убил? — переспросила я, с трудом держа глаза открытыми.
Ох уж эти разговоры об убийствах. Тем более после такой длинной ночи. Мне ужасно хотелось улечься в постель и закрыть глаза, хотелось, чтобы стало тихо.
— Эми, посмотри на меня.
Нет, я вовсе не хотела ни на кого смотреть.
— Эми, это я, Тиш.
Вы представляете, сколько нужно усилий, чтобы продолжать разговор?
Вы представляете, какой это тяжелый труд?
И все на меня давят, давят.
Со всех сторон.
— А ведь раньше ты мне нравилась, — сказала я. Язык у меня заплетался — я сама это слышала.
— Тебе лекарство дать не нужно? — спросила Тиш. — Эми, сосредоточься!
Она была где-то очень далеко.
Я была слишком далеко.
Так всегда и бывает.
Как только начинаются вопросы об убийствах, все выходит из-под контроля, и я никак не могу вернуть все на свои места.
Я позволяю им стать шепотом, этим вопросам, этим голосам.
Кто-то где-то говорил мне:
— Эми, я звоню в «скорую».
В «скорую»?
Ну что за чушь, со мной ведь все в порядке!
Но сказать это я уже не смогла.
Как обычно в таких ситуациях, приехала не «скорая», а полиция.
Мне было жалко Тиш. Я солгала ей в самом начале, когда сказала, что неожиданного поворота в сюжете не будет.
Его же не могло не быть.
Он всегда случается, этот долбаный поворот.
Так всегда бывает, когда в дело замешаны призраки.
Бывают же на свете сильные девушки.
Тиш сильная. Она пришла ко мне в больницу, как только врач объявил, что ко мне можно пускать посетителей.
Она принесла медвежонка. Я не могла не улыбнуться. Подарок должен быть пушистым.
Тиш присела на край моей кровати, взяла меня за руку и улыбнулась.
— Как ты? — спросила она.
— Ой, да сама понимаешь! Слева от меня клоуны. — Я понизила голос. — А справа врачи.
Она застыла на секунду, пытаясь понять, действительно ли я шучу, а я в самом деле шутила.
Потом поцеловала меня в лоб.
Я приготовилась к разоблачению.
— Ну что, — спросила я ее, — ты с ними поговорила?
— С кем?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, ты имеешь в виду своих родителей.
— Именно их. Тебе удалось поговорить с моими родителями и с Элис-Джейн?
— Ага, я с ними встретилась. Они к нам домой приезжали.
— И как впечатление?
— Твои родители выглядят очень замкнутыми. А твоя сестра… — Тиш попыталась подобрать приличное слово.
— Все нормально, — сказала ей я. — Можешь не стесняться в выражениях. Сука — она сука и есть. Она была намного лучше, когда ей было пять. Поэтому для меня она навсегда осталась пятилетней.
— Разумно, — заметила Тиш.
И улыбнулась.
— Мне нравится твой медвежонок, — призналась я, прижав его к груди. — Спасибо.
— Пожалуйста.
— Ты еще не съехала?
— Откуда?
— Из квартиры.
— Нет. Зачем? Ты хочешь, чтобы я уехала?
— Конечно нет. Я хочу, чтобы ты осталась. Если ты сама этого хочешь.
— Я хочу остаться.
— Хорошо, — сказала я. — Очень хорошо. Но есть еще одна вещь. Мы должны купить автоответчик. Мой брат начинает мне звонить, когда листья желтеют. А иногда даже раньше. В следующем году я вообще не хочу с ним разговаривать. Особенно перед Рождеством. Он никогда не меняется. И это сводит с ума. Он так давит…
— Мы обязательно купим автоответчик, — пообещала Тиш.
— Хорошо. Очень хорошо. Ненавижу, когда он звонит.
Я прижимала к себе медвежонка.
— Знаю, — сказала Тиш.
— И это тоже хорошо, — откликнулась я.
Она улыбнулась и снова чмокнула меня в лоб:
— Мне пора, но завтра я опять приду. Ой, а кого еще я встретила! Я ходила в тот паб. И миссис Нэш…
— Жива и здорова, я знаю. Это из-за того, что со мной происходит. Я вечно путаюсь. Просто…
— Я знаю, — сказала она. — Знаю.
Она встала, чтобы уйти.
— Подожди, — окликнула ее я. — У меня есть для тебя подарок.
Я выдвинула ящик тумбочки.
— Правда? — спросила Тиш.
Ящик был пуст.
— Ой, нет. Не сейчас. Но когда я вернусь домой, я кое-что тебе куплю. Много всего. Но не свечи.
— Ничего не надо покупать. Просто присмотри за этим медвежонком.
— Да, — ответила я; она собралась уходить. — И еще, Тиш!
— Что?
— Я знаю, это звучит странно, но, если мой брат позвонит, не могла бы ты рассказать ему о том, что со мной случилось?
— Он звонил, — сказала Тиш. — Я с ним поговорила и сказала, что у тебя все нормально. Он передавал тебе привет. Еще велел передать, что рыбалка великолепна.
Она улыбнулась.
И ушла.
Я посмотрела на медвежонка.
Медвежонок смотрел на меня, но ничего не понимал.
Я постаралась объяснить.
— Послушай, — обратилась я к медвежонку, — мой брат беспокоится обо мне, особенно в Рождество. И поэтому он звонит. Понимаешь?
Молчание. Медвежата бывают такими тупыми. Особенно если их накачивают лекарствами.
Сочувствую ему. Со мной ведь тоже это делали.
И я стала рассказывать дальше. Очень медленно.
— Мой брат был на рыбалке и упал в реку, ему тогда было всего девять лет, и он не смог выбраться. Я сказала, что он упал, но на самом деле его столкнули. И знаешь, кто столкнул?
Медведь не захотел отгадывать, поэтому я прошептала ему на ухо:
— Его столкнула маленькая Элис-Джейн. Но ей было всего пять лет, и она все забыла. Я видела, и я-то не забыла, но никому не сказала. Мне было семь, и я ее спасла, спасла от осознания того, что она натворила. Но из-за этого она для меня умерла, и мама с папой для меня тоже умерли, потому что я не могла им рассказать. И все перепуталось. Но это не важно. Моего брата унесло течением под мост, и все нормально. Но иногда он мне звонит. И это плохо.