Крестоносцы

-     А ты не боишься того, что говоришь так? - спросила мать, - ведь боги нас слышат.

-   Нет, мама, - возразил мальчик, - они слышат только тогда, когда хотят сами этого, и я это чувствую тут, - и он снова показал рукой на голову.

-    Да, но как же они знают все о нас? Наверное, видят с небес, что мы делаем?

-     Этого я не знаю, - прямо ответил сын, - может, и видят. Но зачем им все это? - теперь, задал вопрос и он сам, но так и не найдя на него ответа, сказал. - Нет. Я думаю, что они хотят видеть нас более лучшими, чем мы есть. Потому, и обращаются, когда это очень требуется.

-     Не знаю, сынок, - ответила Мария, - может, все так и есть, как ты говоришь. Вот только, что скажут сами люди, узнав обо всем этом?

-    Они скажут, что я и есть бог, - уверенно отвечал мальчик, - только до этого еще много.

И снова Мария подивилась его проницательности, и снова ей немного всплакнулось.

-    Почему ты плачешь, мама? - спросил сын, подходя ближе к ней и ложа голову на колени.

-     Сама не знаю, сынок. Вот почему-то плачется и все, - и она погладила сына по голове.

-     Знаешь, сынок, - продолжила она после небольшого молчания, - мне кажется, что я еще вернусь сюда в эти места.

-     Почему? - удивился сын, - разве ты не хотела бы жить с людьми? Они также плохие?

-     Не знаю, какие сейчас, - отвечала Мария, - но тогда, когда я ушла от них, они были злыми и жестокими.

-     А мы сделаем их добрее, мама, - заверил ее сын, - вот затем мы и идем к ним. Мы принесем людям добро и свет в их темные холодные дома.

-     А откуда ты знаешь, какие у них дома? – удивилась мать.

-    Я их вижу, мама, - уверенно отвечал мальчик, - они у меня перед глазами.

-     Но сколько продлится наш путь? - спросила снова Мария. - И сколько же надо добра?

-      Долго, - так же уверенно ответил сын и посмотрел ей в глаза, - а еще я знаю, что добро будет сотворено и нам опосля всего этого.

-     Как это опосля? - не поняла мать.

-     Не знаю, - пожал плечами мальчик, - но мне кажется, что я уже вижу это время и с завтра мы начнем вместе его приближать.

-     Ох, сынок, - снова всплакнула мать, - так не хочется мне покидать наше место.

-     Знаю, мама. Но так велят боги и именно им мы обязаны своей жизнью. Потому, последуем их сказанию и велению. Тяжел и далек наш путь, но не труднее, чем то, что уже пережили. Я чувствую все это и уже горю желанием идти вперед...

Так они разговаривали до самого позднего вечера, и уснули только тогда, когда на небе взошла хорошо луна.

Наутро же, проснувшись и умывшись в последний раз в пойме реки, они наспех позавтракали и собрались в путь.

Дверь в пещеру надежно закрыли и загородили большими камнями, оставив внутри все так, как было за время их жизни.

Вскоре после их ухода, они так же обрастут мхом и покроются удивительно вьющейся растительностью, дающей свои горьковатые плоды, которые никак не годились в пищу.

Но это будет потом, спустя года, а пока мать и сын молча прощались с сохранившим им жизнь и давшим оплот жилищем, а также со всем тем, что его окружало.

Слезы ручьем устилали глаза Марии, а ноги  отказывались повиноваться, но все же она пересилила себя и, развернувшись, сделала первые шаги навстречу идущей судьбе своего сына.

Мальчик также пошел следом, а вскоре и   вовсе опередил мать, которая вела за собой их старую кормилицу - козу.

Животное, наверное, тоже чувствовало этот уход и жалобно подавало голос, озираясь по сторонам и порою не желая идти дальше.

Но сила верхнего повиновения все же заставила их идти, не смотря на всю боль обид и на неуверенность в завтрашнем дне.

Они шли по давно не топтаной дороге, и только пыль, поднимающаяся от их босых ног, говорила о том, что она до сих пор жива и не совсем утратила свою способность к воспроизведению живости движения.

После, она медленно ложилась обратно, заполняя сделанные ногами людей и животного небольшие углубления, но все же не до конца.

Боль наполняла их сердца, а души немного тревожились. Но боги не переживали за них.

Они знали, что те, кто внизу, выдержат еще не одно испытание, которые только начинались и которым не было истинного счета во всех последующих человеческих жизнях. Исповедь общего греха таила в себе несусветную загадочную силу, простирающуюся вглубь веков и вглубь человеческих усилий в опознании своего существования.

Человек только начинал свое первое восхождение, как действительно звучало бы это слово в его же устах. Вера спасала народы, но то была вера не в их бога, не в человеческого.

И наступило время показать им Его. Того, Кто не запятнал бы честь человеческую и, созревая любую силу вражды к себе людскую, уподобил бы ее просто добру.

Великая сила веры в богов, но она ничего бы не стояла, если бы не заслужила ее подтверждения на Земле в среде самих людей, а не небес.

"И будет восхваленной Его сила, и да изнеможет боль и голь, и пропадет всякая тварь с лица Земли, и нечисть сгинет подручная, и ниспадет на головы люду новая сила, облаченная в рясы   веков и утолящая жажду повиновения и покорения силе всесветской и незлодышащей. Да, будет оно так".

Так говорила одна умная книга о жизни, и уже тогда начиналась писаться эта священная история.

"И святость ее из пророчеств языков состояла", - так скажут опосля. Но тогда этого не было и вовсе не думалось, что когда-либо так может случиться.

Время закрывало одну тайну и открывало другую.

Занавесь небес была чем-то сходной с занавеской человеческих душ, отемненной    жаждой расправы и неблагонравия своих поступков.

Только настоящая былая сила, уподобающаяся новой, могла победить и убрать эту занавеску души любого. Вот тогда и пришло на помощь то, что и поныне называется верой.

И вера та распространялась и слухом полнилась. И надо было действительно в этом участвовать, чтобы понять, как это происходило и почему.

Но посмотрим все же, как она творилась, исходя из того, что уже сами прошли.

ПУТЬ    ИНОХОДЦА

«И прошел день, и прошел еще один, и далее последующий. Ставало солнце над главой истца, пока не покаянного и не искалеченного бременем людской злобы дня...» - так гласит история.

Проходили  дни, и уходили вдаль ночи.

Мать с сыном шли и шли вперед, а куда они идут, пока сами не знали и не ведали.

Бог сказал им: "Идите", и они пошли.

Бог сказал: "Встречу вас там", и они ждали с надеждой этой встречи.

Но до того еще было далеко. Они не прошли еще достаточно много, как показалась желто-белая  россыпь пустыни.

-    Вот почему эта дорога забыта, - сказала мать, обращаясь к юному сыну, - она не ведет уже никуда. Наверное, боги преградили ей путь дальше этой пустынной местностью. Что ж, пойдем направо, - и они

свернули в ту сторону, оставляя сбоку жгучую сыпь этого края.

Они шли еще долго, и уже солнце клонилось к закату, когда вдруг мальчик сказал:

-     Мама, я вижу свет впереди себя. Это знак нам. Значит, там наш ночлег.

Мать посмотрела вперед, но ничего не увидела     и, полагаясь на сына, пошла за ним дальше, ведя за собой на короткой привязи козу, которая так же измучилась, как и они за все время пути.

"Бедное животное, - подумала Мария, - страдает не из-за чего. Ладно, мы идем по велению, а она зачем. Хотя, что она делала бы, если бы нас не было. Уже давно волки бы съели".

И, успокоившись, женщина прибавила немного шагу, так как солнце уже совсем садилось.

Через некоторое время они увидели небольшой свет, идущий к небу, а, подойдя ближе, услышали говор людской и почувствовали запах дыма.

Мария приблизилась к костру, оставив сына с козой позади себя в стороне. На нее  мало кто обратил внимание. Люди сидели молча, согревая себя вокруг довольно большого костра, разложенного из толстых сухих жердей.