Королевская шутиха

— Июль, — назвала я первый пришедший мне на ум месяц.

— Какого года? — тихо и вкрадчиво спросил мистер Ди.

Здравый смысл подсказывал мне: юный король долго на этом свете не задержится.

— Нынешнего, — неохотно произнесла я.

— А день?

— Шестой, — прошептала я.

У меня за спиной поскрипывало перо. Роберт Дадли торопливо записывал мои шутовские пророчества.

— Назови имя следующего правителя Англии, — шепотом потребовал мистер Ди.

Я уже собиралась назвать принцессу Марию и вдруг сказала:

— Джейн.

Откуда у меня выплыло это имя?

— Сама не знаю, почему я так сказала, — стала оправдываться я. — Сэр Роберт, простите меня. Я не знаю…

Джон Ди быстро схватил меня за подбородок и развернул мою голову к зеркалу.

— Не болтай от себя! — приказал он. — Говори только то, что видишь.

— Я ничего не вижу, — удрученно призналась я. — Простите. Простите меня, мистер Ди. Честное слово, я ничего не вижу.

— Имя короля, который придет после Джейн, — потребовал у меня Ди. — Постарайся увидеть его имя. У Джейн будет сын?

Я с радостью ответила бы «да», но язык совсем не двигался в пересохшем рту.

— Мне этого не увидеть, — призналась я. — Честное слово, я не вижу.

— Завершающая молитва, — объявил мистер Ди и усадил меня на стул.

Он снова стал молиться на латыни о благополучном завершении работы, о том, чтобы видения оказались истинными и чтобы наше гадание не причинило кому-либо вред ни в нашем мире, ни в иных мирах.

— Аминь, — уже с большим чувством произнесла я, понимая, что мы занимались опасным делом, граничащим с государственной изменой.

Я слышала, как Роберт Дадли встал и вышел. Я тоже вскочила и поспешила за ним.

— Вы этого хотели? — спросила я.

— Ты мне сказала правду или то, что, по-твоему, я хотел услышать?

— Нет! Я говорила то, что мне приходило.

Ведь не я же придумала имя «Джейн».

Роберт сердито посмотрел на меня.

— Ты серьезно? Учти, мисс Мальчик, если ты будешь стараться мне угодить, нам с Джоном Ди не будет от тебя никакого толку. Угодить мне ты можешь только единственным способом: видеть правду и говорить правду.

— Я не лгала!

Мое желание угодить ему и страх перед зеркалом Джона Ди отняли у меня все силы, и я даже заплакала.

— Сэр Роберт, я ничего не придумала!

Его лицо оставалось каменным.

— Клянешься?

— Да.

Он положил руку мне на плечо. У меня вздрагивала голова, и мне очень хотелось прижаться щекой к его прохладному рукаву, но я не посмела. Я замерла и молча смотрела на него.

— В таком случае ты мне очень помогла, — вдруг сказал он. — Этого я и хотел.

К нам вышел мистер Ди. Его лицо сияло.

— Ханна все-таки обладает даром ясновидения, — сказал он. — Я в этом снова убедился.

— Это вносит существенную лепту в твое дело? — спросил Роберт.

Джон Ди пожал плечами.

— Кто знает? Мы все — дети, бредущие в темноте. Но у нее есть дар ясновидения.

Он умолк, затем обратился ко мне:

— Ханна Верде, я должен тебе кое-что сказать.

— Да, сэр.

— Ты обладаешь ясновидением, поскольку чиста сердцем. Ради тебя самой и твоего дара, прошу тебя, отказывайся от всех предложений замужества, не позволяй, чтобы тебя соблазнили, и храни себя в чистоте.

Роберт Дадли удивленно хмыкнул.

Я почувствовала, что краснею. Полностью. До кончиков ушей.

— У меня нет плотских желаний, — почти шепотом ответила я, не решаясь взглянуть на сэра Роберта.

— Тогда твои видения будут истинными, — сказал мне Джон Ди.

— Но я все равно ничего не поняла, — возразила я. — Кто такая Джейн? Разве в случае смерти его величества трон перейдет не к принцессе Марии?

Сэр Роберт приложил палец к моим губам, и я замолчала.

— Садись, — велел он и силой усадил меня на стул.

На другой стул он сел сам. Никогда еще его лицо не оказывалось так близко от моего.

— Мисс Мальчик, ты сегодня дважды увидела такое, за что нас всех могли бы отправить на виселицу.

— Почему? — спросила я, чувствуя бешено заколотившееся сердце.

— Заглянув в то зеркало, ты подвергла всех нас смертельной опасности.

Я поднесла руку к щеке, будто хотела стереть с нее сажу.

— Сэр Роберт, вы о чем?

— О том, что здесь было, — никому ни слова. Составление гороскопа короля приравнивается к государственной измене. Наказание за это — смерть. Сегодня ты составила его гороскоп и предсказала дату его смерти. Ты хочешь увидеть меня поднимающимся на эшафот?

— Нет! Я…

— А сама взойти туда хочешь?

— Нет, — дрожащим голосом ответила я. — Сэр Роберт, мне страшно.

— Тогда храни молчание. Никому ни слова. Даже своему отцу. А что касается Джейн из зеркала…

Я ждала.

— Просто забудь все, что видела. Забудь даже то, что я просил тебя заглянуть в зеркало. Забудь про само зеркало и про ту комнату.

— Мне больше не придется в него заглядывать? — спросила я.

— Все зависит от твоего согласия. Не захочешь — я больше не заведу разговор о зеркале. Но сейчас ты должна о нем забыть.

Он соблазнительно улыбнулся.

— Это моя личная просьба, — прошептал Роберт Дадли. — Я прошу тебя, как твой друг. Как человек, чью жизнь ты теперь держишь в своих руках.

— Понимаю, — только и могла ответить я, чувствуя, как у меня подгибаются колени.

В феврале двор перебрался в Гринвичский дворец. Ходили слухи, что королю стало лучше. Однако за все это время он не посылал ни за мной, ни за Уиллом Соммерсом. Он не звал музыкантов, не хотел ни с кем беседовать и не появлялся на обедах. Я уже привыкла, что дворец полон врачей. Их можно было сразу узнать по блузам. Иногда они сбивались в кучки и о чем-то шептались. На все расспросы придворных они отвечали очень уклончиво, тщательно взвешивая каждое слово. И вдруг с какого-то момента врачи стали исчезать. Время шло, а новостей о выздоровлении короля так и не было. Бодрые заявления врачей о пиявках, способных очистить кровь юного короля, и микроскопических дозах яда, убивающего болезнь, уже не вызывали доверия. Герцог Нортумберлендский — отец Роберта — вел себя так, словно был некоронованным королем. За обедом он сидел справа от пустого трона. Он возглавлял еженедельные заседания государственного совета, но при этом не уставал говорить всем и каждому, что королю становится все лучше. По словам герцога, король ждет не дождется наступления теплых дней и даже думает о летних путешествиях.

Я молчала. Мне платили за внезапно сказанные слова и за слова неуместные. Вряд ли сейчас было что-то более неуместное, чем правда о юном короле, оказавшемся почти что узником своего главного придворного. Я не могла сказать, что Эдуард умирает без общения и заботы, что все сколько-нибудь значительные люди в Англии думают сейчас о короне, а не о самом юноше, и это великая жестокость. Эдуард был совсем еще мальчишкой — всего на два года старше меня. Он остался без отца и матери. По сути, его бросили умирать. А вокруг меня придворные убеждали друг друга, что пятнадцатилетний король этим летом непременно женится. Я не знала, о чем думал Эдуард, когда кашель отпускал его истерзанные легкие. Но явно не о женитьбе. Я и без своего дара отчетливо видела, что меня окружают почти сплошь лжецы и мошенники.

А пока юный король исторгал из себя новые комки черной желчи, придворные деловито хлопотали себе пенсионы и доходные должности, отдавали внаем земли монастырей, закрытых из благочестия и потом разграбленных из алчности. И все это было в порядке вещей. Никто не противился, никто не смел слова сказать. Говорить правду этому двору лжецов? Правда им нужна не больше, чем залитой нечистотами Флит-стрит — ангел Уриэль. И потому я молчала. Я ходила, стараясь не поднимать головы, а за обедом садилась рядом с Уиллом Соммерсом и тоже молчала.

У меня появилось новое занятие. Как-то Джон Ди спросил меня, не соглашусь ли я стать его чтицей. Он жаловался на то, что его глаза быстро утомляются. Мой отец прислал ему манускрипты, читать которые куда сподручнее молодым глазам.