Котуйская история

- Здесь будешь отсыхать.

Леха огляделся, место ему досталось в углу, а через проход - напротив, стояла шконка Захи.

Утром, когда отряд ушел на развод, в барак заскочил молодой зэк, он обратился к Лехе:

- Ты Борисов, с нового этапа? Собирайся, тебя кум вызывает.

Леха, предчувствуя неприятный разговор, от злости сжал челюсти и, достав вещмешок, вытащил две пачки папирос и туго набитый кисет с махоркой, он предположил, что его сразу же посадят в изолятор.

Небольшое, одноэтажное здание, узкий, темный проход и кабинет с табличкой: "Зам по ПВР. Начальник оперчасти колонии". Леха постучал и вошел. За столом, при горящей лампе, увидел майора, на вид ему было лет около пятидесяти. Строгий нос, густые брови, аккуратная стрижка, чуб зачесан на правую сторону, крепко сжатые губы.

- Осужденный Борисов, седьмой отряд. Вызывали, гражданин начальник?

Майор посмотрел в окно, за которым начало светать и выключил настольную лампу. После создавшейся паузы, спросил:

- Как намерен жить дальше?

- Как все, продолжать отбывать срок.

Майор зыркнул глазами на осужденного.

- Да, первый раз и сразу пятнадцать, натворил ты делов.

- Я не виновен.

- Вы все здесь не виновны, я это слышу уже не один десяток лет. В твоем деле два убитых офицера. Кому мне верить: тебе или суду? Просто так два трупа не повесят, значит - виноват, - стальным голосом произнес майор.

- Я уже устал оправдываться, хватит, надоело.

- Мне уже доложили, что ты с Захой "хороводишь", вместо того, чтобы честно работать, ты к блатным в друзья полез.

- Начальник, прекращай агитацией заниматься, я на это не ведусь.

- За окном метель, все запретки замело,- майор сменил тему и хитро взглянул на Борисова,- в хозобслуге людей не хватает для чистки снега - пойдешь?

- Мне в падло...

- Что, пока этапом шел, идей нахватался от блатных? Ладно, последний раз спрашиваю, пойдешь снег чистить?

- Забудь, начальник.

Опер достал чистый лист бумаги и принялся что-то писать, потом пододвинул Алексею другой листок и сказал:

- Пиши объяснительную.

- По поводу чего?

- Отказался выполнять общественные работы. По правилам колонии ты обязан отработать два часа в неделю на общественных работах.

- Лихо вы однако здесь пудрите мозги людям, по-вашему вроде, все правильно, отказался и получи. Ты мне скажи, что за отказ светит?

- На первый раз десять суток ШИЗО, повторно - пятнадцать. Одумаешься, позовешь меня через дежурного, выпущу досрочно.

- Веди начальник, больше базарить нам не о чем.

Глава 11

В холодном трюме

Леху до основания обыскали, забрали курево, в ШИЗО оно строго запрещено. Вместо сапог дали на ноги стоптанные ботинки. Провели по коридору в угловую, по счету - шестую камеру. В двухместной хате нары были опущены, здесь не наказывали за то, что зэки днем лежали. Кормили через день, как называли арестанты: "День летный, день нелетный". Если здесь было хоть какое-то тепло, то в карцерном "трюме", расположенном напротив, был невыносимый холод.

Страшно хотелось курить, но это еще полбеды, даже найдется хоть небольшая закрутка махры, то прикурить - проблема, но Леха уже знал тюремные примочки, зэки научили его обходить ментовские запреты. Он щепкой выковырял между уголками и досками нар крупинки махорки, нашел клочок газеты и сделал самокрутку. Как прикурить? Лампочка в глубине стены, не достать. Отломал от скамьи щепу и, оторвав клок от куртки, просунул ткань внутрь и положил на лампочку. Через некоторое время тряпочка задымилась, и Леха с наслаждением сделал первую затяжку. Засыпая, он мысленно представлял, как они с Галей идут вдоль набережной, она улыбается, целует его в щеки, губы, прохожие улыбаются. Он обнимает ее за талию и слегка приподнимает, она обвивает его шею руками и так они стоят, глядя друг другу в глаза.

На следующий день пришел капитан "Шакал" и, оглядев камеру, приказал пересадить Борисова в другую.

- Что за дела, командир? - возмутился Леха.

- Здесь ремонт будет, посидишь напротив.

Когда Змея впустили в новую хату, он сразу понял, что Шакал просто решил его "потрюмовать". Стены, как говорится - "плакали", на них скапливался конденсат. Пол бетонный, ледяной. Нары пластинчатые, железные. Как можно здесь находиться? Леха застучал костяшкой пальца по смотровому глазку, по двери не получилось, она обита тонким железом, а из внутренней стороны жесть часто пробита и ее поверхность напоминала обыкновенную терку.

- Чего стучишь? - послышался голос сержанта.

- Вы что меня сюда посадили, здесь холод лютый?

- А ты прыгай и почаще руками двигай - глядишь и разогреешься.

- Вы что, твари, спецом меня сюда забросили?!

- Поори еще мне, быстро карцер схлопочешь. Сиди, сказано тебе, ремонт кругом идет.

Ноги мерзнут, холод пробирает насквозь, тело сжимается в судорогах. Лешка стал приседать, бить себя по бокам руками. Тереть щеки, грудь, ноги. Все это разогревало, но ненадолго. Тогда он стал ходить от двери до зарешеченного окна, туда-сюда, вроде стало теплее, но когда уставал ходить и присаживался на корточки, либо лежать или сидеть на раскаленных от холода пластинах, ему совсем не хотелось. С нетерпением ждал утром горячей каши, а в обед баланды. Но когда чередом шел день "летный" полагался только кипяток. Однажды он подтянулся на руках к решетке и увидел сквозь мутное стекло, как большой, черный ворон уселся на ворота. Лехе вспомнился лагерь, отец, когда они с мамой приехали к нему на свидание, ворон "Сынок", которого зэки выкормили. В этот момент Змея посетили мысли: "Вот, как в жизни все повторяется, только она почему-то нас меняет ролями. Неужели мне суждено пройти путь отца? Мама... Она всю жизнь его ждала. И вот теперь моей родной Галинке предстоит повторить путь матери. Ждет ли она меня? Ждет! Я верю, надеюсь, а это придает сил. Не может такая девушка поступить по-другому. Я виноват перед ней, но она знала, кто я и чем занимаюсь и все равно пошла за мной. Галя, солнце мое! Как я хочу тебя увидеть. Эх, ворон, ворон, если бы только мог меня забрать с собой, хотя бы на миг взглянуть в ее глаза, убедиться, что она по-прежнему меня любит..."

У Лехи за десять дней, отсиженных в жуткой камере, подвело от голода живот, кожа на теле приняла синеватый оттенок. Он мечтал скорее выйти из изолятора и попасть сначала в баню, под горячую воду. Но его мечты развеялись, когда заканчивался срок изолятора. Принимая через кормушку шлюмку (алюминиевая, глубокая миска) с баландой, он попросил:

- Командир, не закрывай кормушку, пусть тепло немного пойдет в хату, я здесь совсем околел.

- Ничего лучше не придумал? Еще заморозишь нас.

Видя, что прапор издевается над ним, Леха не выдержал и сорвался на крик:

- Мусор ты недобитый, я же из тебя тварь, как только выйду, душу вытряхну...

К кормушке подошел Шакал и хищно, улыбаясь, сказал:

- Наговорил ты себе еще на пятнадцать суток: за оскорбление и угрозы, пойдешь в карцер.

- Да пошли вы, твари поганые, ненавижу вас козлов... - закричал Леха. Через полчаса его перевели в печально, знаменитый, "каменный мешок". Четыре бетонные стены, такой же пол, и больше ничего, только ведро вместо параши. Никаких прогулок, еда, самого низшего качества и опять холод... Голод... Холод...

Помогали мысли о ней. Он ходил по маленькой камере, накручивая километры. Три шага к окну, разворот, и три шага к двери. Холодно. Но Леху уносили назад воспоминания, как они с Галей отмечали Новый год и веселились на елке. Он отчетливо слышал голоса, девичий визг, смех. Ее раскрасневшиеся щеки, алые, расплывшиеся в улыбке губы. Ее глаза: голубые, веселые, красивые и такие любимые...