Страница 34 из 45
– Потом мой отец умер. Я осталась в бедственном положении. Мне пришлось переехать жить в Йоркшир к какой-то старой тетушке. – Она передернула плечами. – Вы поймете меня, если я скажу, что для девушки, привыкшей к разъездам, жизнь там показалась мне убийственно тоскливой. Ограниченное, неизбывное однообразие едва не свело меня с ума… – Она немного помолчала и добавила уже другим тоном: – И вот тогда я познакомилась с Джоном Кавендишем.
– Да?
– Вы можете себе представить, что, с точки зрения моей тетушки, он представлял собой на редкость выгодную для меня партию. Но, честно говоря, такая выгода не имела особого значения. Нет, мне он представлялся просто шансом на избавление от невыносимого однообразия моей жизни.
Я промолчал, и после задумчивой паузы она продолжила:
– Не поймите меня неправильно. Я ничего от него не скрывала. Сказала честно, что он мне очень симпатичен, и я надеюсь, что со временем он понравится мне еще больше, но пока мои чувства никоим образом не похожи на то, что принято называть «влюбленностью». Он заявил, что его это вполне устраивает, и поэтому… мы обвенчались.
Мэри долго молчала, лоб ее прорезала озабоченная складочка, взгляд стал отстраненным. Казалось, она пытливо вглядывается в то далекое прошлое.
– Наверное, я даже уверена… поначалу он любил меня. Но, видимо, мы оказались слишком разными. Практически сразу мы отдалились друг от друга. Я очень быстро – как бы ни страдала моя гордость, но правда есть правда – надоела ему. – Я попытался было высказать возражение, но она поспешно продолжила: – Да, да, он устал от меня! Сейчас это уже не имеет значения… Да, наши пути, увы, разошлись.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, – сразу ответила она, – что не собираюсь оставаться в Стайлзе.
– Разве вы с Джоном не намерены жить здесь?
– Джон, видимо, намерен, а я – нет.
– Так вы хотите оставить его?
– Да.
– Но почему?
Молчаливая пауза затянулась.
– Возможно, потому, – наконец медленно с запинкой произнесла Мэри, – что мне нужна… свобода!
Пока она говорила, перед моим мысленным взором вдруг промелькнули картины бескрайних лугов, девственных лесов и неведомых диких стран, и я осознал, к какой свободе стремится душа Мэри Кавендиш. В тот момент, вероятно, мне открылась истинная натура этого гордого необузданного создания, вольной птицы, залетевшей в клетку в холмах Эссекса.
– Вы не представляете, – тихо всхлипнув, сказала она, – не можете представить, какой тюрьмой стала для меня эта усадьба!
– Нет, я понимаю вас, – тихо ответил я, – но… но не советую вам принимать безрассудных решений.
– О, конечно, порочная безрассудность! – Она с явной насмешкой восприняла мой благоразумный совет.
– А вы знаете, что арестовали доктора Бауэрштайна? – вдруг ляпнул я и уже через мгновение пожалел о сказанном, подумав, что лучше бы я помолчал, прикусив язык.
Маска безличной холодности мгновенно стерла с ее лица всю живость.
– Сегодня утром Джон любезно сообщил мне эту новость.
– И что же вы думаете? – вяло спросил я.
– О чем?
– О его аресте?
– А что я могу думать? Очевидно, он – немецкий шпион, как и говорил Джону наш садовник.
Лицо и голос Мэри лишились малейших оттенков выразительности. Неужели ее совершенно не волновала его судьба?
Отступив на пару шагов, она коснулась одной из цветочных ваз.
– Букеты завяли. Надо срезать новых цветов. Вы не могли бы пропустить меня, мистер Гастингс? Благодарю вас.
Холодно кивнув мне на прощание, она прошла к балконным дверям и удалилась в сад.
Нет, ее наверняка не волнует судьба Бауэрштайна. Никто не способен сыграть свою роль с таким ледяным безразличием.
На следующее утро Пуаро не появился в усадьбе, исчезли и все ищейки из Скотленд-Ярда.
К обеду, однако, обнаружилась новая улика… или, вернее, подтвердилось отсутствие новой улики.
Мы давно безуспешно искали следы четвертого письма, написанного миссис Инглторп вечером перед смертью. Все наши усилия оказались тщетными, и мы забросили поиски, надеясь, что когда-нибудь загадка письма разрешится сама собой. Так и случилось, благодаря посланию, доставленному в Стайлз со второй дневной почтой. В письме от французского музыкального книгоиздательства подтверждалось получение денежного чека от миссис Инглторп и выражалось сожаление по поводу того, что им пока не удалось найти заказанные ею русские народные песни. Поэтому исчезла последняя надежда разрешения нашего загадочного убийства посредством корреспонденции миссис Инглторп, написанной в тот роковой вечер.
Перед чаем я пошел прогуляться до коттеджа Пуаро, намереваясь сообщить ему о новом разочаровании, но с досадой обнаружил, что его опять нет дома.
– Неужели он снова укатил в Лондон?
– О, нет, месье, он всего лишь поехал на поезде в Тэдминстер. Заявил, что ему надо повидать одну молодую леди из аптеки.
– Вот глупый осел! – в сердцах воскликнул я. – Я же говорил ему, что по средам у нее выходной!.. Ладно, не могли бы передать ему, чтобы он зашел к нам в усадьбу завтра утром?
– Непременно передам, месье.
Однако Пуаро не появился и на следующий день. Я начал злиться. Право, он обходился с нами с редкостной бесцеремонностью!
После ланча Лоуренс отвел меня в сторонку и спросил, не собираюсь ли я навестить нашего бельгийского детектива.
– Нет, не думаю, что это уместно, – вяло ответил я, – он сам зайдет сюда, если пожелает нас видеть.
Лоуренс издал восклицание, выражающее сомнение. Он заметно нервничал, чем возбудил мое любопытство.
– Может, что-то случилось? – спросил я. – Я мог бы зайти к нему, если появились особые новости.
– Да так, ничего особо важного, хотя… в общем, если все же пойдете, то скажите ему, – он понизил голос до шепота, – что, по-моему, я нашел лишнюю кофейную чашку!
Я уже почти и думать забыл о том таинственном поручении Пуаро, но теперь мой интерес оживился.
Поскольку больше Лоуренс ничего не мог объяснить, я решил смирить свою гордость и вновь зайти в Листуэйз к Пуаро.
На сей раз меня встретили уже с улыбкой. Месье Пуаро оказался дома. Хочу ли я подняться в его номер? Разумеется, я поднялся к нему.
Пуаро сидел за столом, обхватив голову руками. Заметив меня, он поднялся со стула.
– Что с вами? – заботливо спросил я. – Надеюсь, вы не заболели?
– Нет, нет, не заболел. Но я озабочен решением крайне важного вопроса.
– Удастся ли вам уличить нашего преступника? – иронично предположил я.
Но, к моему изумлению, Пуаро кивнул мне с самым серьезным видом.
– «Сказать иль не сказать, – как говорил ваш великий Шекспир, – вот в чем вопрос…»
Я не стал утомлять себя исправлением цитаты.
– Бросьте шутить, Пуаро!
– Я серьезен как никогда. Поскольку на волоске висят важнейшие человеческие ценности.
– О чем вы говорите?
– О женском счастье, mon ami, – печально произнес он.
Я растерялся, не зная, что и сказать.
– Настал решающий момент, – озабоченно продолжил Пуаро, – а я не знаю, как поступить. Поскольку, видите ли, на кону в затеянной мной игре весьма крупные ставки. И никто, кроме меня, Эркюля Пуаро, – он с гордостью похлопал себя по груди, – не в силах довести ее до успешного конца!
Несколько минут почтительно помолчав, дабы не умалить эффект его величественной озабоченности, я передал ему сообщение Лоуренса.
– Ага, – радостно вскричал он, – значит, он отыскал лишнюю кофейную чашку! Молодец. А он умнее, чем кажется, этот ваш унылый месье Лоуренс.
Я не думал, что Лоуренс отличается высокими умственными способностями, но предпочел не возражать Пуаро, а мягко попенял ему на забывчивость, напомнив, что по средам у Синтии выходной, и если бы он слушал меня внимательнее, то ему не пришлось бы вчера зря ездить в Тэдминстер.
– Вы правы. Дырявая у меня голова. Однако мне повезло, и другая молодая особа проявила ко мне истинное милосердие. Видя мое огорчение, она самым любезным образом показала мне все, что я хотел увидеть.