Страница 5 из 147
— Реквием не любит Эвангелину, — сказала я.
— Да, он любит тебя.
— Я не хотела, чтобы он влюблялся в меня, — вздохнула я.
— И я не хотел, чтобы ты приобрела силу моего ardeur-а, моего огня вожделения, и стала живым суккубом для моего инкуба, но дело сделано. Мы те, кто мы есть, и теперь тебе известно о силе, которой обладаешь во время секса, пока кормишь ardeur.
— Реквием — Мастер вампиров, Жан-Клод и разорвал первую случайную связь.
— Я верю, что его любовь к тебе, ma petite, не из-за ardeur-а, а из-за него самого и из-за тебя. Любовь относиться не только к объекту любви, зачастую она говорит больше о нас самих, чем о тех, кого мы любим.
— И что это вообще значит? — не поняла я.
— Это значит, что Реквиему нужно кого-то любить. Он всегда был безнадежным романтиком, а что может быть безнадежнее, чем любить кого-то, кто уже любит других?
— Говоришь так, будто ему нужна терапия.
— Не помешало бы, — согласился он.
Я вздохнула.
— Думаешь, он обратиться к специалисту?
— Если мы прикажем ему, обратиться.
— Мы можем приказать ему записаться на прием и с кем-то поговорить, но не заставить его открыться. Чтобы все сработало, ты должен быть готовым работать на своих условиях. Ты должен быть готов принять горькую правду и бороться, чтобы стать лучше. Это требует мужества и силы воли.
— У него есть мужество, но не думаю, что он готов излечиться от этой любовной привязанности.
— Он заботится обо мне больше, чем о себе, с этим я помочь не могу.
— Согласен, не можешь.
— И так, вернемся к нашему кризису, — напомнила я.
— С тебя уже хватит на эту тему, я понял.
— Ага, — согласилась я, мне и правда эта тема осточертела уже, но… — По одной проблеме в день, идет?
— Как скажешь, — согласился он.
— Я сама от этого не в восторге, Жан-Клод. Я вообще не знала, встречусь ли когда-нибудь с семьей Мики, и уж точно не при таких обстоятельствах.
— Нет, разумеется, нет, ma petite. Самолет в вашем распоряжении. Осталось только подобрать телохранителей для вашего сопровождения.
— Каков минимум? — спросила я.
— Шестеро.
— Двое на каждого, — сказала я.
— Oui.
— Ты не мог бы заняться организацией самолета, пока я занимаюсь охраной? — спросила я.
— Конечно, и я бы предложил, чтобы большинство из охранников были твоими любовниками. Тебе нужно будет кормить ardeur, а горе Мики может снизить его интерес к этим делам.
Я кивнула, будто он мог меня видеть и добавила:
— Согласна.
— Я жалею, что не могу привести тебя домой и познакомить со своими родными, потому что они давно уже умерли, но такие моменты, как этот напоминают мне, что есть вещи похуже, чем давным-давно потерянная семья.
— Ага, терять их здесь и сейчас полный отстой.
— Ах, ma petite, ты за словом в карман не лезешь, — хмыкнул он.
— Я сейчас на тебя хмурюсь, чтоб ты знал.
— Но не со зла же, — парировал он.
Я улыбнулась:
— Да, так и есть.
— Je t’aime, ma petite.
— И я тебя, Мастер.
— Обычно ты говоришь это с насмешкой и закатыванием глаз. Ты никогда, никогда не говоришь этого всерьез.
— Ты действительно хотел бы, чтобы я говорила это всерьез?
— Нет, — ответил он. — Я хочу равноправных партнеров, а не рабов или слуг. И понял, что именно поэтому и выбрал тебя и Ричарда. Я знал, что вы будете сопротивляться, желая остаться свободными, остаться собой.
— А известно ли тебе теперь, насколько тяжело нам далось это сопротивление?
Он рассмеялся, и этот смех дрожью прошелся по моему телу, заставляя меня закрыть глаза и затрепетать прямо за столом.
— Прекрати, — выдохнула я.
— Ты и вправду хочешь, чтобы я никогда больше так не делал?
Дыхание вернулось ко мне дрожащим вдохом.
— Нет, — ответила я. — Я позвоню Фредо и спрошу, кого он сможет выделить в охрану с подобающими навыками.
— Я доверяю тебе и нашему старшему из веркрыс проработать эти детали.
— Спасибо. Было время, когда ты стал бы настаивать отобрать их лично.
— То было время, когда тебя привлекали мужчины послабее, но теперь это не так.
— Припоминаю, в те времена меня привлекал именно ты, — подколола я.
— Ты сделала меня лучше, Анита Блейк, как и всех мужчин и женщин, что сейчас в твоей жизни.
— Даже не знаю, что на это сказать. Такое чувство, будто я должна извиниться.
— У некоторых лидеров это в натуре, выявлять в окружающих их лучшие качества.
— Эй, это не я во главе этого маленького метафизического автобуса, а ты, помнишь?
— Я политический лидер, но в чрезвычайных ситуациях большинство наших людей последуют твоим приказам, а не моим.
— Не правда, — возразила я.
— Во время битвы, последуют.
— О’кей, что касается насилия, то да, пожалуй, я в этом не так уж неплоха. Ты же намного лучше разбираешься в политике и всяких вечеринках.
— У тебя тоже случались успехи на политической сцене.
— И лишь немногие из Арлекина лучше, чем ты, с рапирой.
Вообще-то, я была даже немного поражена тем, насколько он оказался хорош со своим выбранным им оружием. Как оказалось, он был известным дуэлянтом в свое время, пока был человеком и молодым вампиром. Только работа с клинком, как он тогда объяснил, и позволила ему выжить; Мастера день за днем бросали ему вызовы, и он выбирал свое оружие, и убивал их. Я вообще не знала об этом, пока он не начал заниматься в новом спортзале, где мы с охранниками смогли это видеть.
— Ты льстишь моему эго, ma petite?
— Я серьезно.
Он засмеялся, и на этот раз это был просто смех.
— Мне это ни к чему. Я — король, а ты — моя королева и генерал по совместительству. Тот, кто стоит на передовой и так будет всегда. Ты знаешь сильные и слабые стороны наших охранников лучше меня, потому что вы тренируетесь и работаете вместе. Ты заставляешь меня чувствовать себя из-за этого довольно неловко, а некоторых старших вампиров это вынуждает больше времени посвящать тренировкам.
— Большинство вампиров не могут увеличить мышечную массу: тело с момента смерти остается неизменным.
— Но я могу, и мои вампиры тоже.
— Один из вампиров-мятежников сказал: это потому, что ты отобрал силу у них.
— Это помогает мне стать сильнее, oui, но я считаю, что это скорее из-за того, что моя связь с нашими оборотнями более интимная. Я принимаю их теплую силу более на равных, нежели как хозяин от раба, в отличие от большинства старых Мастеров.
— Верно, все они рассматривали оборотней, как домашних животных и собственность.
— Это — один из спорных моментов при общении с некоторыми из старших вампиров.
— Да, они могут просто не смириться с этим; верживотние стекаются к нам из-за более равных позиционных прав.
— Невозможно сделать всех счастливыми, так что, в конце концов, мы делаем счастливыми себя и все возможное для других. Я не хочу рабов в своем королевстве.
— Согласна, — сказала я.
— Я должен повесить трубку, чтобы подготовить для вас самолет, — сказал он.
— Да, конечно.
— Ты медлишь. Почему?
На минуту мне пришлось задуматься, а затем я дала ему честный ответ, который прежде даже под страхом смерти не произнесла бы вслух:
— Не знаю, будет ли у меня возможность снова поговорить с тобой, и я буду по тебе скучать.
— Это делает меня счастливее, чем я могу высказать, любовь моя. Ты очень удивила и порадовала меня.
— Я не так часто говорю это, как следовало бы, Жан-Клод — я люблю тебя. Люблю смотреть на твое лицо за столом напротив, когда мы едим, и наблюдать, как увлеченно ты следишь за игрой Синрика на футболе, и видеть, как ты читаешь перед сном Мэтью сказки, когда он остается у нас, и еще тысячи удивительных вещей, и все это — ты, за это и люблю тебя.
— Ты заставляешь меня прослезиться.
— Один мудрый друг сказал мне, что плакать — это нормально; иногда ты настолько счастлив, что счастье выплескивается у тебя из глаз.