Страница 143 из 183
Девушке очень хотелось сразу же вернуться назад, туда, на насыпь.
— Пускай! — решил обходчик за всех. — Тогда через часок на полустанок побежит… — Он повертел головой, чтоб растянуть веревку вокруг шеи. — И народ будто бы оповестит… Рты же, рты позатыкайте тряпьем… вон там, в углу…
Через минуту Стах, Золотарь и Пиркес были уже во дворе. Варька придержала Серка, и, сгибаясь под тяжестью снаряжения и бомб, они кинулись вверх, на насыпь. Варька тут же их нагнала.
— Давайте я понесу! — Она взяла у Пиркеса ключи, и они побежали вчетвером.
Слева с насыпи виден был весь полустанок. Красные и зеленые точки семафоров, освещенные окна Поста, четыре желтоватых перронных фонаря. Высокий фонарь возле блока то вспыхивал, то пригасал. Он мигал три раза кряду, потом спокойно светился некоторое время и снова трижды мигал. Так и было договорено с агентом на Посту: как только со станции будет повестка, что немецкий маршрут пущен на главную, он начнет по три раза кряду мигать фонарем у Поста.
Стах бросил быстрый взгляд и вправо. Ничего. Там черным занавесом стояла ночь — черное небо, черная насыпь, черный лес. Лишь кое-где под звездами тускло поблескивали рельсы. Две пары рельс — туда, в черную ночь, на запад, на Волочисск, к австро-венгерской границе, в Германию. Туда, как в черную пасть, проваливались все маршруты — с хлебом, с сахаром, со скотом, со всяким добром народным.
— Здесь! — прошептал Золотарь. — Вот и стык. — Он осторожно положил на землю мешок с бомбами и схватил с плеча у Пиркеса кайло и лом.
Втроем склонились они над стыком. Каждый слышал биение своего и еще двух сердец. Ночь была душная, но хлопцев слегка знобило. Варька предложила принести фонарь и посветить, но Стах на нее только цыкнул.
Отвинтить гайки надо было на одном стыке. Затем выбить несколько костылей, приподнять и отвести рельс в сторону, хотя бы на два вершка. Два ключа звякнули о гайки. Золотарь схватил кайло и начал выбивать костыли. В тишину ночи звуки падали, как взрывы, — казалось, их слышно на версту вокруг. Пот катился градом, металл не поддавался, твердый и несокрушимый. Варька подняла лом и стала бить по шпале возле костыля, раскалывая пахучую сосну. Правильная мысль — теперь костыли можно было сворачивать набок. Золотарь тоже взялся за лом. Первая гайка цокнула и покатилась. Надо спешить. Пятнадцать — двадцать минут, и маршрут будет на полустанке. Еще три минуты, и он здесь.
— Петарды! — прошептал Стах. — Мы их положим метров на сто выше… Какая тут скорость, на этом спуске?
Ответила Варька:
После полустанка он набирает уже до тридцати верст.
— Значит, он полетит прямо под откос!.. Беги, закладывай петарды.
Кондукторская бригада в поезде была немецкая, но паровоз вели машинист, помощник и кочегар из депо: старик Парчевский, Волков, Дзюбенко. Когда взорвется петарда, они должны соскочить с паровоза — так условлено заранее.
Пиркес кинулся налево — только смутно маячил его сереющий в ночи силуэт. Потом силуэт исчез. Стах кряхтел над гайками. Золотарь расшатывал и выворачивал костыли. Варька долбила и раскалывала шпалы — к счастью, они совсем сгнили.
— Гляди! — шептал Золотарь Варьке. — Как кончим, сразу же беги в лес. А то как поймают…
— …так поведут к венцу, к тому, что в доме с решеткой, святому отцу, — подхватил Стах, трудясь над гайкой.
Варька хихикнула. Еще одна гайка звякнула и покатилась. Варька хихикала, ей было смешно, а зубы стучали. Она расколола уже три шпалы. В большой палец правой ноги она загнала занозу, но молчала, только время от времени придавливала палец левой ступней, чтобы не так жгло.
Покончив с гайками, Стах бросил ключ и, схватив кайло, побежал к Золотарю. Тот возился у шестого костыля.
— Только и всего? — даже рассердился Стах. — Создал тебя господь и нос высморкал! — Он ударил по седьмому. И сразу же бросил кайло и схватил лом. Как и Варька, он стал долбить гнилую шпалу под костылем. — Ковыряется, как наседка с цыплятами!..
Вдруг совсем рядом, за лесом, неожиданно и протяжно закричал паровоз. И сразу эхо перекатило крик через головы и ударило в известковые склоны за насыпью. Поезд проходил мимо последней будки перед полустанком. Через две минуты он будет уже на полустанке. Сквозь лесную чащу мелкой дробью пробился быстрый и ритмичный перестук колес. Он приближался, стремительный и гулкий. Паровоз вторично кинул в черную духоту ночи долгий, вибрирующий свист. Это был Щ.
Пиркес вынырнул из темноты — дыханье вырывалось из горла со свистом, он держался рукой за грудь.
— Подходит… Одиннадцать! — подсчитал он пустые гнезда от костылей. — Господи, мало! Не успеем… — Поезд вынырнул из-за поворота перед полустанком и громко зашипел: машинист выпустил пар. — Не успеем больше. Давайте попробуем приподнять… — Он схватил лом.
Выскочил двенадцатый костыль. Стах и Золотарь, схватив ломы, подбежали к освобожденному у стыка концу.
— Разом! Ну!
Подсунув ломы, они попытались приподнять рельс. Но он не тронулся с места.
Варька кайлом зацепила за конец рельса. Вчетвером они нажали еще раз. Рельс лежал недвижимо.
Поезд стоял на полустанке, устало пыхтел паровоз, в ночной тишине долетал даже переклик двух голосов — очевидно, кондукторов.
— Еще! — бросил лом Золотарь. — Еще несколько костылей выбить надо! — Стах, Пиркес и Варька побежали за ним.
Они с остервенением накинулись на шпалы. Ломы вздымались в воздух и, удар за ударом, падали в гнилую плоть дерева у костылей, опережая друг друга. Щепки взлетали высоко вверх, били в лицо. Они раскололи еще шесть шпал за каких-нибудь две минуты. Потом отогнули костыли. И сразу же побежали к концу рельса, к стыку.
На этот раз их усилия увенчались успехом. Под нажимом ломов и кайла рельс дрогнул и как будто отошел немного вбок. Стах сунул в место стыка конец лома — лом провалился и застрял.
— Еще! Ну-ка, разом! — почти закричал он.
Они напрягли все силы в долгом, казалось, бесконечном усилии и словно поплыли вместе с рельсом сами — рельс ощутимо отошел в сторону, должно быть, на целый вершок, а может, и на два. Во всяком случае, теперь колесо паровоза не могло уже на него попасть — оно пойдет вбок, на шпалу. Паровоз на полустанке крикнул коротко и пронзительно, эхо вслед перекатило через насыпь свисток кондуктора, из трубы несколько раз часто и громко пыхнуло клубами дыма, и сразу же зачахкали поршни. Поезд тронулся.
— Бери бомбы! С насыпи прочь! — закричал Золотарь уже в полный голос. Стах бежал с бомбами, крепко прижав мешок к груди, чтобы они не болтались.
Теперь ничего не было слышно за стуком колес — поезд со скоростью тридцати верст катился с уклона и уже поравнялся с будкой.
— Петарды! — успел еще крикнуть Стах. И в эту самую секунду несколько сухих выстрелов слились в один.
В следующую минуту сразу обрушилось столько звуков, столько разных звуков, что они, казалось, сшиблись, сокрушая друг друга и глуша. Сперва это был скрежет металла и треск ломающегося дерева, но его покрыл сильный и короткий металлический звон, и в тот же миг вырвалось мощное, бешеное шипение — свист пара из всех клапанов. Затем долгий, бесконечный лязг буферов — от головы поезда до самого хвоста — закончил все. Только пар свистел еще где-то впереди, да страшно в абсолютной тишине кричал человеческий голос — страшно и громко, словно в пустоте.
Золотарь наклонился над мешком и взмахнул бомбой над головой.
— А люди? — услышал он голос Варьки.
— Немцы! — крикнул он. — Оккупанты! — швырнул он бомбу. — Враги!
Короткая, грозная вспышка, и громкий взрыв разорвал и тишину, и черную ночь.
Стах тоже размахнулся, и секундой позже раздался второй взрыв. Огненный язык вырвал из ночной тьмы контур накренившегося паровоза и два красных вагона друг на друге: PZnD, — обозначено было на каждом из них, — Prowiantung nach Deutschland. Золотарь размахнулся в третий раз, и сразу же Стах бросил еще две. В это время и Пиркес уже размахнулся и кинул. Но его бомба упала шагах в двадцати. Взрыв ее вихрем швырнул воздух и землю всем прямо в лицо. Золотарь почувствовал, что лоб ему заливает чем-то горячим. Он провел рукой по лбу и протер глаза. Лоб засаднило: его ранило осколком бомбы в голову.