Страница 8 из 77
– Куда, дурак? Убьют! – выкрикнул вслед старший, делая попытку поймать слишком прыткого за полу кожаной куртки.
Рыжий сделал пяток шагов прежде, чем предостережение достигло разума. Остановился, дернулся было назад, потом опять к Харрану, но, увидев приближающихся безжалостных убийц, растерялся и замер на полусогнутых ногах, не пытаясь даже поднять лук.
Вздыбивший коня над упавшим охотником сид с довольным видом вогнал дротик во вторую ногу. Самому ему это стоило жизни. Пущенная стариком стрела ударила перворожденного в юное лицо, вырвав из седла.
В ответ прилетели сразу три дрота. Один низко загудел, дрожа в вязкой древесине бревна не далее пяди от головы старика. Два других ударили младшего охотника в грудь и плечо. Тот упал на колени, выплевывая пузыри крови. Распахнутые голубые глаза, казалось, вопрошали: «За что?»
Харран корчился, грызя в бессильной ярости сухую траву, и пытался подтянуться на руках поближе к крыльцу. Без толку – стальной каленый наконечник намертво пригвоздил его к земле.
Старик, окидывая полубезумным взглядом приближающихся нелюдей, снова натянул лук.
– Назад, желторотые!
Сид с суровым морщинистым лицом осадил коня у округлой копны свежескошенного сена. Привычным движением поправил длинный хвост снежно-белых волос. Серый в яблоках жеребец играл мундштуком и рвался вперед, сильные пальцы, затянутые в перчатки тонкой кожи, сдерживали его порыв без малейших усилий.
– Кому сказал?! Назад!
Ворвавшиеся с разных концов во двор перворожденные неохотно сдержали бег скакунов, разворачивая их таким образом, чтобы уйти за пределы досягаемости охотничьего лука.
– За коней прячьтесь! – продолжал командовать белоголовый.
Но старик-траппер не глядел на них. Его взгляд встретился со светло-зелеными глазами сидки в вороненой броне и кольчужном койфе, обрамлявшем миловидные черты искаженного ненавистью лица. Она гарцевала позади изгороди на прижимающем уши и скалящемся скакуне. В правой руке остроухая сжимала изящный самострел. Приклад почти соприкоснулся с плечом. Жало стрелы смотрело человеку в лицо.
Охотник понял, с кем столкнула его прихотливая девка – Судьбина. Узнал сидку, слухами о жестокости которой и творимых повсюду зверствах полнились земли по правому и по левому берегам двух великих рек – Ауд Мора и Аен Махи. Фиал Мак Кехта, чьим именем пугали матери непослушных детей в трех северных королевствах. Фиал Мак Кехта, приходящая в кошмарах командирам пограничных фортов Трегетрена и Ард’э’Клуэна. И иногда приходящая наяву, когда явь становилась страшнее самого ужасного кошмара. Супруга ярла Мак Кехты, погибшего на стенах сожженного замка. Бешеная сидка. Беспощадная. Неугомонившаяся. Она поклялась искоренить не только сам род человеческий, но даже и воспоминание о нем. Вернуть времена до Войны Утраты.
Охотник не колебался ни мгновения, беря прицел, упреждение и поправку на ветер.
– На! Получай, сука!..
Пухлые губы, которым скорее пристало петь баллады под неспешное бренчание скальдовой лиры, чем выкрикивать боевые команды, не замедлили с ответом:
– Марух, салэх! Сдохни, мразь!
Две стрелы – одна длинная, вырезанная из доброго орешника, крашенная соком брусники на удачу, другая короткая, граненная искусным кузнецом перворожденным, – вылетели одновременно.
Стрела охотника скользнула сиде по виску, прокладывая вскипевшую кровью борозду, рванула прочь с головы койф и вязаный подшлемник.
– Феанни! – Белоголовый сид заставил своего коня в два прыжка преодолеть расстояние, отделяющее его от Мак Кехты.
Она не ответила, неотрывно следя за медленно заваливающимся в распахнутый дверной проем стариком. Толстый черенок бельта едва виднелся из складок одежды ровнехонько посреди груди.
– Баас салэх. – Жестокости улыбки ее позавидовал бы лютый стрыгай. – Смерть мрази.
– Феанни! – Подскакавший подхватил поводья коня Мак Кехты и рванул его в сторону. – Кровь течет! Перевяжи...
– Оставь, Этлен, – устало отмахнулась сида. – Я уже давно не ребенок. Командуй лучше...
Дверь за убитым стариком захлопнулась. Узкие окна настороженно глядели во двор, за каждым дрожал изготовленный лук. На подворье продолжал корчиться от ужаса и боли Харран. В двух шагах от него замер убитый сид. Совсем еще мальчишка по меркам перворожденных.
Этлен все же оттащил свою повелительницу за пределы досягаемости охотничьих стрел. Протянул платок.
– Уйми кровь, феанни. Для меня ты всегда останешься маленькой девочкой, если будешь лезть очертя голову туда, где прекрасно могут обойтись и без твоего самострела.
– Не все ль равно, Этлен?
– Не все равно, – отрезал воин. – Я здесь для того, чтобы с тобой ничего не случилось. Я был щитом твоего ярла, а прежде того – его отца. Если с тобой что-то случится, мне останется лишь одно – упасть на меч.
Фиал уж открыла рот для резкой отповеди, но слова, готовые сорваться с уст, замерли сами собой. Сколько раз этот суровый, обычно немногословный боец спасал ее жизнь? Прикрывал собой, отводил вонявшую конским потом и немытыми звериными телами салэх смерть. И не требовал никакой иной награды, кроме права в очередной сшибке опять подставить седую голову под падающий на ее шею клинок.
Мак Кехта прижала тонкий, вышитый птицами и цветами платок к виску. Зашипела сквозь зубы. Неглубокая рана, скорее царапина, саднила немилосердно.
– Достань мне этого подранка, Этлен.
На самом деле она хотела сказать другое, но гордость родовитой перворожденной взяла свое.
– Хорошо, – просто отозвался телохранитель.
Постепенно к ним подтянулись остальные бойцы отряда. Еще совсем недавно их было семнадцать. Теперь меньше на одного. И еще двое ранены.
Этлен скептически оглядел юношей, сноровисто разжигающих подсушенное сено. Если бы у него было время. Лет эдак десять—пятнадцать. Какой отряд непобедимых воинов из них вышел бы! Но времени у него не было. Как не было времени и у этих мальчишек, в большинстве своем родовитых, без запинки перечисляющих все поколения предков от даты высадки грифоноголовых кораблей на закатном побережье и до начала последней войны.
– Дубтах! Лойг!
Братья-близнецы – младшие сыновья ярла Мак Снахты с северных отрогов – дружно повернулись к нему. Что привело их в кровавую круговерть войны с немытыми салэх далеко на юг? Этлен усмехнулся, прикрывая обветренные губы перчаткой, словно невзначай прятал зевок. Ни для кого не секрет, что каждый из бойцов отряда Мак Кехты втайне был влюблен в нее. В героиню, воительницу, знамя борьбы с ненавистными животными. И каждый из них скорее пошел бы под пытки и на костер, чем признался перед сотоварищами в своем чувстве. Старый, умудренный веками прожитой жизни воин жалел их. Уж он-то знал, кому принадлежит навеки сердце его феанни.
– Подойдите сюда. – Этлен кивнул близнецам в сторонку – плотный дым от весело трещащей копны немилосердно ел глаза. – Держите веревку. По моей команде – тянуть.
Дубтах попробовал разорвать сунутый ему в руки тонкий блестящий шнур и с одобрением покачал головой. Замок его отца славился на весь Облачный кряж искусниками-веревочниками и поставлял ловчую снасть ко дворам ближних и дальних ярлов с незапамятных времен.
Этлен просто взял привязанный к другому концу веревки зазубренный крюк и мягкими шагами, едва заметно прихрамывая, пошел к срубу. На середине пути правая рука потянулась за плечо, плавно извлекая меч.
Фиал украдкой, из-под прижатого к виску платка, а юнцы – не скрываясь, наблюдали за ним.
Сид шел тем же путем, каким совсем еще недавно бежал Харран. Равнодушно перешагнул тело охотника, первым нашедшего встречу со смертоносной сталью. До крыльца оставалось шагов сорок. До раненого человека – не больше двадцати.
В глубине дома, скрываясь за темными щелями окон, разом хлопнули, загудев, две тетивы. Этлен крутанулся на месте, расплываясь смазанной тенью. Одна стрела, теряя на излете силу, скользнула к лесной опушке. Вторая, разрубленная на две половинки, глухо стукнулась о дубовую колоду, установленную для водопоя скота у колодца.