Страница 38 из 38
— Ты дороги не знаешь.
В глазах девчонки синие бесенята, на пухлых губах насмешливая улыбка.
— Хорошо, я пойду в посёлок своей дорогой, а ты — своей, и посмотрим, кто быстрее придёт!
Повернулась и, тоненькая, с пышным пуком волос на спине, в зелёных шортах быстро пошла меж сосновых стволов. Молодые бледно-зелёные ёлки хлестали её по длинным ногам, цеплялись за розовую кофточку, но она, не обращая внимания, шагала вперёд. И вся её стройная фигурка выражала непреклонную решимость.
Роман смотрел ей вслед и улыбался. Ему тоже почему-то стало весело. Размахнувшись, шлёпнул пустой брезентовой сумкой по гладкому сосновому стволу, затем подкинул её вверх, поймал и, запихав в оттопырившийся карман, звонко крикнул на весь лес:
— Зачем нам идти разными дорогами? Пошли вместе! Слышишь, Майя?
Её имя впервые сорвалось с его губ. Округлое такое, солнечное имя.
— Майя… — негромко повторил он, вслушиваясь в звук собственного голоса. И ещё раз, чуть громче: — Майя-я!
Отбросив спустившиеся на глаза волосы, вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Послушал, как ответило эхо, и припустил по хрустящему мху вслед за девочкой с весенним именем Майя.
Из чащобы бесшумно вышел небольшой бурый медведь с блестящим ошейником и, поднявшись на дыбы, потянул носом воздух. Увидев его, с пня стремительно взлетела сорока. И хотя горло её распирал тревожный крик, она молчала. В чёрном клюве сорока держала белый сухарь. Медведь опустился на все четыре лапы и подошёл к пню. Долго обнюхивал разложенное угощение, потом уселся у пня, как перед столом, и принялся за еду. Сначала он проглотил вместе со шкуркой кусок сала, схрумкал белые сухари, затем принялся за конфеты. Ловко очищал их от бумажек и одну за другой запихивал в пасть. В последнюю очередь взял в лапу баночку и тщательно вылизал весь мёд. Когда шершавый язык зацарапал по дну, с сожалением заглянул в чистую баночку и отбросил прочь. Приподнявшись, понюхал размазанную на пне мазь, осторожно лизнул и, сморщив нос от отвращения, заплевался, зафыркал.
С нижней ветки большой ели за медведем наблюдали две синицы. Тихонько щебеча, будто переговариваясь между собой, они в нетерпении взмахивали хвостами, приседали, крутили головками.
Медведь медленно поднялся на задние лапы, обхватил шершавую ель, но не полез на неё. Распрямив крепкие чёрные когти, несколько раз скребнул ими по жёсткой коре. Вниз с шорохом посыпалась коричневая труха. Внезапно что-то вспомнив, медведь насторожился, негромко зарычал и, изогнув могучую шею, принялся зализывать чистую розоватую рану на плече.
Ещё некоторое время неподвижно стоял под елью и, втягивая ноздрями воздух, смотрел в ту сторону, куда ушли Роман и Майя. Тяжело вздохнул, совсем как человек, и пошёл в глухую, с буреломами и завалами чащу. Туда, откуда пришёл. И могучая поступь его была неторопливой, исполненной собственного достоинства. Так ходит лишь хозяин леса.
Две синицы разом спорхнули с ели на пень и, вертясь и пританцовывая, стали склёвывать крошки, оставшиеся после завтрака хозяина леса.