Гость из леса

— Может быть, и полечу, — сказал Роман.

Посёлок остался позади, и они вступили в сосновый бор.

В руках девочки продуктовая сумка, из которой торчала небольшая птичья голова с кривым хищным клювом. Голова вертелась, с интересом глядя по сторонам.

— Я здесь её выпущу, — сказала Майя и, остановившись, распахнула сумку, но птица и не подумала улетать. Она сидела в сумке и доверчиво смотрела круглыми глазами на девочку, будто спрашивая: что всё это значит?

— Лети, глупая, — встряхнула сумку Майя, но птица даже не пошевелилась. Тогда девочка вытащила её из сумки и, потеревшись щекой о нежные разноцветные перья, подбросила вверх. Птица распахнула пёстрые крылья, взмыла над кустами и, описав большой круг, с жалобным криком опустилась девочке на плечо.

Роман, наблюдавший за этой картиной, усмехнулся:

— Не хочет на волю… Видно, понравились ей твои зелёные кузнечики.

Пустельга почистила когтистой лапой клюв, вытянула шею и осторожно склюнула с головы девочки запутавшуюся в волосах маленькую гусеницу. Майя скосила на неё большой светлый глаз и улыбнулась:

— Ну и пусть сидит на плече, пока не надоест.

Они пошли дальше. А вот и лисья поляна! Минут двадцать, затаившись в кустах, ждали они лисят, но те так и не вышли из норы. Может, они уже тут не живут? Выросли и нашли себе новые квартиры в лесу?

Миновали старую расчищенную вырубку. Осенью приведёт сюда свою команду Роман, и они посадят молодые саженцы сибирской сосны и кедра. А сейчас здесь тихо. Над пнями, окружёнными осыпавшейся корой, летают стрекозы, в траве звенят кузнечики. Меж пней поднялась высокая трава, покачиваются красно-ржавые стебли конского щавеля. Пустельга на плече забеспокоилась, завертела головой и, задев девочку жёстким крылом, взлетела. Со свистом рассекая воздух, поднялась выше деревьев и пропала, будто растворилась в солнечном луче.

Майя проводила её взглядом и вздохнула:

— Я понимаю, что ей на свободе лучше, а всё равно жалко расставаться. — Она потёрла плечо и улыбнулась. — Ну вот, оставила мне на память синяк…

— Мне тоже Тришка сделал отметину, — сказал Роман. — Помнишь, как он лапой меня двинул?

— И всё-таки ты его усмирил.

— Честно говоря, я подумал, что Гектору капут, — вспомнил Роман.

— Этот маленький чертёнок ничего не боится, а вот к пустельге и близко не подходил. Один раз сунулся в клетку, так она его как клюнет в нос! Вот завизжал! С тех пор обходил клетку стороной.

— Всё равно храбрый пёс, — сказал Роман. — Ни одна собака в одиночку не решится броситься на медведя. А Гектор кидается, как тигр!

— Когда-нибудь он за это поплатится.

Майя шагала вслед за Романом и поглядывала вверх: всё ещё не верилось, что пустельга улетела насовсем. Впрочем, клетка не будет пустой: вчера дедушка принёс из леса выпавшего из гнезда большеголового грязного сорочонка. Майя никогда бы не подумала, что из этого уродца вырастет чёрно-белая красавица сорока.

Роман шагал впереди. Чёрные волосы завивались на шее в тугие колечки. Через плечо сумка с угощением для Тришки. Спокойно и хорошо в лесу с Романом. Не то что одной. С тех пор как она по-настоящему заблудилась в лесу, Майя не решалась далеко уходить от посёлка. Лес может быть солнечным и добрым, но бывает и пугающе мрачным, тревожным, полным опасностей… Надо родиться в лесу, как Роман, чтобы в любое время чувствовать себя здесь как дома.

А пустельга улетела и больше никогда не вернётся. Что за жизнь у птицы в клетке? Не птица, а какой-то кузнечикопожиратель. Удивительно, что она ещё летать не разучилась…

Роман остановился, и Майя узнала тот самый глухой смешанный лес, куда первый раз привёл её Роман и познакомил с Тришкой. Сюда с трудом сквозь деревья пробиваются солнечные лучи. Даже не лучи, а маленькие жёлтые зайчики разбежались по усыпанной прошлогодними листьями земле. Да и земли здесь не видать, лишь коричневатый мох, с кустиками черники да высокий кудрявый папоротник. И деревья здесь не прямые светлые, а толстые, корявые с отломившимися нижними ветвями. С чёрных сучьев свисали жидкие пряди мха. Рядом с толстыми берёзами, осинами, редкими дубами росли высокие тонкие деревца. Цепляясь ветвями друг за дружку, они тянулись к свету, но огромные деревья загораживали всё небо. И юные деревца чахли, стволы их искривлялись. У некоторых почти все ветви отсохли, лишь у самой вершины сохранился зелёный венчик.

Роман забрался на пень и стал озираться. Видно, что он волнуется: зачем-то пригладил волосы на голове, снял сумку и положил рядом на пень, поднёс руки к губам, но не свистнул. Оглянулся на девочку, стоявшую у толстой сосны, и сказал:

— Помнишь, как он уходил? Даже не оглянулся, а раньше всегда провожал до старой вырубки.

— Должен прийти, — неуверенно произнесла Майя.

Роман свистел несколько минут. Умолкнув, долго прислушивался, но ничто не нарушало обволакивающую тишину глухомани. Стрекотнула низко пролетевшая над вершинами берёз сорока, да где-то неподалёку постукивал дятел. Негромко так, с перерывами.

— Посвисти ещё, — сказала Майя.

— Не придёт он, — помолчав, ответил Роман. Подождал немного и спрыгнул с пня.

Ноги по щиколотку увязли во мху.

— Обиделся на людей Тришка, — сказал Роман.

— Но ведь люди разные бывают. Одни убивают птиц и животных — таких всё меньше — другие, наоборот, всячески помогают им.

— Попробуй объясни это медведю, — невесело усмехнулся Роман. Он ещё несколько раз свистнул, а потом, безнадёжно махнув рукой, уселся на пень. Плечи его опустились, чёрный хохол смешно топорщился на затылке. Грустный и расстроенный, сидел мальчик на пне и смотрел прямо перед собой.

— Не переживай, — сказала Майя. — Надо радоваться, что он не пришёл. Теперь будет осторожным и больше не попадётся на глаза охотнику.

— Он перестал доверять людям.

— И хорошо. Пока есть на земле люди, убивающие животных, звери не должны им доверять.

— Он и мне теперь не доверяет, — с горечью произнёс Роман.

— Помнишь, что говорил Поздняков? Пусть Тришка не появляется возле посёлка, так будет лучше.

— Кому лучше?

— Конечно, Тришке.

— Последний раз бы пришёл, — сказал Роман. — Попрощаться.

— И пустельга не вернулась, — вздохнула Майя.

Роман выгреб из сумки конфеты — их особенно любил Тришка — кусок сала, пластмассовую коробочку с засахаренным мёдом (потихоньку от матери наскрёб в берестяном туеске), несколько больших белых сухарей — и всё это разложил на широком пне.

— Прощай, Тришка! — сказал Роман и поплёлся по едва заметной в густом папоротнике тропинке в обратную сторону.

— Подожди! — спохватилась Майя, шагавшая сзади. — Я совсем забыла!

Достала из своей сумки пузырёк с мазью и, подбежав к пню, поставила рядом с угощением. Сообразив, что медведь не сумеет достать из узкого горлышка лекарство, прутиком наковыряла на краешек пня серой мази и прикрыла берёзовой корой.

Подойдя к ожидавшему её Роману, сказала:

— Это на всякий случай… А вообще-то звери сами себя умеют лечить. Зализывают раны — у них на языке разные лекарства — потом находят в лесу и едят лечебные травы.

— Травы? — думая о своём, равнодушно спросил Роман.

Девочка взглянула на него и улыбнулась, отчего в больших глазах замельтешили синие огоньки. Роман уже давно заметил, что глаза у неё постоянно меняют свой цвет: то светло-серые, то голубые, то, как сейчас небо, густо-синие.

— Покатаемся на мопеде? — сказала она.

— Если Гришка с Виталькой его не расколошматили…

— Починишь! — засмеялась Майя. — У тебя теперь богатый опыт…

Роман удивлённо посмотрел на неё.

— Ты чего это развеселилась?

— А ты и не заметил, что я всегда весёлая? Ах, да ты ведь на девочек внимания не обращаешь…

Роман озадаченно смотрел на неё и хлопал глазами. Ветерок шевелил чёрный хохол на макушке, лоб прорезала неглубокая морщина.

Не зная, что ответить, он пробормотал:

— Ну, чего стоим? Пошли…

— Мне надоело смотреть на спину, — всё так же улыбаясь, сказала Майя. — Я пойду впереди, а ты — за мной.