Случайность - 3 (ЛП)

— Лаура Кэтрин «Кики» Абрамс, – тренер Моррис объявил из трибуны. Толпа разразилась аплодисментами, несколько людей выкрикнули разные возгласы. На полсекунды я подумала, какое будет неловкое молчание, когда произнесут мое имя, но этой мысли не хватило времени задержаться.

— Эрин Истер-Алдермен.

После короткой паузы, что было явно удивлением по поводу имени, которое было названо, зал разразился аплодисментами. Сэм, как и Уэстон, стоял и кричал мне.

— Давай, иди! – сказал Сэм. Джулианна сделала десяток фотографий.

— Воу! Эрин! — Уэстон завопил. — Хорошая работа, малышка!

Я поднялась по лестнице, пожала директору руку, а затем прошла по сцене вдоль. Я пожала своей правой рукой и взяла диплом левой. Стулья были выстроены рядами по направлению к задней части сцены, и я заняла свое место рядом с Кики.

— Шарлен Николь Арнт, – тренер Моррис продолжил.

Толпа разразилась вновь. По одному, имена называли, студенты выходили на сцену, а потом занимали свои места. Когда настала очередь Уэстона, мой маленький возглас был заглушен его футбольной и бейсбольной командой. Он занял свое место позади меня, и снова подался ко мне, чтобы поцеловать меня, на этот раз в щеку.

Когда произнесли все имена, там были еще свободные места в зарезервированном разделе. Мое горло начало сжиматься, и мои глаза начали гореть. Эмоции меня удивили. Я дала обратный отсчет дням на данный момент. Но это не было горько или даже облегчение. Это было все, что я когда-либо испытывала со времен детского сада в тот момент, все сразу. Каждое воспоминание, каждая улыбка, каждая слеза, каждое разочарование, каждая победа громоздилась на меня перед ярким светлым этапом. Как только формальности закончились, и мы оказались снаружи, миссис Хантер организовала столпотворение, достаточно долго отсчитывая время до того момента, когда мы бросили бы наши выпускные колпачки. Фотограф настроил свою камеру наготове, как и все родители, друзья, и различные члены семьи. В унисон, выпускники сорвали колпаки, и подбросили их в воздух. Когда колпачки вернулись на землю, Уэстон притянул меня в свои объятия, и в разгар торжества он заставил весь мир вокруг нас застыть в данный момент в одном невероятном поцелуе. Он рассказал нашу историю любви, наше будущее, и наше прошлое. И все это было почти перед всеми, кого мы знали. Когда он, наконец, отпустил меня медленно, все вокруг нас начало двигаться снова, ведь они не заметили, что мы просто сохранили один из тех моментов, что память может точно захватить. Уэстон положил свою руку вокруг моей шеи, выглядя гораздо счастливее, чем он был ранее в тот же день.

— Что теперь? — спросила я.

— Там выпускной бал с диверсией на плотине в комплекте с бочонком и костром, или есть тихая ночь на нашем путепроводе с Fanta Orange, падающими звездами и светлячками. Выбор за тобой, леди.

— Вау. Это сложный вопрос, – сказал я, широкая улыбка расползлась по моему лицу.

Глава 9

Цикады распевали с высоты, призраки нот то поднимались, то опускались, словно соревновались со стрекотанием сверчков где-то на пастбищах, граничащих с дорогой. Устойчивые потоки фар проносились то на север, то на юг, оставляя за собой прерывистый ветерок, сливаясь с легким ветерком, продувающимся сквозь траву. Мерцающие звезды сделали вечер идеальным.

Уэстон лежал рядом со мной, позволяя использовать мне его руку в качестве подушки. Как только мы вылезли из кабины его «Шевроле», где был кондиционер, расположившись на джинсовом одеяле поперек кровати грузовика, я заметила, что еще в начале лета жара не уходила с заходом солнца, как было обычно в это время года.

Даже в белой кружевной майке и трусах, липкий влажный воздух оседал на моей коже, и капли пота начали проявляться на лбу и во всех точках, где наша кожа соприкасалась друг с другом. Уэстон опустил руку в лед и, достав жестяную банку фанты, вручил ее мне, прежде чем мы улеглись. Мы по очереди пили из нее, когда смотрели пристально в небо, прислушиваясь к приглушенным тонам лета.

Выпускной не занял много времени, но сотни картин смешались в вежливые прощания, объятия и улыбки, и стал лишь прологом к семейному празднику и подаркам, а на вопросы о моем будущем и будущем Уэстона никакого ответа у меня не было.

Болезненность в моих щеках от сохранения благодарной и вежливой улыбки на некоторое количество часов — вымотала, потребовалось много энергии, чтобы пообщаться со всеми, чем быть одному, но ему потребовалось время, чтобы привыкнуть.

Мысль о том, что я могла сделать, в этот день в своей жизни не решилась на такой радикальный поворот, испытывая легкое напоминание и в терпении жжения в моих щеках и быть благодарной, что люди заботятся достаточно, чтобы спросить меня о будущем, которое было у меня сейчас.

По-прежнему сидя спокойно с Уэстоном в моем очень любимом месте было лучшей частью дня. Он бездумно играл с моими волосами, а его глаза сканировали миллионы звезд, освещающих небо. Они были более заметными вне городской черты, так сильно, что каждый раз, когда я отрывалась от нашего пятна на эстакаде, я всасывала резко воздух в себя при виде их сияния.

— Я люблю тебя, — сказал Уэстон.

Его голос звучал ровно. Это не похоже на начало более сложного или серьезного разговора. Он просто хотел сказать это вслух. Улыбка растянулась по моему лицу. За несколько месяцев до того, Уэстон был всего лишь желанием, вне досягаемости, но теперь я была в его объятиях.

Отчаянные слова, что он сказал своим родителям раньше, проигрывали в моей голове весь день. Между рукопожатиями и фотографиями, в реальности быть любимой — для Уэстона, с Сэмом и Джулианной — ответственность, которая пришла с ними, стала ясна. Любовь была в любом качестве необходимого понимания, уступка, примирения и компромисса. Любовь была намного больше работы, чем быть одним качеством, но она полностью стоила этого.

Я взглянула на Уэстона. Он нуждался во мне. Он был мальчиком, и я украдкой ждала следующего мгновения, когда наши глаза встретятся, будто я надеялась, что он знал, что делает его вишневый погруженный конус стройным, каким-то образом провозглашавший любовь.

Теперь, я была единственным человеком, которого он отчаянно пытался удержать, так он нуждался в его будущем. Действительно ли мы должны были любить друг друга так сильно, не имея значения, пока наша любовь продвигалась в непрерывное поступательное движение вперед в бесконечном времени.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я.

Автомобиль съехал в сторону от нас вниз по дороге, не на шоссе, и привлек мое внимание, я подняла голову, чтобы посмотреть на пару фар, приближавшихся к эстакаде по восточной дороге.

— Что если это шериф? — спросила я.

Уэстон казался невозмутимым.

— Он скажет нам двигаться дальше. Ничего страшного.

Как корабль он подъехал ближе, я увидела, что это был пикап, и он замедлился до полной остановки, просто не доезжая до моста. Я держала себя за руки по краям, скрывая свои глаза от яркого света.

Все четыре двери кабины машины открылись, и несколько темных фигур вышли из нее. Уэстон сел и спрыгнул вниз на грязный цемент.

—Дерьмо, — прошипел он себе под нос.

— Пропускаешь самое интересное! — Брендан вышел на дорогу освещающейся фарами просто для того, чтобы не быть только силуэтом. В руках он держал банку с естественным светом, перенося свой вес с одной ноги на другую, пытаясь устоять на обеих ногах.

Брэдли, Эндрю, Майкл и Тайсон стояли напротив него, все держали пиво. Тайсон, казалось, немного нервничал. Глаза Эндрю потускнели, и ему явно было тяжело сфокусировать свой взгляд, как и Брендану, чтобы оставаться в вертикальном положении.

— Похоже, вы все сделали за ночь, — сказал Уэстон. Его тон был осторожным. Он пытался произнести так, чтобы ни на что не повлиять, но все равно в его голосе был какой-то оттенок нервозности.

— Хочешь пива? — спросил Брендан, подбрасывая банку Уэстону. Но он позволил ей упасть на землю возле его ног.