Госпиталь. Per Aspera

Пытаюсь собраться с мыслями. Я совершенно выбит из колеи оборотом, который принимают события, и просто не представляю, как реагировать. Кажется, я уже слышал от него нечто подобное много лет назад. Быть может, он не был тогда так откровенно груб, как сейчас, но, все равно, вел себя отнюдь не ласково. Иначе, как бы он довел ребенка до слез?

— Язык проглотил-на? Отвечай!

Понятия не имею, что на это ответить. Мне давно пора двигать, куда подальше. Даже через одежду ощущаю, пол стал студеным, как вечные льды Антарктики. Изо рта вырывается пар. Стена за спиной Дознавателя темнеет на глазах, покрываясь жутким, напоминающим копоть инеем. Дверь провисает в петлях. Я вижу, как она перекошена, мгновением раньше — ничего подобного не было, она представлялась — вполне нормальной. Странно, неужели Дознаватель не видит угрожающих признаков приближающегося кошмара, слепой он что ли?

Все гораздо проще, парень. Дознаватель — его органичная составная часть!

Убирайся отсюда!! — надрывается подсознание.

Прислушиваюсь к нему, пытаюсь встать. Это действует на Дознавателя, как кумач на быка. Он надвигается, сжимая гранитные с виду кулаки.

— Не слышу ответа-на?! У тебя чего, пробки в ушах?! Повторяю в последний раз. Значит, выперся на дорогу, так?! Создал аварийную ситуацию-на?!

— Вроде того, — соглашаюсь я, прикидывая, каковы шансы отбиться, если безумец ринется в рукопашную.

— Отсюда — второй вопрос, — словно штампует каждый слог Дознаватель, — Какого хрена ты не сдох, мудак?! Ни единого метра тормозного пути, ушлепок вообще забыл про педали! Четкая работа-на! Ты, урод, прям-таки обязан был окочуриться на асфальте, в палате на крайняк! И лучше б тебе было сдохнуть, как полагается. Тебе ж самому в первую очередь… — он осекается, глядит на меня, как баран на новые ворота, таращит глаза, как актер японского театра кабуки, затем щурится.

— Постой-ка! — бросает Дознаватель сильно преобразившимся голосом. — Это ж не ты?!

— Не я?! — только начинаю догадываться, о чем он. Тем временем, на физиономии Дознавателя появляется мрачное понимание, он даже кивает в такт своим мыслям, прежде чем озвучить их.

— Так ты вернулся, вот в чем дело, — выдавливает из себя милиционер. — Вот, значит, из-за чего меня побеспокоили. Тварь, блядь! Решил, что сильно грамотный, надеешься смерть обмануть, так? Типа сам себя из болота за чуб, да? — Его голос становится чуть ли не вкрадчивым, но я знаю повадки людей подобного сорта, а потому, не обманываюсь. Это — затишье перед бурей. Так и происходит.

— А хрена лысого не хочешь?! — взрывается Дознаватель, брызжа слюной. На хитрую жопу — болт с винтом, слыхал-на?! Ума не приложу, как ты исхитрился сюда пролезть за сопляком, но гарантию даю: теперь тебе точно хана. Сдохнешь падло, однозначно!

— Пока я еще живой, может, поясните мне, какие прегрешения я совершил? — произношу это как можно спокойнее, сопровождая текст кривой ухмылкой. Пожинаю прямо противоположные результаты. Дознаватель переходит в наступление.

— Так тебе еще и смешно, недоносок?! — вопит милиционер, вращая налитыми кровью глазными яблоками. — Я тебя щас отучу лыбу давить!

Пожалуй, с меня довольно. Конструктивной беседы у нас с ним все равно не выйдет, это однозначно. Встаю, опираясь на стену. Она — холоднее наста.

— А ну, сидеть!! — рычит Дознаватель. — Ты слышал, сопляк, что я сказал?! Мы с тобой еще не закончили, мокрица, бля!

Мое терпение лопается, сознание туманит ярость, инстинкт самосохранения служит катализатором процесса. Грубо оттолкнув обезумевшего следователя Госавтоинспекции, принимаю защитную стойку.

— Да пошел ты на хер! — вырывается у меня. Его каменное лицо буреет, идет багровыми пятнами. Наконец, черты искажает свирепая гримаса животной ярости.

— Что?! Что ты сказал, сосунок?!!

— То, что ты слышал, мудила! — я бросаю это ему прямо в глаза, где почти не осталось ничего человеческого. — Пошел ты на хер, полицай!

Это слово срывается с губ непроизвольно, я его не подбирал, оно вообще не из моего лексикона. Я, естественно, в курсе, что оно означает, просто времена, когда оно было в ходу, давно прошли.

— Что?!. — голос дознавателя падает на все восемь октав, он замирает с поднятыми для драки кулаками. — Откуда ты узнал?!

— Узнал, что?! — хочу спросить я, но не успеваю. Госпиталь неисчерпаем по части сюрпризов. На мгновение взгляд падает на схему ДТП, которую Дознаватель сжимает в руке, и я ахаю от неожиданности, бумага стала другой. Вместо жеваного листа формата А-4 у него натуральная топографическая карта, отличного качества, судя по всему. На ней та же дорога, но оттиснутая типографским способом, она куда подробнее, вижу дома и даже липы вдоль обочины. Значков, обозначающих участников ДТП, не видать, вместо них — какие-то штрихованные синим карандашом овалы, сдается, над картой потрудился штабист. Немецкий, как становится ясно из надписей и слова Shchors, если не ошибаюсь, на немецком. Как и слово Щорс в верхнем правом углу листа.

Что за?..

Вскидываю глаза на Дознавателя и с ужасом обнаруживаю, изменения затронули не одну лишь схему, с милиционером тоже что-то явно не так. Его тяжелое лицо приходит в движение, по лбу, скулам и губам пробегает легкая рябь. На щеках показываются ямочки, но сразу пропадают. У меня возникает тошнотворное предчувствие, лицо Дознавателя готово оплыть, будто у невидимого скульптора, работавшего над ним, внезапно переменились планы, и он решил слегка подогреть материал, чтобы к нему вернулась пластичность. Прежде чем мастер займется изготовлением новой фигурки…

Самое кошмарное, Дознаватель тоже почувствовал приближение конца. Он пытается мотать головой, сделавшаяся гуттаперчевой кожа съезжает в такт движениям черепа, как у шарпея.

— Нет!! — отчаянный вопль летит из трансформирующихся губ, теперь они полные как у сына негроидной расы. — Я все выполнил! Не забирайте меня туда, прошу! Прошу!!

Хочу подать несчастному руку, но, в последний момент, пасую, отдергиваю ладонь. Творящееся с Дознавателем так чудовищно, что с легкостью сошло бы за галлюцинацию. Или за результат обработки изображения специальной компьютерной программой. Его кустистые брови редеют, становятся более аккуратными. Глаза под ними теряют стальной оттенок. Чисто выбритые скулы покрываются рыжеватой щетиной, желтоватые от никотинового налета передние зубы приобретают первозданный цвет, словно их обладатель только что из кабинета зубного. И еще парикмахерскую, больше не видать седины, волосы незнакомца — как солома. Одно лицо сменяется другим, но общих черт остается достаточно, чтобы отбросить сомнения относительно кровного родства. Впрочем, это не единственное, что я успеваю подметить. Новое открытие повергает меня в шок, незнакомец похож на Афганца, правда, он лет на двадцать моложе. Но, не сомневаюсь, когда бывший солдат загремел в армию, и родная мать не отличила бы одного от другого.

Вот так чудеса…

Пока я прихожу в себя, метаморфозы продолжаются. На голове Дознавателя появляется картуз, он причудливой формы, в Киеве таких не встречал. Как и кокард с серебристым гитлеровским орлом, в музее, разве что. Туловище бывшего Дознавателя одето во френч с широкими накладными карманами, на поясе патронташ. Брюки, это видавшие виды красноармейские галифе, заправлены в сапоги с высокими голенищами. Я еще перевариваю картину, когда незнакомец, словно очнувшись, приходит в движение. Чуть подается вперед, растерянно моргает, словно его вытащили из кровати в четыре утра. Таращится на меня невидящим взором, переводит взгляд чуть левее, мне за плечо. Челюсть незнакомца отваливается, и он охает, едва не выронив карабин.

— Опять?! Нет, только не это…

Поворачиваю голову, потрясенно гляжу в проем очередной двери. Раньше она была заперта, кто ее отомкнул, ума не приложу. За порогом — улица. Та самая, провинциального городка, что раз за разом являла себя во снах. Та, где я мальчишкой угодил в аварию. Только небо из пронзительно бирюзового сделалось грязным, низкие тучи сыплют косым дождем, но он — не помеха для пожаров, которые никто не спешит тушить. Огонь бушует, выбрасывая жирные шлейфы дыма, как бывает, когда горит мазут. Асфальт пропал, тракт вымощен грубым булыжником. По узкому шоссе плетется толпа, в проем не видать ни головы, ни хвоста колонны. Люди тащат на себе нехитрый, нажитый годами скарб. Он им не понадобится на новом месте, как я догадываюсь, ибо дорога ведет напрямую в ад. Та самая, где спустя полвека случилась авария.