Новый Вавилон

Сглотнув ком размером с мешок, я уставился на Гуру.

— Как я понял Яна Оттовича, он переговорил с товарищем Аграновым, начальником разведки ОГПУ. Радировал тому, как, мол, быть, на каком мы свете, Яков Саулович? А тот ему, да ни на каком, Ян, коллегия ВЧК по нашему вопросу не собиралась и хуй, когда соберется, поскольку никто из ее членов о вас ни сном, ни духом! Феликс-то, мол, никого в курс дела не поставил, а нахера ему было париться, если он — Дзержинский! Тут Ян Оттович вспылил не по-детски, как давай орать: суки, суки, суки вы блудливые!! Сдаете нас, выродки?! На том связь оборвалась, Агранов, видать, руки умыл…

— Я не понимаю…

— А что неясного, Персей?! Раз Дзержинского больше нет, вместо него товарищ Неменжуйский заведует лавочкой, а он такой скользкий тип, что пипец, с больничного не вылезает. Съедет с темы — и глазом не моргнет, заявит, что не при делах. Типа — все вопросы к Генриху Ягоде, второму заму председателя ОГПУ. А тот, Персей, давно работает на Иосифа Сталина, его еще Феликс Эдмундович в крысятничестве подозревал, расстрелять не успел, прицепиться было не к чему. Ягода, сволочь, дьявольски хитер. И что Агранову прикажете делать при таких пирогах? Кто он без Дзержинского?! Ноль без палочки! Его живо к ногтю прижмут, хрюкнуть не успеет. Поэтому, если у него какие-никакие бумажки, касаемо нашего мероприятия, в сейфе лежат, он их к Кали спалит, от греха подальше, и рот на замок! Да уже спалил, я вам гарантию даю!

— Что же решил Ян Оттович? — спросил я, похолодев, ибо до меня начало доходить.

— Он не отступится, это точно. Наоборот, насколько я его карму знаю, он теперь напролом попрет, в лепешку расшибется, лишь бы задание Железного Феликса выполнить. Прямо по трупам, даже если они нашими будут…

Мы проговорили еще минут пять. Выудив из кармана любимую гаванскую кохибу, Гуру вставил ее в рот, чиркнул спичкой. Ветер немедленно погасил язычок пламени. «Яков Сверло», обогнув по широкой дуге место, где еще покачивались дымящиеся обломки неприятельского крейсера, лег на прежний курс, держась фарватера. На палубе стало ветрено.

— Кали тебя задери! — выругался Гуру, выбрасывая очередную спичку, чтобы вооружиться новой. Но ему была не судьба выкурить любимую сигару. Из люка выглянул Сварс, решительно двинулся к нам. Его рябая физиономия была мрачнее тучи.

— Товарищ Вывих, Ян Оттович требует вас к себе…

Гуру обернулся ко мне, развел руками, мол, сами видите, как оно все оборачивается. Мы с Генри машинально двинулись следом.

— Прошу извинить, гражданин путешественник, но мне приказано сопроводить вас в каюту, где вам предписывается оставаться вплоть до особых распоряжений… — сказал чекист.

— Вы что же, собрались посадить меня под арест?

— Никак нет, гражданин путешественник. Если б я получил такой приказ, то так бы и сказал: вы арестованы, пройдемте. Или даже так: давай, двигай, гнида ебаная! Мне же приказано доставить вас в каюту, вот и все. На корабле объявлено чрезвычайное положение. Это означает, что всем, не занятым на вахте, предписывается оставаться на местах. Но, я арестую вас, и до гниды мигом дойду, если вы мне вздумаете мозги мне ебать…

— Полковник, настоятельно советую вам подчиниться, — бросил Гуру через плечо.

***

— Сэр?!! — воскликнул Генри, задохнувшись от волнения, едва мы вошли в каюту. — Наши вещи?! Кто-то их наизнанку вывернул!!

Мой мальчик не преувеличивал. В каюте действительно кто-то побывал. Причем, этот кто-то не слишком беспокоился, чтобы не оставлять за собой следов. Наоборот, с нами поступили бесцеремонно, как при шмоне в тюрьме. Дверцы шкафчика для вещей оказались распахнуты, его содержимое валялось на полу. Что мне было сказать? Ничего другого, пожалуй, не следовало ждать от паршивого дня, начавшегося столь скверно с самого утра…

— Дар Иштар?! — простонал я, ныряя в рюкзак. Естественно, там было пусто.

— Он похищен, сэр! — обернув ко мне бледное лицо, констатировал Генри. Конечно, ради разнообразия, я мог, вслед за Шпыревым, попенять на мифических двурушников, империалистических шпионов и все такое. Только был ли смысл обманывать себя? Артефакт изъяли чекисты Педерса, это было очевидно.

— Эти люди — бесчестные негодяи, — бросил Генри, трепеща от возмущения. — Они очень много болтают о Светлом Будущем, а живут в Омерзительном Настоящем, которое не устают марать своими грязными загребущими лапами по двадцать раз на дню…

Покосившись на сына, я встал посреди комнаты, как крестьянин на Пепелище с известной миниатюры Кустодиева. Мне следовало что-то предпринять. Эти чекистские громилы с уголовными замашками, обошлись с нами, как с какими-то буржуа, чьи квартиры они привыкли бомбить у себя на родине, прикрывая откровенный разбой ордерами на обыск, выписанными с кучей грамматических ошибок.

— И что, мы спустим им это с рук, сэр?! — щеки Генри полыхали огнем. — Утремся и будем помалкивать в тряпочку?!

К моему лицу тоже прилила кровь. Тем не менее, я не дал волю гневу. В ушах прозвучали слова Гуру, сказанные каких-то пять минут назад. Он ведь недвусмысленно дал понять, чем мы рискуем, если вздумаем ерепениться.

— Не мне, штатскому, напоминать вам, кадровому офицеру, что и у вашего адмирала Нельсона, которым вы, британцы, страшно гордитесь, висели на реях далеко не одни паруса, но и нарушители флотской дисциплины. Шутки в сторону, полковник. «Сверло» — боевое судно, выполняющее ответственейшее задание. Вспоминайте об этом всякий раз, когда приспичит позудеть…

Я в сдержанных выражениях напомнил Вывиху, что не присягал советской власти.

— Ну так тем хуже для вас, — парировал Гуру. — Зарубите себе на носу: отныне у любого из нас есть только два статуса: вы либо член команды, добросовестно исполняющий обязанности, либо ебаный контрик, проникший на «Сверло» для диверсии. А с диверсантами у большевиков разговор короткий, пулю в затылок и нахуй за борт. Товарищ Шпырев вам не Флинт какой-нибудь, заставлять ходить по доске не станет, или там на необитаемый остров ссаживать. Не надейтесь даже… Революционная законность, Персей — штука суровая, а не сцаный пиратский произвол. Вспомните, что сталось с Меером Ароновичем! А, заодно, с капитаном Рвоцким…

— А что стряслось со Степаном Осиповичем?! — спросил я. Давно заметил, милейший капитан куда-то исчез.

— Отстранен от исполнения обязанностей, — пояснил Гуру скупо. — Арестован…

— Они же с Педерсом служили вместе! — воскликнул я.

— И что с того?! Яну Оттовичу на такие мелочи начхать. Он же большевик! Степан Осипович и так на свободе загулялся, вам об этом еще Триглистер говорил. Учитывая незавидное дворянское происхождение, плакали его дела, Персей. Тем паче, против него есть улики…

— Какие еще улики?!

— Кто-то обозначил на карте крестиками точные координаты американских крейсеров, когда они напали на «Сверло» у Эспаньолы. Кавторанг Каланча доложил об этом Шпыреву.

— Но ведь эти крестики, как вы говорите, мог кто угодно намалевать!

— Мог, — кивнул Гуру. — Одна проблема, карту нашли у Рвоцкого. И теперь, Персей, ему будет крайне затруднительно доказать свою невиновность из камеры, куда его швырнул Шпырев. Усекаете, какой расклад?

— Допустим, напугали… — протянул я после непродолжительного молчания. Это не было бахвальство с моей стороны. Меня охватила ярость. Мне чудовищно захотелось придушить Вывиха, ведь именно по его милости мы с Генри стали заложниками на этом страшном корабле.

— Не допустим, а, очень надеюсь, что напугал, — ощерился Вывих. — Этого и добиваюсь, для вашего же блага, кстати. Возьмитесь за голову, сэр. И вспомните заодно, ради чего мы сюда приплыли! Ради Колыбели, я прав или нет?! Так какие у вас к Педерсу претензии? Он делает все, чтобы мы добрались до цели вопреки обстоятельствам и препонам. Через каких-то трое суток «Сверло» бросит якорь прямо у подножия Белой пирамиды, и мы ее отопрем. Спрашивается, какого рожна вам еще надо?! Что вас, конкретно, не устраивает?! И не надо на меня так смотреть! Если бы не я, вы бы по-прежнему околачивали пороги у буржуев, выпрашивая лаве, а они бы вам дули под нос тыкали! И кончили бы вы в итоге — богадельней…