Страница 44 из 76
Я уже говорил: все эти дурацкие меры безопасности, о которых без умолку разглагольствовал Гуру по пути в Бразилию, порядком мне надоели. Особенно раздражал этот его менторский тон, взявшийся невесть откуда и на каких основаниях. Из всей нашей компании я был единственным, у кого имелся приличный опыт выживания в сельве, местность, опять же, была знакома мне как свои пять пальцев. А Вывих, чем дальше, тем больше строил из себя бывалого следопыта из романов мистера Купера, теперь вот взялся инструктировать меня, как мальчишку. Это совершенно никуда не годилось. Мне же, к слову, хватало такта не лезть к нему с нравоучениями, когда речь заходила о его любимой Шамбале, Майтрее и прочих тонких материях, в которых я ни бельмеса не понимал.
— А я с вами и не спорю, сэр, да, мы будем в Макапе — как белые вороны. Ну и хрен с ним! Насрать! Зато и к нам никто не подступится незамеченным, это понятно? В отличие от Рио, дурацкого сцаного муравейника, где в толпу праздно шатающихся черномазых жиголо очень даже запросто может затесаться какой-нибудь долбаный Франсуа Равальяк местного разлива с отточенным финарем за пазухой. Или с мачете, принимая в учет нравы латиносов. Я ясно излагаю, сер? Хуяк, ешь твою мать, и пипец, уноси готовенького. Слышали про Равальяка? Читали про бедного короля лягушатников Генриха Наваррского, который только и успел, что панталоны обдристать…
Я хотел энергично возразить ему, когда до меня дошло, мои старания так или иначе пропадут впустую, поскольку Гуру снова навеселе. Не в том смысле, что весел и беззаботен, если бы так. Наоборот, «Jack Daniels», который он прихватил из Нью-Йорка и глушил всю дорогу напополам с текилой с непродолжительными перерывами на сон, лишь усилил маниакальную подозрительность Гуру. Похоже, пьянство Вывиха не вызывало восторга у Триглистера, но Меер Аронович помалкивал из соображений субординации. А может, его даже устраивала шпиономания Гуру на фоне беспробудного пьянства. Как знать…
Не собираясь ввязывать в спор с алкоголиком, я порывисто встал из-за стола.
— В ваших словах есть гезон, полковник, — бросил мне в спину Триглистер. — Но место встгечи утвегждено вышестоящими инстанциями и его не пегеиггаешь…
— Амазонка в окрестностях Макапы дробится на множество рукавов, тот, у которого построили порт — не слишком широкий, — сказал я, уже стоя в двери. — Это я к тому, что вашему кораблю доведется подойти прямо к берегу, и его рассмотрят все, кому только не лень. О какой конспирации после этого неустанно болтает Гуру, в толк не возьму!
Вывих с Триглистером переглянулись.
— Впрочем, — продолжал я, — нам ведь в любом случае доведется соблюсти таможенные формальности. И, не знаю, как насчет наемных убийц, но если у наших недоброжелателей имеются осведомители в таможенной службе, они, при любых раскладах получат все сведения о нас сразу после того, как на вашем судне побывают таможенники…
Вывих и Триглистер снова обменялись многозначительными взглядами.
— Спасибо за ценную инфогмацию, полковник, — сказал Триглистер. — Считайте ее пгинятой к сведению. Но, повтогяю, не в нашей компетенции внести коггективы на ходу, поэтому будем дожидаться наших коллег в Макапе. В качестве некотогой компенсации спешу вас погадовать — на тот случай, если когабль задегжится в пути, для нас забгонигованы номега в местном отеле, и вы с Ганги сможете сколько угодно любоваться живописными окгестностностями…
— Гостиница называется Amazon Equatorial Hotel, мне докладывали, аховый уголок, будем жить, как дэвы, — решил сменить гнев на милость Гуру. — И кухня, по моим сведениям — пальчики оближешь… И все, поди ж ты, включено, включая местных шалав, благодаря международной солидарности трудящихся! Говорят, у буржуазного моряка в каждом, понимаешь ли, порту — по подстилке. А у нашего, советского моряка в каждом порту — по дюжине сочувствующих идеям Маркса пролетариев любого пола на выбор. А то и по две дюжины. Во как! Короче, будем в Макапе — как у Шивы за пазухой, мля…
***
Однако, нам не пришлось воспользоваться гостеприимством сочувствующих марксистам бразильских интернационалистов и узнать, как оно там, за пазухой у Шивы, удобно ли. Едва мы ступили по сходням на причал, как на горизонте показалось прибывшее из СССР научное судно.
— Вот и оно, — с нескрываемым облегчением вздохнул Гуру. — Как видите, сэр Перси, все в полном ажуре. Комар носу не подточит.
На «Приаме» только-только пробили три склянки, была половина второго пополудни. На прощание Триглистер с Вывихом побаловали нас сытным обедом, заказанным у корабельного кока. Утроили отвальную, по меткому выражению Гуру. Обед состоял из традиционных бразильских блюд. На первое нам подали фейжоаду, отварную черную фасоль, перемешанную с копченостями, маниоковой мукой, дольками апельсин и обильно сдобренную соусом, куда повара с «Приама» накрошили столько перца, словно были византийскими оружейниками, опробовавшими рецепт греческого огня. На второе Вывих заказал еще более гремучую смесь — пато-но-тукупи — кусочки утки, сваренной в остром, как бритва соусе, специй на камбузе явно не жалели. Мы с Генри и Меером Ароновичем, чтобы не воспылать изнутри, высосали литра полтора мате, это такой тонизирующий напиток из высушенных листьев парагвайского дуба, кстати, он ничуть не уступает кофе. Гуру, не удовлетворившись чертовым лимонадом, как он пренебрежительно назвал мате, во время обеда прикладывался к кайпиринье, как местные жители зовут коктейль из тростниковой водки, разбавленной лимонным соком. Вывих и мне предлагал отведать этот «чудодейственный напиток Виракочи» и «шипучку богов», но я отнекивался, уже зная, куда это нас заведет.
— Ну и Кали с вами, с упрямцем, — не стал настаивать Гуру, перенеся усилия на Триглистера. Пока не уговорил его сделать хоть один глоток за Сатья-Югу — грядущую эру всеобщего благоденствия. Меер Аронович отхлебнул, его сразу же развезло, и нам с Генри пришлось взять захмелевшего бухгалтера под локти. А потом выслушивать упреки окосевшего счетовода в адрес Вывиха. Оказывается, ему вообще противопоказано спиртное из-за хронического гастрита…
— Что же вы дали себя уговорить, мистер Триглистер?
— Чегт попутал, — каялся счетовод.
— Кали, кали попутала, дурень, — пророкотал из-за стола Гуру.
***
— Как, млять, швейцарские часики, — распинался Вывих, слегка покачиваясь, поскольку кайпиринья давала о себе знать и внутри него. Для пущей важности, Гуру многозначительно покосился на запястье, где красовались снабженные кучей циферблатов часы от известной компании «TAG Heuer». Как похвалялся сам Гуру, вещица стоила целое состояние и была подарком от немецкого отделения теософского общества Елены Блаватской.
— Лично Анка Бризант преподнесла, — хвастался он еще в Нью-Йорке. — Ничего себе так бабенка была, чумовая, млять… — и добавил, понизив голос. — К вашему сведению, Офсет, тот циферблат, что внизу, показывает обратный отсчет…
— Обратный отсчет? — не понял я.
— А то, — совсем уж шепотом добавил Гуру. — У него стрелки — в противоположном направлении вращаются, ясно? Как на ноль выйдут — все, шибздец, и сучке Кали, и ее эпохе, долбанной…
***
Приложив ладонь ко лбу козырьком, я принялся разглядывать советское судно. Как я и предупреждал Вывиха, у Макапы Амазонка не шире Темзы в окрестностях Лондона, поэтому, никакой нужды в бинокле не возникло. Судно и невооруженным глазом было, как на ладони. Его вид, признаться, несколько смутил меня. Судя по изящным обводам, за нами приплыл самый настоящий эскадренный миноносец. Правда, колпаки артиллерийских установок были демонтированы вместе с орудиями, а на кормовом гафеле реяло красное знамя со звездой, серпом и молотом, какое полагается нести гражданским судам Советской России.
— Черт бы меня побрал, если это не эсминец! — воскликнул я.
— А вы думали, за нами буксир пришлют? — съязвил Гуру. К слову, он, наконец избавился от маскарадного костюма мариачи, снова превратившись в военизированного ламу, имея в виду его знаменитую тибетскую шапочку и чисто армейского покроя френч с широкими накладными карманами. Триглистер вырядился еще экзотичнее, перещеголяв попутчика. Рубашка и шорты песочного цвета, высокие шнурованные сапоги и пробковый шлем, последний, явно на пару размеров больше, чем требовалось, превратили счетовода в пародию на британского колониального офицера.