Страница 32 из 34
— А ванна при чем?
— От тебя… собаками пахнет…
— Ах, собаками… — пробормотал я и забрал телефон в свою комнату.
— Борщ остынет! — крикнула мать.
— Оставь кости поглодать! Сейчас от меня только пахнет собаками, а к вечеру я сам в собаку превращусь…
— Юмор у тебя, конечно…
Телефон уставился на меня десятью пронумерованными глазками. Я никак не мог заставить себя набрать Светкин номер. Я боялся, хотя бояться было совершенно нечего. Светка училась на архитектурном факультете, я работал на собачьей площадке, и не виделись мы черт знает сколько. Только почему я тогда схватил телефон и собрался ей звонить? К чему такая спешность?
Я вдруг вспомнил, как мы со Светкой лежали на пляже около ее дачи и я вроде бы в шутку предложил ей выйти за меня замуж. Я сыпал ей на плечи песок и ждал, что она ответит. Светка сняла темные очки и зажмурилась.
— Очень мило с твоей стороны, — сказала она. — Надо запомнить день и час. Это первое предложение в моей жизни.
— Но по-видимому, не последнее… Так ты думаешь?
Светка лежала на песке, и вся спина у нее была красная. Еще минуту назад я хотел посоветовать ей перевернуться, но теперь не стад этого делать. Сейчас меня почему-то мало трогало, что завтра спина у нее будет болеть.
— Сколько времени ты даешь мне на размышления? — засмеялась Светка.
— Ни секунды, — ответил я.
— Это не предложение, — потянулась она, — это какой-то ультиматум…
— Я жду.
— Смотри, какое красивое облако, — сказала Светка, — солнце надело его на голову, как шапку…
О чем мы говорили дальше, я не помню. Помню только, что в тот день я уехал со Светкиной дачи. В электричке я думал над этим разговором, но так и не сделал правильных выводов. Я, наверное, тогда читал «Ромео и Джульетту», и мне хотелось любви до гроба. Но прошло некоторое время, и оказалось, что нас со Светкой ничего не связывает. Она старательно мне это объяснила, а я из непонятного какого-то упрямства сделал вид, что да, конечно, так, мол, и есть. А потом… После того случая на даче мы виделись еще несколько раз, и Светка дала понять, что отныне мы просто друзья-одноклассники. Теперь уже мне с ней было поздно спорить. Такой безобидный был разговор, и такой вот результат…
И еще я вспомнил день, когда увидел рыжую колли. В тот день я понял, что единственное, от чего получаю настоящую радость, — это от того, что рисую. В тот день я забыл про все на свете. Этюд висит у меня в комнате, и даже Петька Быланский, который никогда ничего не хвалит, изрек: «Хм…» Это высшая похвала в его устах.
Из нашего окна виден аэропорт. Днем я не обращаю внимания на самолеты, а ночью они похожи на глубоководных фосфоресцирующих рыб, переселившихся на небо.
Я набрал Светкин номер.
— Это я, — сказал я. Светка молчала. В трубке что-то мирно шуршало и потрескивало. — Я звоню, потому что ты просила.
Светка засмеялась.
— Отгадай, зачем я просила?
— Соскучилась по старому другу?
— И… это тоже.
— Наверное, замуж выходишь. Шила в мешке не утаишь…
— Я и не таю, — сказала Светка.
Теперь тупо замолчал я.
— Я думала, ты знаешь…
— Хочешь пригласить меня на свадьбу? — Я постепенно приходил в себя.
— Ты не придешь, — сказала Светка.
— А вдруг я захочу быть этим… Почетным… С полотенцем через плечо?
— Шафером? — снова засмеялась Светка.
— Я пошутил. Конечно, я не приду…
— Ты даже не спросил, за кого я выхожу?
— Действительно. Как же это я оплошал?
— Но ты его все равно не знаешь.
— А он меня знает?
— Знает, что мы друзья…
— Конечно, друзья. А кто мы еще?
— Я рада, что мы одинаково думаем. Свадьба через две недели, в субботу, в шесть часов у меня дома. Если хочешь, приходи…
— Я подумаю.
— Счастливо! — Светка повесила трубку.
Я решил позвонить Петьке. Подошла его мать.
— Это ты, Сережа? — спросила она.
— Это Коля, — ответил я грубым голосом.
— Коля? — удивилась Петькина мать, и я представил себе, как она стоит в прихожей напротив зеркала и пожимает плечами. — Петя! Тебя какой-то Коля спрашивает! — услышал я ее голос. — Что это за Коля? Откуда он?
— Але! — заорал в трубку Петька.
— Не ори, — попросил я.
— Это ты? — удивился он.
— Ты, конечно, в числе приглашенных? — спросил я.
— Я не пойду.
— Ценю твою жертву. Но она ни к чему…
— Слушай, ты!
— Не продолжай. Кто он такой?
— Какой-то, говорят, третьекурсник…
— А когда они… Ну… все началось… давно?
— Не знаю.
Я вздохнул.
— Ну а что слышно? Сплетни-то какие?
— Сплетни, что давно…
Мы замолчали. «А борщ давно остыл, и мать убрала его в холодильник…» — ни к селу ни к городу подумал я.
— Я тебя, может, навещу вечерком, — сказал я и повесил трубку.
Потом пошел на кухню, где долго не мог вытащить из холодильника огромную кастрюлю с борщом. Она все время задевала банку с огурцами.
Всю эту ночь я просидел в кресле. Я не плакал, потому что разучился плакать. Слезы сами выкатывались из глаз, текли по щекам, потом высыхали, и щеки становились какими-то резиновыми…
Снова площадка, и снова мои друзья Бонни, Тюшка, Эльда, Юнона, Чанга, Гирей, Максим, Дэзи рвут несчастный ватник, а я, весь потный и пахнущий псиной, как самоедский шаман, танцую перед ними, доводя их ненависть до самого высшего накала.
Даже суровый Иван Дмитриевич не удержался и сделал комплимент.
— У тебя природный дар злить собак, — сказал он. — У меня еще не было таких помощников…
— Человек не знает, где ему суждено найти себя…
— А в детстве тебя случаем собака не кусала?
— Нет. Собаки — это для меня сейчас воплощение жизни. Жизнь бросается на меня, а я не даюсь, увертываюсь. Наношу удары!
— Ну, давай-давай, наноси… Только хлестать старайся не по голове, а по морде, и не тыкай, как дубиной, а с налета, с налета, чтобы не больно было, а обидно… По зубам, по зубам!
— Ясно, — ответил я и ушел переодеваться. Пьяница несчастный! Учит! Если собрать все бутылки портвейна, им выпитые, можно опоясать площадку тройным кольцом.
Что-то давненько Лена не показывалась. Дэзи опять приводит какая-то женщина.
После сражений с собаками мысли в голове путаются. Мой отдых кончился. Теперь я работаю за семерых. И Иван Дмитриевич заметно повеселел. Если раньше площадка была похожа черт знает на что, то теперь она работает как налаженный механизм. Бывают, конечно, перебои. То вдруг закапризничает Дэзи, или наотрез откажется прыгать через барьер дог Карат. Отличник номер один — это Бонни. Боевой эрдельтерьер, хозяин на него не нарадуется. Правда, вышел как-то у них небольшой конфликт с Тюшкой, Бонни явно симпатизировал Тюшке, и хозяин сказал, что неплохо бы… потом, когда подойдет время… Одним словом, сказал он, Бонни и Тюшка могут стать неплохой парой…
— Тюша — дочь Ай-Эрли и Принц-Джой-Рика, — ответила хозяйка Тюшки, красивая тонкая женщина с накрашенными глазами и узкими бровями. — А дедушка с материнской стороны у нее Ампир-Фейри Второй, тот самый, который получил в Западной Германии на чемпионате Европы большую серебряную медаль и диплом…
— Ну и что? — возразил уязвленный хозяин Бонни. — Бонни тоже из благородных. Сын Юнит-Бьюти и Арса-Гогена, а в роду с отцовской стороны у него был Али-Паша фон Лангенгрюнд из питомника госпожи фон Хейлингенхаллен. Он был абсолютный чемпион мира!
— Ничего подобного! — отрезала хозяйка Тюшки.
— Как ничего подобного? Вру я, что ли?
— Врете!
— Ну знаете… — потрясенный хозяин Бонни развел руками.
— Я знаю всех чемпионов мира с пятьдесят третьего года.
— А может, он был в пятьдесят втором?
— Сомневаюсь. Но если вам так хочется, пожалуйста, считайте его чемпионом…
— Да был он чемпионом, был! — не сдавался хозяин Бонни. — Какие, кстати, у вас планы на будущее?
— Думаю случить Тюшку с Драконом-Нико, — просто сказала хозяйка Тюшки.