Страница 14 из 34
был обмотан в несколько слоев пестро раскрашенной рубашкой-безрукавкой,
которую все в отряде видели по вечерам на влюбленном канавщике! Когда
партизаном тот еще не был!
Да и сейчас парень, если конечно это Гриша, похоже, не совсем
свихнулся: убивать Палыча не планировал, раз орудие обмотал тряпкой,
наверное и в меня из Макарова стрелять не начнет, ежели вдруг встретимся.
Но зачем, зачем Камаз сжег? Неужели из-за денег, которые Палыч с
напарником выручили за товар? В такое не верилось, партизан был любовью
прибабаханый, а не жаждой наживы, причем путем преступным. И, кстати, в
чем же он остался, ежели рубашку свою на «орудии оглушения» оставил?
Позагорать решил, что ли?
Глянул в сторону Камаза – там поднимался слабенький дымок, как от
небольшого костерка. Значит, благополучно сгорел, в остатках можно
поковыряться. И там же дождаться машину с Леней и Палычем – по времени
они скоро должны подъехать.
От Камаза остались одни железки. И стоял он на железных дисках
колес, а от остатков резиновых покрышек тянулись слабенькие дымки.
Стараясь не прикасаться к черным от копоти железякам, заглянул в кабину –
бардачек открыт, Макарова в ней нет точно. Значит, все же на пистолет
партизан позарился.
В остатках кузова нашел раздутый бидон, с сорванной крышкой. Это в
нем хранилась вода, наверное при пожаре закипела, и пар раздул изделие в
подобие бочки. И маленькую канистрочку, которая хранилась в кабине, я
тоже нашел. Вернее, ее остатки – была алюминиевой, и почти вся
расплавилась. И получается, что партизан из отряда шел к Камазу со своей
водой. А если без нее – то на нашем роднике нужно вечером его уже ждать,
потому что никаких других парень не знает, а без воды в нашей жаре долго не
протянешь.
Зная, что вырученные за товар деньги оставались в Камазе, я
попробовал поискать остатки либо кейса, либо небольшого чемоданчика, в
котором они могли быть. Все просмотрел и в остатках кузова, и кабины –
ничего не нашел, даже металлических уголков и застежек, которые сгореть
вроде бы не должны. Но, может деньги были спрятаны в другом месте, о
котором я и не подозреваю? Тогда нужно дождаться Палыча – очень важно
понять, сгорели деньги, или их партизан с собой унес. Потому что если унес
– то не из-за них ли все затеяно. С учетом подозрительно большого отпечатка
сапога, принадлежащего непонятно кому.
По времени, Леонид и Палыч должны были вот-вот подъехать. А мне
очень хотелось найти рядом с остатками Камаза еще один отпечаток
большого сапога. Я чуть ли не на четвереньках ползал вокруг по траве, пока
не услышал наш Газон, и нечего не нашел!
36
Из подъехавшей машины Палыч выскочил первым, сразу полез в
кабину Камаза, потом из нее выскочил, и что-то начал искать в железках за
ней, а районе запаски. Леня за ним не полез, дождался меня:
«Что нашел?»
« Ничего хорошего», - ответил так, что бы Палыч не услышал, -
«пистолета нет, денег тоже. А сгорели или партизан увел – это сейчас он
определит», - кивнул на Палыча.
«Ну гад, ну подонок,….», - дальше Леня перешел на ненормативную
лексику, - «Пистолет то зачем дураку! Теперь о нем хочешь не хочешь, а
ментам говорить придется! И будут партизана ловить, а он по дурости разок
стрельнет – и в ответ пулю получит!» Леня еще бы долго фантазировал,
насчет судьбы партизана, но здесь к нам подошел Палыч:
«Все унес. И пистолет, и деньги. Если б сгорели – я б остатки нашел, а
их нет».
Видок и у Лени, и у Палыча был такой, словно они уже в ментовке, в
наручниках, дают показания. Что бы от мрачных мыслей отвлечь, я и
предложил:
«Давайте вперед проедем, километра два-три. Убедимся, что партизан в
ближайший поселок побежал – тогда он на проселок должен выйти, и мы
следы его увидим». Идея мужикам понравилась, и все полезли в кабину
Газона.
Проехали не два-три километра, а целых десять. И никаких следов по
проселку, кроме заячьих, лисьих и сайги! А так надеялись, что вот-вот
партизан на проселок выйдет, и мы увидим отпечатки его больших сапог!
Если только они его.
Не вышел, и настроение всем поубавил: значит крутится возле отряда, с
пистолетом, и непонятно, что у него на уме.
Вернулись в отряд, и Леонид собрал мужиков-ИТРовцев на еще одно
совещание.
«Плохи дела ребята», - заставил публику затихнуть, уже вступлением, -
«ЧП такое, что хуже не придумать: канавщик наш полностью головой
тронулся: Палыча», - посмотрел на того и покачал головой,
продемонстрировал сочувствие, - «оглушил и отравой напоил, Камаз сжег. Но
от отряда не ушел, где-то рядом крутится без еды и воды. Значит, ночью здесь
появится. И непонятно, что у него на уме», - помолчал, обвел всех взглядом, -
«Всем быть настороже! В палатках и домиках спать по очереди! Караульным
– выстрел в воздух, как только этого ненормального увидят!» - помолчал, и
потише добавил, - «У него может оружие быть».
Народ, конечно, ситуацию прочувствовал, но испугался не очень.
Парень то – середнячек, в смысле физического развития, а насчет оружия –
никто и не поверил, потому что ружья у него не было и все это знали, а
насчет Макарова Леня промолчал. Однако повышенную бдительность
проявить ночью согласился. Кое-что с Виталием, назначенным начальником
караула, ребята согласовали, и разошлись. После чего в лагере возникло
37
оживление: шло переселение девушек из палаток в домики, в том числе уже
заселенными не только женщинами, а и представителями мужского пола.
Розу и Вику Леня привел в наш домик, следом за ними Рома принес их
спальники.
«Будете жить, до моего приезда», - это он девушкам, - «спать здесь, как-
нибудь вдвоем уместитесь», - показал на свою кровать, - «и Юру во всем
слушать!» - с серьезным видом погрозил им пальцем, после чего улыбнулся, -
Можете заказать, что вам из партии привезти!»
«У нас денег нет!» - пискнула скромная Вика.
«А мне – водки бутылку!» - это продвинутая Розочка, с вызовом на
Леню посмотрев, - «И в долг, конечно!» - на что тот обреченно вздохнул и
покачал головой. После чего из дома ушел, и заскочил на минуту только
утром, за документами и своим Вальтером.
«Остаешься за старшего», - не забыл мне напомнить, - «А я поехал.
Палыч и его напарник со мной», - те ночь провели в палатке студенток.
«Удачной поездки!» - пожелал я с улыбкой, потому что понял: ночью
ничего серьезного не случилось.
«Лучше к черту пошли!» - ответил Леня серьезно, на ответную улыбку
настроения у него не хватило.
Часть десятая.
Единственная исправная машина из отряда уехала, с Леней, Палычем,
Ромой, и бутылкой в коробке от аптечки, как и планировалось – в пять утра. Я
из домика вышел, ее проводил, и пошел по отряду проверить – как это
обычно делал начальник – все ли в порядке.
Возле столовой, в которой уже завтракали четыре канавщика – после
него на ближайшие от лагеря канавы пойдут пешком – встретил караульного -
Славу, с ружьем, одолженным Виталием.
«Никого ночью не видел?» - поинтересовался для проформы, потому
что, если б видел - из ружья бы пальнут и всех в лагере разбудил.
«Спокойно все», - ответил позевывая; глянул на часы, - «мне еще два
часа стоять, потом Сашка сменит», - то-есть, молодой геолог, - «и пойду
отсыпаться».
«А второй где?» - по договоренности, караульные должны ходить
парами.
«Только что к себе ушел. Светло, отряд проснулся – вдвоем с ружьями
торчать уже нечего».
«Ружья на всякий случай и днем держите наготове», - не то я приказал,
не то посоветовал, и Слава кивнул головой, подтвердил, что понял.