Страница 121 из 122
Карл Смелый, нетерпеливый, вспыльчивый, пренебрегающий советами, был склонен презирать всех врагов. Швейцарцы обратились к нему с просьбой о мире. Но чем смиреннее просили они, тем самоувереннее становился герцог. Тогда-то он и пообещал сравняться с Ганнибалом.
В 1476 году войска Карла и швейцарцы встретились около города Грансона. Бургундцы только перестраивались из походного порядка в боевой, когда заметили, что с гор мерной и грозной поступью спускаются баталии восьми кантонов. Карл приказал своим рыцарям — они стояли впереди — раздвинуться, чтобы открыть поле для артиллерии, и послал отряд атаковать противника. Атака была отбита, и едва бургундцы заметили, что одни рыцари отступают, а другие расходятся в разные стороны, как раздался дружный вопль: «Спасайся, кто может!» До общего сражения дело не дошло. «Двадцать тысяч удрали!» — в бешенстве восклицал Карл.
Он пополнил войско и разбил лагерь у стен швейцарского города Муртена. Шел дождь. Швейцарцев не было ни видно, ни слышно. Карл отдыхал в лагере. Он не ждал нападения. Он не поверил, когда ему донесли, что показались баталии. Когда же он приказал садиться на коней и подать ему доспехи, даже отступать было поздно. С кличем «Грансон» баталии лавиной обрушились на лагерь. Половина армии Карла осталась на поле боя.
Карл продолжал войну. В 1477 году он осадил город Нанси в Лотарингии, восставший против его власти. Герцог Лотарингии призвал на помощь швейцарцев. Карл ожидал атаки с фронта. Союзники под покровом снежной метели обошли его войска и ударили с флангов. Бургундская армия была разгромлена.
Карл пытался пробиться. На замерзшем пруду его лошадь поскользнулась, и здесь его настиг смертельный удар. Герцог упал, под тяжестью брони лед проломился. Карла нашли только на следующий день и с трудом опознали: голова герцога вмерзла в ледовую корку пруда, дорогие доспехи и одежда были сняты грабителями, а тело изуродовано ранами и волчьими зубами.
Так погиб «Великий западный герцог», считавшийся самым могущественным государем Европы.
«Промежуточное государство», разноплеменное и разноязыкое, распалось. Нидерландские земли перешли под власть императоров Германии, позднее королей Испании; французские земли — Бургундию и Пикардию — прибрал к рукам Людовик XI.
Незадолго до смерти, в 1482 году, Людовик присоединил к своим владениям богатое южное графство Прованс с городом Марселем. При его сыне Карле VIII в 1491 году власти короля подчинилось последнее независимое герцогство — Бретань. Объединение Франции было завершено.
Борьба Франции и Бургундии, короля и крупных феодалов, отразилась в хрониках и записках современников. У Людовика было много врагов. Они изображали его «мстительным тираном», ибо феодальная анархия представлялась им «свободой». Они приписывали королю стремление «истребить благородные дома Франции» и править в интересах «грубых и злобных» горожан. Бургундский хронист Жан Молине дал Людовику прозвище «всемирный паук».
Иных взглядов придерживался Комин. Он хвалил короля за то, что тот считал войну глупой и преступной, если она не вызывалась крайней необходимостью, рассказывал о его неутомимой деятельности. Комин сообщает, что Людовик перед смертью мечтал установить во Франции единые законы и единые меры измерений. (Понадобилось еще триста лет и Великая буржуазная революция конца XVIII века, чтобы осуществить это!) Комин писал: «Если бы бог продлил его дни еще на 5-6 лет, он сделал бы много добра своему королевству».
Людовик действительно немало сделал для усиления Франции. Он заводил мануфактуры, поощрял цехи, открывал ярмарки, содействовал книгопечатанию. Он опирался на помощь богатых горожан и щедро раздавал им дворянские звания. Он окружил себя выходцами из горожан и мелкого дворянства, такими, как кардинал Балю, Комин, Оливье ле Дэн, Тристан Лемнит. Но он был, конечно, далек от мысли истребить «благородные фамилии». Он содействовал городам, но не был королем горожан. Усилиями Людовика XI во Франции утверждалась абсолютная монархия — сильная власть короля, правившего в интересах дворянства. И по мере ее утверждения Людовик XI и его преемники лишали горожан их вольностей и привилегий и принуждали служить интересам дворянского государства.
«Квентин Дорвард» — один из 29 романов великого английского писателя Вальтера Скотта (1771-1832), родоначальника исторического романа. Скотт первым внес в роман историзм, то есть умение увидеть прошлое в его своеобразии, в его несхожести с современностью, увидеть в истории не только деяния великих людей, но и движения народных масс. Но не следует забывать, что Скотт писал в первые десятилетия прошлого века. Историзм Скотта был не во всем последовательным.
Скотт отклонился от исторической правды, когда вслед за Квентином привел нас в мятежный Льеж. Писатель, который в других своих произведениях умел с такой теплотой изображать простых людей и народную массу, обрисовал восставших горожан с пренебрежительной насмешкой. Ткачи, мясники, кузнецы Льежа выступают в романе «с грацией и отвагой, какие может придать только водка». Вожди восстания — «демагоги», и за ними следует толпа их «неумытых сотоварищей». Граф Кревкер утверждает в романе, что епископ Льежа был «слишком добрым господином для этих неблагодарных рабов», а льежцы «просто с жиру бесятся». Придворный герцога, конечно, мог так думать, но писатель ничем не опровергает его слов.
Жители Льежа и других городов Южных Нидерландов (ныне Бельгии) в течение столетий вели неукротимую борьбу против своих феодальных господ. Горожане против феодалов — это была классовая борьба, и она порой достигала жгучего накала. «Герцогов, графов и прочих рыцарей убивайте всех!» — приказывал вождь одного из городских восстаний перед битвой. «Даже если вы истребите нас всех, наши иссохшие кости поднимутся, чтобы продолжать борьбу», — говорили горожане своим господам.
Льеж добился вольности, самоуправления. Герцоги Бургундии стремились уничтожить городские свободы, добытые дорогой ценой. Ненависть была взаимной. В 1466 году восставшие горожане Льежа и Динана носили чучело Карла Смелого, всячески издеваясь над герцогом. Карл твердил: «Я пригну этот проклятый люд к земле! Он узнает мою плеть и палку!» Герцог расправился с Динаном. Город был разрушен до основания. 600 граждан, связанных попарно, спина к спине, брошены в воды Мааса. В 1467 году Льеж восстал снова. Ополчение горожан было разбито. Город уплатил огромную контрибуцию, и в стенах его остались проломы. Восстание 1468 года было похоже на вспышку отчаяния, ведь у льежцев почти не осталось оружия, они надеялись только на помощь Франции.
Вальтер Скотт не рассказал о подвиге шестисот. Ночную атаку на бургундский лагерь в дни осады Льежа он приписал коварному плану Арденнского Вепря. Дело было не так. Шестьсот горнорабочих из соседнего графства явились на помощь горожанам и напали ночью на армию Карла. Они сражались с редкой отвагой, нанесли бургундцам тяжелые потери и, окруженные, погибли все до одного.
В романе описана жестокая расправа над Льежем. Можно добавить: город был сожжен, тысячи жителей перебиты и утоплены в Маасе, за беглецами охотились в лесах Арденн, как за дикими зверями.
Вальтер Скотт был не совсем справедлив и к Людовику. Он воздал ему должное, называя «умнейшим из королей», но в то же время считал его «самым мстительным» и «самым беспринципным» из монархов его времени. Враждебные королю хроники оказали известное влияние на писателя. К тому же Скотт не знал важных документов (например, писем Людовика XI), которые стали доступны историкам позже. Неустанная деятельность короля с целью объединить страну, поднять ее хозяйство показана вскользь, а неприятные и отталкивающие свойства его обрисованы особенно выпукло.
Людовик XI был жесток, вероломен, мстителен, не брезговал никакими средствами. Но этим он мало отличался от других феодальных правителей его времени и позднейших времен. Зато он превосходил многих из них проницательностью ума, обширностью знаний и интересов, пониманием потребностей страны. Его жестокость не принимала необузданного характера и не обращалась против верных слуг и друзей, как жестокость, скажем, Ивана Грозного в России или Генриха VIII в Англии. Он мстил непримиримым врагам и предателям, но, по словам Комина, к противникам, перешедшим на его сторону, «никогда не испытывал вражды за прошлое».