Страница 40 из 43
О господи, и вокруг кокосовые пальмы и вся наша труппа — все в костюмах американских матросов. Соседи с пристрастием изучают снимок. Джордж в гриме и в парике, обнаженный до пояса, в набедренной повязке. Гирлянда цветов обвивает накладной бюст из кокосовых орехов и волосатые плечи. Я же выгляжу как обычно: фиолетовая футболка и волосы дыбом. Тут же и Джеймс, рядом с матросами — делает вид, что танцует хорнпайп[102]. Merde.
— Я — художественный директор театральной труппы, — блею я беспомощно.
— Ah, c’est pour ca…
— C’est sur scene.
— Il est acteur![103]
Да, господи-помоги, он актер.
— Мы найдем его, — говорит Жан-Ив решительно. — Мы его остановим.
Август обрушивается шквалом дождей. Мы все прячемся в домах, за постукивающими бамбуковыми занавесями, и наблюдаем оттуда, как потоки воды заливают площадь. Я уже подхожу к финалу третьего акта, пьеса летит на всех парусах. Мальчики, несмотря на погоду, не теряют бдительности. Они организовали патруль в вонючем проулке и прохаживаются там в плащах и глубоко надвинутых бейсбольных кепках. То и дело раздается стук в дверь:
— Все в порядке, мадам?
— Да-да, merci, Лоран (мерси, Жан-Ив, мерси, Бернар).
Они купили себе дубинки и лыжные маски для ночных дежурств и явно получают от всего этого большое удовольствие. Вся крошечная деревня гордится ими, тень их славы падает и на меня. Пару строк на эту тему появилось даже в колонке “местные новости” в “Миди Либр”. Я не чувствую за собой никакой вины. Наоборот, я стала частью местного сообщества.
Теперь, когда жара наконец спала, мы с Матильдой совершаем вечерние вылазки. Пока что она успела показать мне только Средиземноморские Сады и мемориальный музей катарских мучеников. Я познакомилась с мужем и с любовником Николь. Они оба поклялись изрубить в мелкие куски моего проклятого актеришку, и пусть он не смеет сюда и носа сунуть. На кухне сплетничают о том, что англичане совершенно не умеют обращаться с женщинами. Учитывая те ужасы, о которых они сами недавно рассказывали, я не думаю, что нас разделяет такая уж пропасть — если не считать Ла-Манша.
Представление продолжается. Но Джорджу я не говорю ни слова, и это при том, что мы звоним друг другу каждый день.
— Кажется, ты стала ладить с соседями, — добродушно говорит он во время одной из наших ночных бесед. — “Короля Лира” принимают прекрасно. Джеймс пошлет тебе по факсу пачку положительных рецензий. Мы все просто летаем. Ты должна гордится нами, дорогая.
Я разражаюсь приличествующим случаю воркованием.
Приходит факс с километрами хвалебных отзывов. Я читаю их по мере того, как они вылезают из аппарата, и испытываю законную гордость. Но в конце меня ждет ложка дегтя. Веселая приписка от Джорджа:
Привет, старушка!
Отличные новости. Нарбоннский фестиваль театров под открытым небом пригласил нас срочно заменить труппу “Гаррис Экторс”. Те, кажется, объявили забастовку. А у них в этом году шекспировская тема. Как тебе это нравится: L’Homme, ses pièces, sa signification universelle![104] И они хотят нашего “Лира”.
Фестиваль проводится с 17 по 28 августа, мы заняты в нем вторую неделю, все расходы оплачены. Нас поселят в гостинице “Золотой лев”, детали я сообщу. Я приеду пораньше, чтобы все устроить. Встретишь меня в Монпелье?
Целую, обнимаю,
Джордж.
Оплатили расходы! У комитета фестиваля деньги, видимо, лезут из ушей. Любой ценой я должна не допустить Джорджа в деревню! Нарбонна всего в тридцати километрах отсюда. Ладно. Будем надеяться, он будет слишком занят — ему придется бегать по амфитеатру, или где они там играют, проверяя, хорошо ли слышно. Я выпиваю три порции виски и только после этого сажусь писать ответ.
Мой дорогой Джордж,
Браво! Вы молодцы — рецензии просто отличные! Сообщи, когда ты прибываешь в Монпелье. Я так понимаю, “Первоцвет” приедет в шарабане.
С любовью,
Генри.
Без паники. Никто не узнает. Еще виски. Включить телевизор. Успокоиться.
В конце концов, главное — это семья, так ведь? Меня ждет воссоединение с семьей — в вестибюле “Золотого льва”, среди зеркал, фальшивой позолоты и пальм в кадках. Мы упадем друг другу в объятия с воплями:
— Генри! Дай на тебя посмотреть, дорогая!
— Как пьеса?
— Да ты поправилась!
— Для меня есть хорошая роль?
— Ты видела рецензии на Лира?
— Совсем не загорела.
— Здесь всегда так жарко?
— Как новый дом?
— У Валерии болит голова. Здесь продают “нурофен”?
— В “Санди Телеграф” написали, что Джеймс играет “внушительно”.
— Я съела их сыра и меня теперь тошнит.
— О господи, как я по всем вам соскучилась!
— Так ты ведь сама смылась и бросила нас на все лето, изменщица!
Амфитеатр под открытым небом устроили в пустой скорлупе старого собора. Обычно это парковка. Собор так и не достроили, поскольку для того, чтобы возвести неф, пришлось бы разрушить городские стены. А Черный Принц[105] с армией, видно, только того и ждал. И вот — парящие готические башни и колонны, безупречные стрельчатые окна, все устремлено вверх, вверх, к сводам, не увенчанным крышей. И над ними лишь пустая палящая голубизна. Сцена устроена у западного фасада существующего собора. На левую часть сцены мы можем входить через дверь, ведущую в крытые галереи, но справа нам потребуется какой-нибудь задник или занавес. И надо хорошенько заизолировать провода, чтобы никого не шарахнуло током, когда мы будем пробираться за сценой. Я спрашиваю Джорджа: ты проверил, наша страховка включает континентальную Европу? А то ведь с нашим везеньем кто-нибудь из зрителей возьмет-таки и обуглится.
Акустика здесь суровая. Звук не поднимается вверх, а теряется где-то в приделах. Слышен шум машин, хотя оргкомитет фестиваля и обещал “обеспечить тишину на прилегающей к собору территории”. По мере возможности. Конечно, паровозы и самолеты полностью заглушить невозможно. Но главная проблема — язык. Фестиваль международный. Идеология фестиваля предполагает демонстрацию разных интерпретаций Шекспира, что должно подчеркнуть его вселенский масштаб и непреходящую актуальность. Непосредственно перед нами японский театр кабуки будет представлять “Макбета” — играют одни мужчины, в черно-белых масках и на котурнах. Румынская цирковая труппа поставила “Сон в летнюю ночь” — с трапециями и клоунами. Аргентинцы станцуют “Кориолана” в ритме танго. Джордж говорит, что Кориолан и Авфидий, танцующие танго с кинжалами в руках, вызывают у него эрекцию. Он волнуется, что мы будем выглядеть слишком банально.
— В елизаветинских костюмах? Не забивай этим свою хорошенькую головку. Мы тут будем круче всех. Для французской публики чулки и камзолы — такая же экзотика, как если б мы переоделись зулусами.
Все это так. Но как удержать их внимание, если они не поймут ни слова в диалогах? Придумала!
СУБТИТРЫ!
Не слово в слово, конечно, а как в немом кино. Общее содержание эпизода на широкой желтой полосе, которая разворачивается перед сценой, под ногами актеров. Убегает слева направо, как новостная лента в телевизоре. Быстрее! Пусть Валерия поговорит с Дельфиной, фестивальным менеджером, и к пятнице все будет готово. Мы все равно не можем пока здесь репетировать, поскольку под сводами скачут исполнители “Сна в летнюю ночь”, без сетки и страховки.
101
Перевод Н. Карповой.
102
Английский матросский танец.
103
— Ах, вот оно что…
— Они на сцене.
— Он актер! (фр.).
104
Великий автор, его пьесы, его всемирное значение! (фр.).
105
Эдуард “Черный Принц” — сын короля Эдуарда III, один из крупнейших военачальников времен Столетней войны, выигравший битву с французами при Пуатье (1346).