Страница 17 из 18
Вдобавок ко всему во взгляде Изабель, направленном на Саймона, было что-то неожиданное. Что-то похожее на… гордость.
- В заключение хочу сказать, чтобы в следующий раз вы слушали, когда говорят старшие, - рявкнул Роберт Лайтвуд.
- Почему кто-то должен слушать, когда ты говоришь о правильных поступках? – резко сказала Изабель.
Роберт побагровел. Он медленно к ней повернулся и устремил на неё ледяной инквизиторский взгляд, от которого любой другой съёжился бы и заскулил. Изабель даже глазом не моргнула.
- Теперь, когда мы разобрались с этим позорным делом, я бы попросил вас всех оставить меня наедине с моей послушной дочерью. Нам с ней нужно кое-что прояснить, - сказал Роберт.
- Но это моя комната, - заныл Джон.
Роберту не нужно было говорить, он просто перевёл свой инквизиторский взгляд на Джона. Джон вздрогнул, и смылся вместе с остальными.
Саймон собирался последовать их примеру, когда Изабель схватила его за запястье.
- Он остаётся, - сказала она отцу.
- Я в этом сильно сомневаюсь.
- Саймон остаётся со мной, или я ухожу вместе с ним, - сказала Изабель. – Выбирай.
- Э-э, я с удовольствием пойду… - начал Саймон. Слова «я с удовольствием пойду» были у него вежливой заменой фразы «жутко хочется свалить».
- Ты остаёшься, - скомандовала Изабель.
Роберт вздохнул.
- Прекрасно. Ты остаёшься.
Это положило конец спору. Саймон присел на край кровати Джона, мечтая стать невидимым.
- Очевидно, тебе не хочется здесь находиться, - сказал Роберт, обращаясь к дочери.
- Что меня выдало? То, что я миллион раз говорила тебе, что не хочу сюда приезжать? То, что я не хотела играть в твои дурацкие игры? То, что я считала это жестокой манипуляцией и пустой тратой времени?
- Да, - сказал Роберт. – Именно это.
- И ты всё равно заставил меня поехать с тобой.
- Да, - сказал он.
- Слушай, если ты думал, что принудительное совместное времяпрепровождение что-то исправит или возместит то, что ты…
Роберт тяжело вздохнул.
- Я уже говорил тебе: то, что произошло между мной и твоей матерью не имеет к тебе никакого отношения.
- Это имеет ко мне самое прямое отношение!
- Изабель… - Роберт взглянул на Саймона и понизил голос: - Я действительно предпочёл бы обсуждать это без зрителей.
- Очень жаль.
Саймон ещё больше постарался слиться с фоном, надеясь, что если он приложит достаточно усилий, то, возможно, его кожа приобретёт ту же расцветку, что и простыни в цветочек (какая неожиданность) Джона Картрайта.
- Ты и я, мы никогда не говорили о том времени, когда я состоял в Круге, или почему я последовал за Валентином, - сказал Роберт. – Я надеялся, что мои дети никогда не узнают об этой стороне моего характера.
- Я слышала твои лекции, как и все остальные, - сказала она мрачно.
- Мы оба знаем, что истории, адаптированные для широкой аудитории, не содержат всей правды. - Роберт нахмурился. – Я не говорил студентам, и никому не говорил, что, в отличие от большинства членов Круга, я не был истинно верующим. Другие думали, что они являются мечом Разиэля в человеческой форме. Видела бы ты свою мать, пылающую праведностью.
- Значит, теперь это мама во всём виновата? Отлично, отец. Просто замечательно. Должна ли я теперь думать, что ты отличный парень, который видел Валентина насквозь, но всё равно его поддерживал, потому что твоя девушка тебе так сказала?
Он покачал головой.
- Ты меня не понимаешь. Именно я был виноват больше всех. И твоя мама, и все остальные думали, что поступают правильно. Они любили Валентина. Они любили наше общее дело. Они в него верили. А во мне этой веры никогда не было… но я всё равно остался. Не потому, что это было правильно. А потому что это было легко. Потому что Валентин казался таким уверенным. Казалось, полагаться на его уверенность – значит, следовать путём наименьшего сопротивления.
- Зачем ты мне об этом рассказываешь? – в её голосе поубавилось яда.
- Я не понимал тогда, что значит быть по-настоящему в чём-то уверенным, - сказал Роберт. – Я не знал, каково это – любить что-то или кого-то несмотря ни на что. Безгранично. Я думал, что, возможно, так было с моим парабатаем, но потом…
Что бы он не хотел сказать, он сдержался. Саймон удивился, как что-то могло быть хуже того, в чём он уже признался.
- В конце концов, я решил, что во мне этого просто нет. Что я не создан для такой любви.
- Если ты собираешься сказать мне, что по-настоящему смог полюбить только свою любовницу… - Изабель содрогнулась.
- Изабель. - Роберт взял её за руки. - По-настоящему я полюбил Алека, тебя, Мак… - Он опустил взгляд. – Макса. Когда вы, мои дети, появились – это всё изменило.
- Значит, ты поэтому годами обращался с Алеком так, будто у него чума? Именно так ты показываешь своим детям, что любишь их?
Теперь Роберт выглядел ещё более пристыженным, если это возможно.
- Если любишь кого-то, то это не значит, что больше никогда не наделаешь ошибок, - сказал он. – Я натворил их столько, что хватило бы на несколько жизней. Я это понимаю. И некоторые из них я уже никогда не смогу исправить. Но что касается твоего брата, то я стараюсь изо всех сил. Он знает, как сильно я его люблю. Как горжусь им. Мне нужно, чтобы ты тоже об этом знала. Именно в вас, дети, я уверен. Вы единственные, в кого я буду верить всегда. Не в Конклав. Не в мой брак, к сожалению. В вас. И если понадобится, то я проведу остаток жизни, пытаясь доказать вам, что вы можете быть уверены во мне.
***
Вечеринка была убогой. Даже Саймон вынужден был признать, что тут явно не помешала бы парочка демонов. Праздничное убранство (несколько унылых ленточек, два плохо надутых воздушных шарика и плакат, на котором с ошибкой было написано «ПАЗДРАВЛЯЕМ!») выглядело так, будто его в последнюю минуту неохотно организовала компания пятиклассников. На столе с закусками было только то, что можно было раздобыть в конце семестра: несвежие круассаны, блюдо с апельсиновым желе, чан с рагу и несколько тарелок с непонятными мясными продуктами. Музыки не было, поскольку в Идрисе нет электричества, и никому даже в голову не пришло нанять группу музыкантов. Но несколько преподавателей взяли на себя роль мужского вокального квартета (по мнению Саймона, это нельзя было назвать музыкой). Компанию демоно-призывальщиков помиловали и вынесли им суровое предупреждение. Им даже разрешили прийти на вечеринку, но ни у кого из них не было настроения для празднования (или для Саймона, что совершенно понятно).
Он стоял в одиночестве возле чаши с пуншем, от которого так несло рыбой, что он решил его не пробовать. К нему подошла Изабель.
- Избегаешь своих друзей? – спросила она.
- Друзей? – он хохотнул. – Думаю, ты имеешь в виду людей, которые меня ненавидят. Да, я склонен их избегать.
- Они не ненавидят тебя. Просто им стыдно, потому что ты оказался прав, а они повели себя как идиоты. Они это переживут. Как и ты.
- Возможно. – Это казалось маловероятным, но, с другой стороны, очень немногие события этого года подпадали под категорию «вероятного».
- Ну, в общем, спасибо за то, что побыл рядом со мной во время разборок с отцом, - сказала Изабель.
- Как будто у меня был выбор, - ответил он.
Изабель рассмеялась, почти с нежностью.
- Ты и в самом деле не имеешь никакого понятия о правилах общения, да? Я говорю «спасибо», ты говоришь «пожалуйста».
- Значит, если бы я поблагодарил тебя за то, что ты морочила голову всем моим друзьям, строя из себя распущенную сумасшедшую призывательницу демонов, чтобы у них были неприятности с деканом, ты бы сказала…?
- Пожалуйста. Рада, что смогла преподать им ценный урок. – Она широко улыбнулась. – В котором лично ты нисколько не нуждался.