Трудный ребенок

– Не продолжай, – сдавленно оборвала я ее. От страшных подробностей прошлого Лары о времени, проведенном с Таном, меня передернуло.

– Не знаю, как мне удалось сбежать. – Защитница вновь отвернулась и посмотрела в окно. – Наверное, он позволил. Я даже не помню, как дошла до квартиры Филиппа. Он и спрятал меня в Австрии. Никто, даже Влад, не знал, жива ли я. Но так было лучше. Ведь, похитив меня, колдун мог повлиять на него. А потом Станислав распустил атли. Я так и не смогла вернуться... Боялась. Так боялась, что просыпалась среди ночи от собственного крика. Потому что во сне я не могла кричать. Каждую ночь во сне он приказывал мне молчать. Он приказывал, и я не могла ослушаться.

– Мне жаль, Лара.

– Не стоит жалеть меня. Я пережила. И ты переживешь.

Я хотела ответить, но дверь с шумом распахнулась и на пороге появилась Рита. Лицо у нее было такое, будто Тан восстал из мертвых. У меня даже сердце ёкнуло.

– Там... там... – Она продолжала бы открывать рот и что-то бормотать, если бы Лара не прервала решительно:

– Что? Говори!

– Поединок. Еще один. – Тяжело дыша, выдала, наконец, Рита. – Филипп...

– Черт! – громко сказала защитница и быстро вышла из комнаты.

Я еще не до конца поняла, что произошло, но интуитивно выбежала за ней, а за мной, едва поспевая, семенила Рита.

Спортзал был убран до блеска. Тело Тана унесли, пол вымыли и, казалось, натерли воском. Я даже удивилась, как быстро можно скрыть следы убийства и создать видимость обыденности.

Впрочем, обыденность это мало напоминало. Атли, так же, как и час назад, стояли у стен, а на «поле боя» теперь находилась новая пара. Вернее, новым в этой паре был Филипп, крепко сжимающий меч Тана.

Влад стоял неподалеку, небрежно держа ритуальный нож Чернокнижника и, казалось, скучал. Впрочем, от его вида у меня все еще бежали по коже неприятные мурашки. Видно было, что он устал и ему трудно стоять.

– Ну вот, все собрались, Вермунд, – зло выплюнул Филипп. – Пора решить это раз и навсегда!

– Давай решим, а то отдохнуть охота, – небрежно ответил Влад и пристально посмотрел мне в глаза.

Хорошо, что он не смотрел так, когда я дралась с Таном. Тогда бы у меня точно ничего не вышло. Такое впечатление, что все внутри плавилось под этим взглядом. Было в нем что-то новое, неизвестное. И это «что-то» не понравилось мне.

Поэтому я перевела взгляд на Филиппа и строго спросила:

– Какого черта ты творишь?!

Более подлого поступка вообразить себе было сложно. Влада ослабил поединок с колдуном, а у Филиппа в руках был заговоренный Таном меч. Хотя возможно, после смерти Чернокнижника он снова превратился в обычный кусок железа...

Но все же это был отличный шанс стать вождем.

– Это только между мной и Владом, – не глядя на меня, ответил жрец. – И только посмей вмешаться – тебя будут судить, пророчица!

Они все забыли мое имя?

– Тогда я не буду сожалеть, если ты умрешь, – зло сказала я.

– Возможно, сегодня умру не я.

Влад сдержанно засмеялся – видно было, что любое движение причиняет ему боль.

– Серьезно, жрец? Хочешь выставить себя на посмешище – вперед, только побыстрее.

– Будешь драться с ним, несмотря на то, что он едва стоит? – не унималась я.

Почему-то в тот момент мне стало реально страшно. Ведь от Тана я знала, чего ждать. Но Филипп... Почему-то показалось, что предали меня.

– Да брось, Полина, – улыбнулся Влад. – Это же Макаров. Все закончится быстро.

Филипп разозлился. У него даже ноздри раздулись от этих слов, и он стремительно ринулся вперед.

Гнев – не лучший помощник в битве. Мозги туманит, а сил не придает. Другое дело злость – осознанная, яркая, но не слепящая вспышка.

Филипп Макаров ужасно дрался. Да он и не дрался, по сути. Бежал с мечом наперевес. Влад ловко увернулся – откуда и силы взялись, ногой с разворота выбил меч из руки жреца, а его самого пнул, и тот гулко рухнул на пол. Да уж, действительно позорное поражение, не хотела бы я вот так валяться.

Влад поднял меч колдуна, приставил его к горлу Филиппа и прошипел:

– Прибить тебя, что ли?

Филипп – бледный, запыхавшийся – смотрел на него снизу вверх и молчал.

– Ну, кто-нибудь еще хочет попытать счастья? – резко спросил Влад, не сводя с него ненавидящего взгляда. Теперь эти двое никогда не помирятся, подумалось мне. Он отступил на шаг, давая возможность Филиппу подняться. – Я жду.

– Я принимаю твою власть надо мной, – сцепив зубы, выдохнул жрец и закрыл глаза.

Присяга прошла быстро. Все устали и вымотались, особенно Влад. Я смотрела на Киру, понурившуюся в дальнем углу, брошенную и несчастную, и подумала, что худшей жизни для себя не могу представить.

Убить любимого дочери. На ее глазах. Что может быть ужаснее?

На меня навалилось бессилие. Темный кен колдуна разлился по венам, тяготил и дурманил голову. Или то были мрачные мысли?

Я преклонила колени почти беспристрастно, с таким же безразличием выдержала горящий взгляд Влада. Даже не размышляла, что он может значить. Зачем? Все закончилось. Поросло былью, осталось за чертой.

Кира посмотрела на меня как-то резко, а затем быстро покинула спортзал.

Я закрыла глаза. Она никогда меня не простит. Никогда... Моя дочь теперь до смерти будет меня ненавидеть.

Наверх я поднялась в полном бессилии. Решила сначала выспаться, а потом уже ехать домой. К дочери войти не решилась, хотя и стояла долго у ее двери. Все же нет во мне стержня никакого. Страх никуда не делся, его кровью не смоешь. А страх перед правдой всегда самый сильный...

К себе я буквально ввалилась. И застыла на пороге. На моей кровати лежала Кира, поджав под себя колени. Лежала с закрытыми глазами и не шевелилась – маленькая, беззащитная, слабая. Моя девочка. Слишком быстро повзрослевшая, испытавшая так много и в итоге потерявшая того, кого любила.

Как я не хотела, чтобы она повторила мою судьбу – прошла по шипам и изранила душу в кровь.

Я присела рядом, закусив кулак, чтобы не расплакаться в голос и не нарушить ее сон. Кто знает, что снилось ей? Возможно, будущность, не омраченная потерями. Или те миры, в которых она оставила частичку своего сердца. Воспоминания иногда ранят больнее, чем реальные люди. Они вгрызаются в душу счастливыми сценами, лицами погибших близких, упущенной возможностью все изменить.

Я зажмурилась, глотая горячие, соленые слезы, и услышала тихий голос:

– Не плачь.

– Прости, – прошептала я, закрывая лицо руками. – Прости. Я – чудовище!

Кира села на кровати, обняла меня и погладила по голове. Как маленькую. Это я должна ее так утешать. Я! Рыдания больше не сдерживала – они рвали грудь изнутри, причиняя ощутимую боль. Жила ныла, в венах пузырился, бурлил кен человека, которого любила моя дочь.

– Не плачь, – повторила она. – Полежи со мной. Обними. Просто... давай помолчим.

Кира снова легла, подтянув колени к подбородку, а я обняла ее сзади, уткнувшись носом в волосы, вдыхая приятный сладковатый аромат духов и расслабляясь.

Так устала плакать! Поспать бы...

...Когда я вновь открыла глаза, была уже ночь. Тишина стояла гробовая, лишь Кира мерно дышала рядом. Я вздохнула, погладила ее по волосам, еще несколько минут смотрела, как она спит. Потом встала и вошла в ванную, включила свет.

Из большого зеркала на меня смотрела молодая женщина. Круги под глазами, едва заметная морщинка между бровей. Опущенные уголки губ. Слегка растрепанные волосы.

Поправимо. Просто устала.

Ничего особенного.

Если бы не глаза. Горящие нездоровым блеском глаза убийцы.

Нет, это не был порыв, как тогда с Мишелем, когда Влад буквально заставил меня проткнуть мягкую восковую фигурку. И не безысходность, как в тот день, когда погиб Рихар – рассыпался белесым пеплом на лестничной площадке Влада.

Я спланировала убийство. С тщательностью продумала детали, учла факторы риска. Хладнокровно проткнула жилу ритуальным ножом. И я могу врать себе хоть тысячу раз, что спасала атли. Черта с два! Я сделала это для себя. Чтобы жить и не мучиться, дышать без боли. Убила человека, чтобы спастись от влечения, черной полосой перечеркнувшего мое счастье.