Трудный ребенок

Убила, даже не спасаясь. Я убила ради выгоды.

Ну, тебе стало легче, Полина?

Разве так неправ был колдун? Разве не его лишили всего: любви отца, наследия, семьи? Разве мы хотя бы попытались понять его, помочь? Разве кто-то из нас поставил себя на его место?

А ведь он был атли. Одним из нас. Частью целого. Запутавшимся мужчиной с обугленным сердцем.

Кира. Кира любила его. А я убила. Все просто.

Черт бы побрал простоту!

В венах на каждую мысль о Тане отзывался его кен – темный, вязкий, тяжелый. Как мне теперь носить это в себе? Вечное напоминание о том, кем я стала...

Убийца. Чудовище.

Нет, нужно домой. Подальше от этого дома, от воспоминаний, который, словно ржавчина, съедают душу. Выйти на воздух, иначе задохнусь!

Я вышла из комнаты и быстро спустилась по лестнице. Застыла на последней ступени, не решаясь пройти мимо...

Влад стоял у окна и смотреть в ночь. В очень темную ночь, так как в гостиной царил почти беспросветный мрак. Наверное, тучи снова затянули небо.

Ноябрь – месяц, когда не знаешь, что посыплется с неба – дождь или снег. Погода переменчивая, лживая, то улыбается ясным солнечным днем, то злится и шумит холодными дождями, стучит по крышам ошалелыми ветвями деревьев. Ноябрь делает ночи мрачными, промозглыми, так и хочется зарыться под одеяло и дождаться весны.

Влад обернулся – наверное, услышал мои шаги.

– Не спишь? – спросил тихо.

– И ты, – ответила я. – Кира уснула. А я... домой поеду.

– Это твой дом. Ты – атли.

– Не могу здесь спать. На Достоевского легче дышится. – Я помолчала немного. – Тана... похоронили?

– На заднем дворе. Хотя от его кена мало толку, ведь он почти весь в тебе.

– Тан – атли по крови, и должен остаться им и после смерти.

– Это было очень безрассудно – не посоветоваться со мной. – Влад подошел ближе, и я с удивлением заметила, что у меня больше не дрожат руки, не кружится голова и не дурманится разум. Самовнушение? Или проклятия действительно больше нет?

– Я безрассудная.

– Тебя нужно воспитывать, – улыбнулся Влад.

– Вряд ли усилия стоят того, – нахмурилась я.

– Я все же рискну.

– Ты и так меня постоянно воспитываешь!

– Рад, что ты решила раздвинуть горизонты. – Его ладонь прошлась по моему предплечью, затем скользнула выше – к шее, и остановилась на щеке.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась я, отстраняясь.

– Твое обещание.

– А, это... Я солгала.

Сама не знаю, как сказала это. Слова вырвались, словно из подсознания. Усталость все больше давила на плечи, сожаление разрывало грудь.

– То есть как, солгала?

Я пожала плечами.

– А что сделаешь ты, чтобы спасти близкого человека, Влад? Разве это не твоя философия – обмануть, но выжить? Разве не так ты обычно поступаешь с теми, кто тебе дорог? Не щадишь чувства, врешь, причиняешь боль, чтобы сохранить им жизнь? Или свое лекарство слишком горькое?

Влад ничего не ответил, стоял с каменным лицом и смотрел мне в глаза, не отрываясь. На его избитом лице не мелькнуло и тени эмоций. Отменная выдержка, не то, что у меня.

– Проклятия больше нет. Все кончено. А я хочу спать.

Я направилась к двери, и у самого выхода меня настиг насмешливый голос:

– И что будешь делать, когда поймешь, что проклятия не было, пророчица? Впрочем, я с удовольствием посмотрю на тебя, когда ты это осознаешь. Отдохни, выспись. И да, ты не умеешь врать, Полина. Не так убедительно.

Я с силой распахнула дверь, вышла на улицу и прислонилась спиной к дверному полотну.

Ненавижу. Ненавижу Влада Вермунда! Его самоуверенность, саркастичную улыбку, прожигающие взгляды, прикосновения. И правда у нас никогда не будет одна.

Я сжала кулаки, пытаясь сдержать слезы обиды и разочарования. Он не прав. Я ничего не чувствую. Совсем ничего. Ни капельки!

Где-то вдали громыхнуло. Гроза в ноябре – еще одна выходка природы. С неба сорвалось несколько крупных капель, затем еще, и еще. Скоро стучало так, словно кто-то вколачивал в крышу гвозди.

Я оторвалась от двери и сошла с крыльца. За ворот тут же полились ледяные струи, волосы намокли и повисли сосульками. Мне было все равно. Я направилась к воротам, размазывая по лицу слезы, понимая, что сегодня атли похоронили не только Тана, но и прошлое. Там, за чертой остались последние крупицы моей наивности...

И сама я стала другой. Словно темный кен колдуна менял меня изнутри. Корежил воспоминания, плавил и заново формировал душу. И когда я дошла до кованых ворот дома атли, была уже совершенно другим человеком.

Глава 22. Новые угрозы

Проснулась я, когда уже почти стемнело. Сумерки окрасили воздух в серо-синий, делая очертания предметов нечеткими, цвета приглушенными, а обстановку таинственной. Сразу вспомнилось недовольное лицо таксиста, когда я ночью села, насквозь промокшая, на новую обивку заднего сиденья его авто. Впрочем, слова «три счетчика» иногда творят чудеса и меняют людей до неузнаваемости.

Под легким пледом я совсем продрогла. Переодеваться ночью не стала, просто сбросила с себя одежду да так и уснула в одном белье. Сейчас поняла, насколько опрометчивым был тот поступок. Горло отзывалось на глотание противной болью, а голова предательски болела. Температура поднялась, наверное. Вот что бывает, когда мокнешь под дождем в ноябре. Все эти рассказы о крепком здоровье хищного значительно преувеличивали действительность.

Под душем я стояла долго – даже кожа покраснела. Нацепив свой любимый бесформенный свитер с высокой горловиной и леггинсы, почувствовала себя лучше. Горячий чай, и я снова буду в седле.

На пороге кухни я замерла, как вкопанная. Жила натянулось, кен встревожился, и внутреннее чувство потянуло меня к выходу. Странное ощущение: я знала, что там опасно, но все равно направилась туда. Вышла на лестничную площадку, не обеспокоившись тем, что нужно закрыть дверь.

Соседняя дверь тоже была распахнута настежь...

В коридоре оказалось темно. Вечер окончательно залил мглой пространство – в преддверии зимы ночь приходит рано, и передвигалась я практически на ощупь. Мне нужно было туда, в комнату, где ярким цветком распустился страх.

Ни секунды не раздумывая, я шагнула туда. Свет ослепил на секунду, а когда я поморгала, смогла разглядеть просторную комнату, серый диван, голубые шторы и небольшой телевизор в углу на тумбочке. Ноутбук на журнальном столике был открыт – видно, что за ним совсем недавно работали.

Хозяин квартиры застыл в нелепой позе, словно резко вставал с дивана, но так и не успел полностью разогнуться. Нервы, натянутые, как струна, казалось, сейчас зазвенят.

Охотник, напротив, расслаблен. Глаза закрыты, а голова слегка покачивается из стороны в сторону. Медитирует, что ли?

Мирослав, заметив меня, взглядом указал на дверь, побуждая бежать. Словно от древнего можно сбежать. Да он, наверное, за версту меня заметил.

Будто прочитав мои мысли, охотник открыл глаза и произнес:

– Я тебя чувствовал.

– Никогда не думала, что скажу это, но я тебя тоже.

– Она не альва, – хрипло сказал Мирослав. – Нечестно для такого сильного, как ты, обижать маленьких девочек.

– На счет маленьких девочек я бы поспорил, – усмехнулся древний и пристально посмотрел мне в глаза. Странно, но желания защищаться не возникло. – Привет, Кастелла.

– Мишель. Сколько лет, сколько зим, – съязвила я. – Что ты здесь делаешь?

Сначала спросила, а потом поняла, как глупо прозвучал вопрос. Мишель, похоже, этого не заметил, потому как прикрыл глаза и рассеянно улыбнулся.

– Все прозаично. Охота.

Питон Каа недоделанный!

Мирослав поморщился от боли, и я невольно посочувствовала ему. Если Мишель убьет вождя альва, без зазрения совести превращу его в пепел. Прямо тут, на сером ковре. Чувствовала, что могу, особенно после вчерашнего.

– Ты снова атли, – как бы между прочим, сказал Мишель.