Страница 66 из 89
Я поднимаю на него глаза. — Я не хотела, чтобы так произошло. — Сквозь слёзы говорю я. — Я собиралась спасти тебя. Вытащить отсюда нас обоих. — Я сжимаю его рубашку, которая оказывается коричневой и колючей. — Но я...
Бэзил отстраняет меня на длину рук и начинает смеяться. Я замираю. — Нет, разве ты не видишь? — спрашивает он меня. — Это существует, Эппл! Это место и правда существует!
— Ты о чём? — спрашиваю я, со злостью оглядывая всех, кто собрался и наблюдает за нашим арестом.
Бэзил улыбается. — Ферма! — затем он крепко сжимает меня в объятиях.— Мы дома. У нас получилось.
Пока я пытаюсь разобраться в том, что он мне сказал, толпа расступается и появляется женщина, одетая в девственно-белый комбинезон, стянутый на талии ярким зелёным поясом, под длинным струящимся одеянием небесно-голубого цвета. — Это та девочка? — спрашивает она, широко раскрывая руки.
— Да! — нетерпеливо отвечает одна из женщин, нашедших меня.
Бэзил обнимает меня за плечо одной рукой и представляет меня. — Гайя, — с гордостью произносит он, — это Эппл, то есть, Талия. Это Талия.
— О, моя дорогая! — она скользит ко мне и сжимает меня в объятиях. Она мягкая, и от неё исходит сильный лавандовый запах, так пахнет мыло, которым пользуется моя бабушка. Она берёт меня за руку и делает шаг назад, чтобы хорошенько меня рассмотреть. После того, как она мгновение изучает меня, а я тупо моргаю, пытаясь понять, что здесь происходит, она произносит почти шёпотом, — Ты прекрасна. — Мне кажется, я видела несколько слезинок, блеснувших в её ресницах. — Именно такая, как и рассказывал Бэзил. — Она прижимает мои руки к себе и целует костяшки моих пальцев. Я чувствую, как меня бросает в краску от подобного внимания, но я всё ещё в недоумении, и моя голова начинает болеть.
— Мы ждали тебя, и так счастливы, что ты здесь, — говорит она мне. — Потом она снова сжимает меня в объятиях и говорит: — Добро пожаловать, милая. Добро пожаловать домой!
ЧАСТЬ 4
ФЕРМА
Человек распространяет убеждения, как дерево делится яблоками
Ральф Уолдо Эмерсон
Я приняла душ на улице, в кабинке без крыши, в отверстие сверху были видны деревья, покрытые кудзу. Ледяная вода подавалась через насос. Я колебалась, желая чтобы она была не такой холодной, но мне не могла слишком привередничать. Впервые в жизни я была настолько грязной, что душ мне был действительно необходим, и по правде говоря, мне даже понравились ощущения. Я собралась с духом, обрушила на себя половину холодной воды, и долго тёрла себя толстым куском мыла такого же цвета, как и листья кудзу. Когда вымылась, я нашла свою одежду влажной, но зато свежевыстиранной и висящей на деревянном гвозде на маленькой укрытой площадке позади душа. Рубашка, которую я взяла у матери Бэзила исчезла, её заменило бесформенное платье из колючей коричневой ткани, которое носили все женщины, кроме Гайи. В дополнение к нему были женские сандалии, которые хорошо сидели на моих ногах и были удобны для моей ноющей лодыжки, которая всё ещё была немного опухшей и бледной.
Я никогда особо не заботилась о том, как я выгляжу, но почувствовала легкую досаду, оказавшись одетой в мешок. Язя бы умерла, если бы ей пришлось надеть это. Я подумала о видео, которое она сняла в PlugIn 42 в своём пушистом фиолетовом комбинезоне, объявив себя хроникером революции. Мне стало интересно, загрузила ли она ещё какие-нибудь политические видео на свой ЛРК.
Я искала свой кисет, но нигде не могла его найти. Нерешительно я выглянула из-за занавески. Девочка, которой дали задание заботиться обо мне, была примерно моего возраста и на большом сроке беременности. Она сидела на лавочке и болтала ногами, ожидая меня.
— Привет, эм, ты случайно не знаешь, где мои вещи? — спросила я.
— Рубашка?
— Вообще-то, — я окончательно вышла наружу, — я ищу маленькую сумочку, — она непонимающе моргнула. — Она красного цвета. Вязаная. Примерно такого размера. — Она покачала головой. — Это очень важно для меня.
— Внутри что-то было?
— Нет, — призналась я, так как бросила свой Гизмо в бесконечные заросли кудзу. — Просто моя бабушка сделала её для меня и...
— Ой, — произнесла она ни капли не сочувствуя. — Вся ткань идёт на переработку.
— Но она принадлежала мне, — сказала я. Она склонила голову, как будто слово было непонятным, и до меня дошло. Я действую как богачка. Здесь нет ничего моего.
Неторопливой походкой подошел Бэзил, который выглядел, как древний охотник в своей землисто-коричневой рубашке и брюках.
— Мы подходим друг другу, — сказала я, переводя взгляд со своей одежды на его.
Он улыбнулся: — Классно, правда? Здесь нет никакой моды!
Я не ответила, не понимая, был ли он серьёзным, или говорил с сарказмом.
— Готова? — девушка встала, с нетерпением желая заняться своими собственными делами.
— К чему? — спросила я, но она не ответила. Бэзил предложил мне локоть, потому что я всё ещё прихрамывала, но я заколебалась — Это твоя здоровая рука?
— Сейчас со мной всё в порядке, — ответил он мне. — А как ты?
Я медленно повертела стопой. — Всё ещё не гнется и ноет, — отвечаю я. — Но уже лучше, чем было. — Для устойчивости я опираюсь на его руку, и мы следуем за девушкой через шумную поляну.
Каждый человек, мимо которого мы проходим, тащит из лесу огромные корзины в плетьми кудзу или переносит вещи в странные коричневые дома, окружающие открытое пространство. Все строения представляют собой одинаковые прямоугольники, сложенные из больших блоков высушенных лоз, которые моя бабушка могла бы назвать брикетами, они уложены на высоту восемь футов, и накрыты остроконечной крышей из ковриков, сделанных из плотного материала. Дети, а здесь их достаточно много, поделены на небольшие группки. Самые маленькие очищают лозы от листьев, другие сортируют их по размеру, подготавливая для старших ребят, которые очищают их маленькими ножами, затем бросают в чаны с водой для замачивания. Осмотревшись, у меня зарождается подозрение, что всё здесь сделано из кудзу, даже моё вызывающее зуд уродливое платье.
— Там дальше находятся поля, на которых фермеры выращивают зерно, — рассказывает девушка, неопределённо махнув рукой в сторону зарослей кудзу футах в пятидесяти позади зданий. — А в другой стороне, в лесу, люди собирают то, что может расти и без человеческой помощи. — Она опять машет рукой в противоположную сторону, к другим зарослям, позади лагеря. С воздуха это место, должно быть, выглядит как проплешина с коричневыми пучками посреди бескрайнего зелёного моря.
— А ты к кому относишься? — спросила я. — К фермерам, или к собирателям?
— Ни к тем, ни к другим — она бросила на меня косой взгляд. — Я делаю всю домашнюю работу для Гайи. Готовка. Уборка. Всё, что ей потребуется. Вон там находится насосная станция и туалеты. — Она показала на три длинных здания вдоль края поляны.
— А что такое туалеты? — спросила я.
— Это место, где ты справляешь нужду, — пояснила она.
— В смысле писаю?
— Да, — медленно произнесла она, — и когда тебе нужно, ну ты понимаешь... испражниться.
— Испражниться? — я пытаюсь понять, о чём она говорит. — Аааа, — наконец до меня доходит, — Серьёзно?
Бэзил начинает хохотать. Он смеётся так сильно, что его щёки становятся красными.
— Да, серьёзно, — весь ответ девушки. Она продолжала идти, показывая на одинаковые здания, через каждые десять футов. — Здесь работают строители. Тут швеи. Здесь ткачи.
— А что это такое? — я затормозила возле чуть большего, более легкого строения с большими окнами под крышей.
— Столовая! — ухмыльнулся Бэзил. — Это место, где все собираются, чтобы вместе поесть.
— Ты имеешь в виду настоящие блюда? — Я пытаюсь вообразить, как я сижу за столом, ем еду, в точности как описывала бабушка Эппл. Бэзил кивает. — А где находится школа? — нетерпеливо спрашиваю я.