Бури

Женщины рассмеялись.

– Пойду бельё повешу, – сказала Мария.

Ляля устало плюхнулась на табуретку, и к ней на колени тут же запрыгнул Шмыга. До этого он спал где-то в глубине комнаты.

– Здравствуй, мальчик, здравствуй, мой милый! А что это у нас на усах? Паутина? Он её ест, – пояснила Кристиану девушка.

– Она вкусная, – серьёзно ответил штурман. – Я в детстве тоже попробовал один раз.

– Если вкусная, то почему один? – улыбнулась Ляля.

– Она мне нравилась только до определённого возраста.

– Понимаю. Я раньше любила кексы с повидлом, теперь почему-то терпеть не могу.

– А что учитель? Что вы копировали?

– Его гениальную картину. Он гениален во всем, даже внешне гениально симпатичен. По крайней мере, так у нас многие девочки считают, но на вкус и цвет, как говорится… А ещё он гениальный педагог.

Кристиан тихо рассмеялся.

– Он даёт глупые задания, потом сам же удивляется, почему половина группы выполняет их через силу, – продолжила Ляля. – Я понимаю, что ставить руку нужно терпеливо и старательно, но ведь мы должны и учиться слушать себя! Рисовать – значит, выпускать то особое чувство жизни, что у каждого человека свое. Я поэтому и пошла на художника учиться, мне нравится создавать новое.

– И у вас все преподаватели такие? – спросил штурман. Он знал, как хорошо Ляля рисует. Одна из её картин висела в коридоре. Это был прекрасно выполненный акварелью пейзаж.

– К счастью, нет, – широко улыбнулась девушка.

На кухню вернулась Мария.

– Я минут на пятнадцать отойду. У нас ни хлеба, ни молока нет.

– Ой, мам, прости... Я забыла.

– Да ладно. У тебя две курсовые на носу.

И она вышла в коридор.

Пока Ляля ела, Кристиан задумчиво гладил Царапку. Котёнок мурлыкал, развалившись у него на коленях. Из пушистой лапки торчал коготок, им он цеплялся за скатерть. Иногда звереныш поднимал глаза и смотрел на Лялю, словно изучал её. Кристиан тоже раздумывал над тем, почему женщины так тепло его приняли. Странное доверие, чем он его, спрашивается, заслужил?

– А у вас есть девушка? – вдруг спросила Ляля.

– Нет.

– Значит, и сына нет, – вздохнула она.

Кристиан не выдержал и рассмеялся.

– Пока что нет, – сказал он. – А у тебя парень есть?

– Пока что нет, – улыбнулась Ляля. – Мне кое-кто нравится, но это всё глупости. А любовь не должна быть глупостью.

– Согласен.

Кристиану вдруг пришла в голову странная мысль: если бы у него всё-таки был сын, он бы непременно познакомил его с Лялей. Девушка была чудесной, совсем не заслужившей такой вот скучной однобокой жизни. У неё были ещё по-детски большие глаза, взлохмаченные русые волосы и милые крупные веснушки на щеках. В её лице он видел надежду на лучшее будущее, стремление к свободе и радости, незапачканную, юную отвагу, готовность идти через трудности с улыбкой…

– Вообще, что есть любовь? – рассуждала между тем Ляля. –  Просто чувство, которое мы себе внушаем? Придуманное кем-то безликое понятие, чтобы жизнь казалась лучше? Великая сила, которая склеивает наш мир, не давая ему развалиться на части?

– Или энергия, равной которой по силе ничего не существует? – сказал он.

– Да. И сила, и энергия, правильно. Я прекрасно понимаю, почему любовь в нашем мире не развивается, а скорее деградирует. Мы ведь и сами стоим на месте. Иногда хочется сдаться.

– Хочется, потому что так проще, – сказал Кристиан. – Ты веришь в сказки?

– Я хочу верить в то, что мир – нечто большее, чем учёба, работа и прочие обязательства. Иногда я думаю – а что было бы, если бы мы не умели чувствовать? И мне становится страшно. Без чувств невозможна жизнь, чувства – это фундамент бытия. А вот что ты построишь на нём – это твоё личное дело. Что вы строите, Кристиан?

Штурман окончательно оробел от её откровенности. Вот те на! Чтобы пятнадцатилетняя девушка в подобном унылом мире так разговаривала и чувствовала, должно была быть серьезная причина. Дело было, конечно, в Марии. В том, с каким доверием она относилась к дочери и её поступкам.

– Я бы очень хотел объяснить тебе всё и рассказать о том, кто я, но могу лишь подсказать, дать нащупать нужную нить, – сказал он.

– А вы знаете, почему мама не называет меня по имени? – внезапно спросила девушка.

Кристиан покачал головой.

– Она говорит, что не сможет произнести его так, как папа. Она помнит отца, помнит, с какими он говорил интонациями. – Девушка вздохнула. – Откуда вы, Кристиан? Почему рядом с вами я чувствую себя так необычно? – взволнованно произнесла она после минутной паузы.

Кристиан вдруг всё понял. Мысль пришла так внезапно, что он не успел обрадоваться своей догадливости. Все путешествующие по реальностям накапливали что-то вроде энергии, взятой из Промежутка и из других миров, это он уже знал. Но теперь понял, что когда они соприкасались с людьми, не знавшими Промежутка, они делились этим зарядом, напитывали окружающих, чтобы те потом смогли открыть путь через реальности для себя. Возможно, чем дольше человек путешествовал, тем сильнее был его запас этой самой энергии. Отдавал ли он её случайно, или мог этот процесс контролировать? Кристиан понял только, что Ляля и Мария уже заражены, и не только благодаря ему. И Царапка, и Шмыга тоже были напитаны силой Промежутка, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Вирус, но не смертельно опасный, зараза, только не та, что губит. Вирус Промежутка.