Страница 17 из 23
Швандя ущипнул Махору, та вскрикивает.
Махора (вскакивая). Ай! Как вы смеете щипаться, невежа?
Писарь. Кто? Я?
Махора. Да то какой же ещё родимец!
Писарь. Да чтоб я треснул, ежели в случае я вас преждевременно ущипнул.
Махора. Да я тебя так тресну! Да меня, может, сам прапорщик Стамескин ни разу не щипал. Мразь необразованная! (Уходит.)
Писарь, потрясённый, идёт за нею. Проходит кучка граждан, тихо разговаривают.
Первый голос. Ну и бесятся! С вечера всё «Боже, царя храни».
Второй голос. Да ништо. Нынче «Боже, царя храни», а завтра, может, «Спаси, господи, люди твоя».
Третий голос. Да, кажись, уж недолга песня.
Швандя (появляется из своей норы). Как с разговору, товарищи, видать, вы упольне сознательные, но, между прочим, эти белые гады, удиравши, зараз всех ваших товарищей вешать станут. А вы на этот ремиз глядеть будете?
Граждане подозрительно косятся на него.
Четвёртый голос. Что ж, покажут, так поглядим.
Швандя. Значит, вы допущаете, чтобы белые палачи убивали?
Пятый голос. Видали мы палачей всяких мастей.
Швандя. Значит, вы несознательные!
Первый голос. А ты кто такой?
Второй голос. Большевик аль провокатор.
Швандя. Кто? Я?
Третий голос. Да, ты.
Первый голос. Конечно, провокатор.
Четвёртый голос. А ну, ребята, заходи.
Пятый голос. Пощупать его.
Окружают Швандю.
Швандя. Товарищи, граждане… Я не курица и, обратно, не баба.
Первый голос. Гусь, видать!
Швандя. Жаль, что, понимаете, время нету, а то бы я вам, обратно, разъяснил. (Хочет идти.)
Второй голос. А ты постой.
Швандя. Ей-бо, некогда. Ну, между прочим, прошу обратить внимание: на Слободке у бабы чертёнок родился, всем лестно поглядеть… А на нижеследующей улице магазин золотых часов распеёртый, и кто хотит, получает…
Третий голос. Да ты зубы не заговаривай.
Четвёртый голос. Свои вылетят.
Швандя. Никогда… Да вы, тов… бра… граж… граждане, скажите, вы белые аль обратно?
Четвёртый голос. А ты кто?
Швандя. Кто? Я? Да я ж ваш! Неужели не вознали?
Первый голос. Узнай его в зубы.
Проходит Горностаев.
Швандя. И вот вам учитель Маркс может разъяснить.
Первый голос. Какой Маркс?
Второй голос. Забрехался.
Третий голос. Трепло!
Швандя. Никогда. Действительно, Маркс. Может, не Карла, братуха ихний меньшой. Тов… господин Маркс!
Горностаев. А? Что вам?
Швандя. Подходи, братуха Маркс, сюды…
Горностаев. Макс? Я с вами брудершафт не пил.
Швандя. Видите, немецкого звания — хранцузский язык. Но можут и по-русскому. На сорок языков. В мировом масштабе.
Горностаев. В чём дело?
Швандя. Это им требуется разобъяснить за сознательность… Как пролетарии всех стран, соединимся, ну… Россия же неделимая, обратно… просю.
Горностаев. О чём просите? Господа, кто вы?
Первый голос. А вы кто?
Горностаева окружают. Швандя незаметно исчезает.
Второй голос. Вы что же, в самом деле Марксу брат?
Горностаев. А? Какой брат?
Третий голос. Это вот он… (Оглядывается.) Где же он?
Четвёртый голос. Удрал, сволочь!
Пятый голос. Провокатор и есть.
Первый голос. Значит, вы не родня Карлу Марксу?
Горностаев. Нет, я не родня Карлу Марксу.
Второй голос. Кабы родня — уж висел бы.
Третий голос. Да это же Дунькин профессор.
Горностаев. Я покамест только Дунькин сторож. Итак, что жо произошло?
Четвёртый голос. Ничего не произошло. Белые жегловцев будут вешать. Так ещё им мало.
Пятый голос. Провокаторы ещё по улицам ловят.
Горностаев. Опять казнь… Так надо же, господа, не допустить этого!
Первый голос. Это как же?
Горностаев. Бороться!
Второй голос. Чем?
Горностаев. Словом! Слово — могущественнейшее и единственное неотразимое оружие против зла… Идёмте, господа! (Быстро идёт по улице.)
Граждане идут за ним; не замеченные им, исчезают за углом.
Горностаев. Вы знаете, господа, словом стихии укрощаются. Мы убедим их!
Проходят Яровой, Семён и патруль.
Господа, говорят, вы опять намерены обагрить нашу землю кровью безоружных сынов её?
Яровой. Что вам угодно, профессор?
Горностаев. Мне и вот этим честным гражданам… (Оглядываясь, в смущении.) Тут… должны быть граждане. (Вновь оглядывается.)
Яровой. Какие граждане?
Горностаев. Честные… Ну, это не меняет… Господа, не делайте этого…
Яровой. Профессор, посторонитесь.
Горностаев. Десятки тысяч лет работает человек. Из полузверя в полубога вырос. Из пещеры на четвереньках вылез, а теперь взлетел к небу. За тысячи вёрст голос его слышен. Человек это или бог? Оказывается, всё это — призрак! Мы те же полузвери и, прежде чем уехать отсюда в экспрессах и автомобилях, оскальпируем наших братьев-врагов…
Яровой. Профессор, вы идите через фронт и всё изложите большевикам. Они поймут вас и прекратят скальпирование.
Горностаев. Если вы, цвет культуры, не понимаете…
Семён. Да ты чего тут язык распустил! Ты кто такой? Да я родного брата большевика, как бешеную собаку, пристрелю.
Яровой. Вахмистр, смирно!
Семён. Ваше благородие, дозвольте его взять.
Яровой. Молчать!
Горностаев. Господа, не лейте народную кровь на наши головы.
Яровой. Профессор, замолчите. Идите своей дорогой! (Патрулю.) А вы — смотреть. Ночь грозная, быть всем начеку, патрулям связь держать!
Все военные уходят. Горностаев идёт, яростно работая колотушкой, навстречу ему Дунька.
Дунька. Хорошо ж ты моё добро стережешь!
Горностаев. Очень хорошо.
Дунька. Где дом, а где ж ты у чёрта собачьего? За что ж ты, паразит, мою хлеб-соль ешь?
Горностаев, работая колотушкой, уходит.
За своё ж любезное, да и страждай! (Идёт.)
Уходят все. Входит Яровой, за ним Семён.
Яровой. Вызвать полковника Малинина.
Семён. Слушаю, господин поручик. (Уходит.)
Входит Малинин.
Малинин. Что вам ещё?
Яровой. Полковник, кончайте бал.
Малинин. Что такое?
Яровой. Дело кончено. Фронт прорван.
Малинин. Не может быть!
Яровой. Армия стремительно отступает.
Малинин. Впрочем, так и должно быть.
Яровой. Приказано до завтра в секрете держать.
Малинин. Значит, завтра — эвакуация?
Яровой. Да, завтра… Но если мы к утру не ликвидируем Кошкина, который сейчас в городе, то утром, когда станет известно положение, он нас ликвидирует.