Страница 175 из 190
— Но… куда ты направишься? — растерянно спросил Иоанн.
— Туда, где меня никто не будет искать. В Рим.
— В Рим? — воскликнула мать Иисуса.
— Да, я отправляюсь прямо в Рим. Тамошние евреи, наши братья, должны услышать мою историю.
— Но Калигула ненавидел наш народ…
— Говорят, Клавдий относится к нам терпимее. Новый император, в отличие от своего предшественника, не провозгласил себя богом. В любом случае нам просто необходимо основать церковь в Риме: что ни говори, это столица мира.
— Рим! Но это наш враг…
— Трудно вообразить Мессию, который пришел не уничтожить римлян, а умереть за них, — тихо промолвил Петр. — Но если мы признали, что язычники могут приобщаться к истинной вере, это распространяется и на римлян, в том числе и на римлян, живущих в самом Риме.
— Римляне… Да, конечно, некоторые из них приняли наше учение, однако совать голову в самое их гнездо… О Петр, лучше бы тебе этого не делать! — Иоанн мягко дотронулся до его плеча.
— Я должен! — заявил Петр, взглянув Иоанну прямо в глаза. — Так повелел мне Иисус. И еще я должен попрощаться с вами, ибо понимаю, что, скорее всего, ни с кем из вас уже больше не увижусь.
Так мы лишились и Петра. Один за другим первые ученики Иисуса рассеивались в этом мире: кто погибал, кто уходил навсегда. Неожиданно я ощутила себя отчаянно одинокой.
Глава 62
Что же нам теперь делать? Как узнать, куда направить свои стопы? Должны ли оставшиеся ученики Иисуса держаться вместе и молиться? Должны ли искать знаки и знамения? Как сам Иисус принимал решения? Мы никогда этого не понимали. Он просто объявлял нам о своем намерении, но никогда не объяснял, что его к нему привело. Правда, мы знали, что он очень много времени проводил в молитве.
Потом меня каким-то образом осенило: а не следует ли каждому из нас делать то, что наиболее противно его природе? Скажем, Петр всегда старался держаться подальше от неевреев, и ему выпало отправиться в Рим, в самое гнездо язычества. Значит, если Матфей больше всего хотел бы вернуться в Галилею, ему следует остаться здесь. Или Иоанн. Он чувствовал в себе тягу к странствиям, хотел проповедовать в отдаленных местностях, как Павел, но долг привязывал его к матери Иисуса. Мария сильно постарела, и, хотя кроме Иисуса у нее были и другие дети, включая занимавшего видное положение в нашей церкви Иакова, это не имело значения. Пока она жива, Иоанн должен оставаться с ней.
Ну а я? Что в таком случае делать мне? Чего ждет от меня Иисус? Могу ли я обратиться к нему за наставлением? Павел уверял, что дух Иисуса являлся ему и давал прямые указания: ступай туда и делай то. Может, и со мной будет так?
Больше всего на свете мне хотелось вернуться в Магдалу. Снова увидеть свою семью, найти и обнять дочь. Ей сейчас уже семнадцать, взрослая женщина. В этом возрасте я обручилась с Иоилем. Мое дитя — уже давно не дитя. При мысли об этом тоска по ней, желание увидеть ее воочию накатывали на меня волной нестерпимой боли.
Я искала уединения что было непросто, ибо тогда я жила в большом, полном домочадцев жилище Иоанна на горе Сион, — и молила Иисуса наставить меня на путь истинный. Хотя, по правде сказать у меня имелись на сей счет собственные соображения и от Иисуса я ждала не только наставления, сколько разрешения.
Я знала, что, будь он здесь, он сказал бы «нет». Велел бы мне остаться а Иерусалиме и помогать в нужде нашим гонимым единоверцам.
Когда я молилась, закрыв глаза, мысленно устремляясь ввысь, но болезненно ощущая коленями твердый каменный пол (как-никак сорок два года, уже не юность), то один за другим выдвигала доводы, которые должны были убедить его в моей правоте. Во-первых, мне нужно убедиться, есть ли последователи Пути в моей родной Магдале. Во-вторых, ознакомиться с делами братства по всей Галилее, чтобы я могла подготовить отчет. И третье — в Иерусалиме стало слишком опасно, и было бы разумнее перебраться в какое-нибудь другое место.
Я ожидала молчания. Готовилась к тому, что мне дадут понять: все мои доводы не более чем попытка замаскировать эгоистические желания. Настраивала себя на то, что мне будет предложено отказаться от них.
Но прежде чем я закончила молитву, пришел ответ. Точными однозначный.
«Ступай. Иди в Магдалу. Это потребует от тебя больше мужества, чем любое другое решение».
Подтверждение пророчества Исаии едва не лишило меня дыхания: «И будет, прежде нежели они воззовут, Я отвечу; они еще будут говорить, и Я уже услышу».[78]
Иногда Иисус позволял нам следовать зову сердца, даже когда знал, что это приведет нас вовсе не к тому, чего мы на самом деле желаем. Как сказано в одном из псалмов: «И Он исполнил прошение их, но послал язву на души их».[79]
О, как же предстояло страдать моей душе! Я приблизилась к городской стене в полдень и легко прошла за ворота, хотя вся дрожала. Вид самых обычных зданий повергал меня в трепет, справиться с которым было очень непросто. Да и как же иначе, когда все, что я видела — рыночная площадь, улица, шедшая вдоль самого берега озера, отцовский дом и склад, каждый булыжник набережной, желоба водостоков— со всем этим связаны воспоминания моего детства. Все здесь осталось таким же, каким запомнилось мне по прежним временам. И где-то здесь — где-то здесь! — жила Элишеба. Она ходила по этим улицам, по этим омываемым волнами набережным.
Тогда я не знала, что в это время Элишебы в Магдале уже не было: она вышла замуж и переселилась в Тивериаду, и в то время, как я с замиранием сердца озирала улицы, мечтая и страшась увидеть ее, эта встреча просто не могла состояться. Но я в неведении жадно всматривалась в лицо каждой девушки подходящего возраста, хотя понятия не имела, как выглядит подросшая Элишеба. Узкое у нее лицо или круглое, полные губы или тонкие, в меня ли она удалась или в Иоиля? Какая она, моя дарованная Господом дочка?
Уже в сумерках я подошла к озеру, к месту, возле которого все началось. Мысли мои путались, в них мешались и Иоиль, и Иисус, и Элишеба, прошлое и настоящее, но тоска по дочери, дочери, которую я не могла найти, в тот миг была сильнее всего.
Склонив голову, я прислушалась к плеску волн.
«Помни, я пребуду с тобой всегда, до конца времен»— сказал Иисус перед тем, как ушел навсегда.
Ушел навсегда. Эти печальные слова находятся в странном противоречии со смыслом его высказывания, сводившимся к тому, что он всегда здесь, в каждый миг он там же, где и я. Но откуда же тогда берется это ощущение пустоты? И одиночество… Что бы он ни говорил, но сейчас, здесь, его нет со мной. И Элишебы тоже. Есть лишь растерянная, опустошенная женщина, одиноко сидящая на пустой пристани.
Элишеба! Иисус! Придите ко мне!
Уныние и печаль лишили меня сил. Махнув на все рукой, я вознамерилась провести ночь на берегу, изнемогая от тоски, но тут меня увидел незнакомец, бывший, как выяснилось потом, последователем Иисуса. Хотя я предпочла бы остаться у озера и страдать в одиночестве, он отвел меня в дом смотрителя гавани.
Этот сердобольный человек оказался сыном смотрителя и человеком верующим. Я знала его в юности. Услышав от меня, кто я такая, он исполнился ко мне величайшего почтения.
— Так ты была с Иисусом? С самим Иисусом?!
Лицо этого человека выражало такое воодушевление, какого я, признаться, не видала даже у людей, знавших и слушавших Иисуса. Он устремился к двери и шепнул что-то слуге, широко разведя при этом руками.
Как оказалось, это был приказ оповестить о моем появлении наших единоверцев, которые вскоре толпой повалили в его дом, чтобы увидеть меня. Одни засыпали меня вопросами, другие довольствовались тем, что прикасались к моей одежде.
78
Ис. 65. 24
79
Пс. 105. 15