Поиски

Рут кивнула. И потом торопливо добавила:

— И все-таки в ней все еще есть что-то такое, чего недостает другим женщинам.

Она хотела быть великодушной. Это было так мило с ее стороны. Она сказала:

— Я только думаю, достаточно ли она хорошая жена для Шериффа?

Я с удивлением глянул на нее.

— Я хочу сказать, — продолжала Рут, — что он мог бы добиться большего с другой женой, которая относилась бы к нему с большим вниманием.

Рут хотелось бы взять карьеру Шериффа в свои руки, подумал я весело.

— С ним было бы трудно любой женщине.

— Ты уверен? — спросила Рут.

— Он не обладает ни одной из серьезных добродетелей, — сказал я. — У него нет даже тех достоинств, которые помогают делать карьеру. Он нечестен. И в то же время он не бесчестен в общепринятом смысле.

Рут нахмурилась.

— Я не могу отделаться от впечатления, что ты о нем неправильно судишь.

— Большинство людей по его виду подумали бы то же самое, — улыбнулся я. — Помимо таких существенных и неосязаемых достоинств, как обаяние и живость, — сказал я, — о нем удивительно мало что можно сказать. Некоторые остатки благородства вперемешку с жульничеством. Несколько раз, бывало, он платил за еду, когда у него было очень мало денег, а у меня вообще не было. Он принимал горячее участие во множестве моих успехов и планов и никогда не проявлял мелочной зависти. Вот почти и все.

— Ну, а что же на другой стороне медали?

— Я знаю его почти пятнадцать лет, — сказал я. — За это время он наговорил невероятное количество лжи, большей частью совершенно бесцельной. Он занимал у меня деньги всегда, когда я только мог дать их ему, и ни разу не вернул ни шиллинга. Он по крайней мере дважды надул меня с долгами, которые мы делали совместно. Он увел у меня мою девушку. И у меня нет сомнений, что он попытается соблазнить мою жену.

— И тем не менее, — улыбнулась Рут, — ты берешь на себя труд устраивать его карьеру.

— Ну, а почему же нет? — сказал я.

— Может быть, он действительно такой, как ты говоришь. Нет, он, конечно, именно такой, прости меня, — поправилась Рут. — Но, несмотря на все это, я хочу, чтобы ты ему помог. Этот случай может дать ему возможность исправиться.

Я улыбнулся. Это было совершенно невероятно.

— В конце концов, — сказал я, — мне бы хотелось облегчить ему жизнь.

Глава IV. Новое восхождение

Последующие несколько месяцев я занимался устройством карьеры Шериффа. Рут принимала в этом живейшее участие, и мы вместе строили планы, сожалея, что придется так долго ждать результатов. Тем не менее я помог ему в начале работы над одной перспективной проблемой, а Рут устроила для него обед, на который пригласила Остина и Константина. Шерифф моментально очаровал их. Я должен был слушать, чуть криво улыбаясь про себя, как Остин говорил, что он очень рад встретить молодого ученого, с энтузиазмом относящегося к своей работе, в наши дни, когда люди становятся слишком темпераментными для тяжкого будничного труда. Остин закончил свою речь тем, что мое отступничество было вызвано не недостатком способностей, которые ему были известны, и не отсутствием склонности к исследованию, чего он просто не мог бы понять, а исключительно моей ленью. А я в это время писал по восемь часов в день, что соответствует четырнадцатичасовому рабочему дню ученого.

Шерифф с уважением посмотрел на Остина и сказал:

— Не думаете ли вы, сэр, что энтузиазм не должен иссякать, даже если труд не приносит успеха? Я уже около десяти лет занимаюсь химией и пока что мало чего добился. Но я испытываю удовольствие от каждой минуты своей работы.

— Правильно, — гудел Остин. — Именно так и должен чувствовать молодой человек.

Константину тоже была приятна обстановка за нашим обедом, он пустился в свои обычные сложные и остроумные рассуждения якобы для того, чтобы спровоцировать меня, а на самом деле, чтобы завладеть вниманием Рут. И она, которая обычно в таких случаях задавала обезоруживающе практические вопросы: «А какая от этого польза? Чего вы этим добьетесь?», — теперь понимала его слабость и бормотала что-то в знак одобрения, и ей вторил Шерифф. Я уже видел, что Константин причислил их обоих к той редкой разновидности человечества, которая способна воспринимать его идеи. Когда Остин уехал, Константин и Шерифф остались, они уже прониклись нежной взаимной симпатией, один говорил, а второй слушал до глубокой ночи.

Мы успешно завершим это дело, думал я, и иногда мне становилось не по себе, ибо я не мог столь же ясно представить себе свое собственное будущее. «Гадаренова свинья» была закончена, и я знал, что в качестве политического обвинительного акта это очень хорошо, но немалое количество молодых людей писали такие же вещи не хуже, а некоторые и значительно лучше. Рут продолжала играть свою роль, хотя я чувствовал, что она все еще таит надежду, что я соблазнюсь и от помощи Шериффу вернусь к активной научной работе. Но она старалась скрывать свои желания и вела себя так, словно полностью удовлетворена настоящим, действуя довольно ловко и успешно. В общем, думал я, если я и потерплю поражение, я его заслужил. Но эта мысль не облегчала мне жизнь в те минуты, когда мной овладевали сомнения.

С другой стороны, руководить Шериффом оказалось проще простого. Он работал удивительно прилежно, его коллега Хенсман нанес мне визит и произвел на меня впечатление человека способного и энергичного. За три месяца они смогли написать статью, представляющую несомненную ценность и открывающую интересные возможности, часть которых я предвидел, а кое-что было совершенно новым. Шерифф привез ее мне, чтобы я посмотрел до представления в Королевское общество. Рут задержалась, чтобы выслушать мои восторги, и ушла, оставив нас наедине в моем кабинете.

— Это превосходно, Чарльз, — закончил я.

— Я же всегда говорил, что я могу работать, — улыбнулся он, — когда у меня есть какая-то цель.

Разговор этот происходил в начале июля.

— Что ты теперь собираешься делать? — спросил я.

Он колебался с ответом.

— Я не знаю.

— Почему ты не знаешь?

— Мне некогда было подумать.

Я рассмеялся.

— Лучше признавайся. Какую глупость ты собираешься совершить?

— Если говорить правду, — начал Шерифф с чуть стыдливым выражением, — то я думал, что было бы неплохо попутешествовать несколько недель по Ирландии. Ты ведь понимаешь, я бы немного встряхнулся. И потом я работал бы еще напряженнее.

— А вместо этого, — сказал я, — ты будешь упорно работать до конца августа. Потом ты возьмешь отдых на три недели и опять будешь работать до рождества, когда у тебя будет две недели отдыха. Вот и все. Ты человек абсолютно здоровый…

— Но я не машина, — проворчал он.

— Я изучаю твои возможности, — сказал я.

Он понял, что я не шучу.

— Я не привык к этому, — сказал он. — Но… раз это нужно для дела… Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы ни за что не послушался.

— Чем больше ты сделаешь сейчас, тем лучше, — сказал я. — И еще имей в виду, как только ты пойдешь в гору, все вокруг начнут предупреждать тебя, чтобы ты не слишком много печатался. Не верь им. Есть два вида советов: одни предназначены помогать тому, кто их получает, и другие — тому, кто их дает. Ты будешь получать массу советов второго вида. Публикуй столько, сколько сможешь; если ты мне не веришь…

— Я верю! — весело сказал Шерифф.

— …просмотри количество публикаций действительно удачливых ученых в дни их молодости. Я не имею в виду великих ученых, я подразумеваю удачливых. Ты относишься к этой категории, Чарльз. Публикуй как можно больше, и в соавторстве и самостоятельно. Если ты будешь публиковать все один, завистники скажут, что с тобой невозможно работать, а если ты будешь печататься только в соавторстве, они будут говорить, что ты не способен к самостоятельной работе.

Шерифф рассмеялся.

— Я иногда забываю, — сказал он, — что ты можешь быть очень язвителен.