Страница 46 из 71
Здесь был всякий народ — и серединная Русь, и уральцы, и харьковчане, и множество людей других областей и краев Союза, прибывших сюда во имя великой цели, ибо есть в нашем человеке ненасытная страсть оставить свой след на земле.
Перезнакомившись со многими из них, обменявшись с иными «адреском на всякий случай», отправились мы в клуб на крутом берегу небольшой извилистой речки. А потом хозяева потащили нас в тайгу, объясняли всякие приметы живого лесного мира, читали следы на земле и травах.
Небо нахмурилось, потемнело, опустилось на Салым, и пошел сеять дождичек-бусенец, а уже через минуту повалил с небес ливень неслыханной силы, и мы промокли и вымазались в грязи до последней степени. Экие тут дождищи непомерные! И с тревогой подумалось о людях, которые кладут насыпь и опускают рельсовые пакеты.
В Усть-Югане, куда мы на следующее утро прилетели, было чистое небо и сухо, будто на другом краю земли. Здесь тоже увидели дощатые тротуары на уровне пояса, а то и груди, тоже прогуливались по обшарпанным доскам беззвучные сибирские лайки, но сильно замечалась и разница: усть-юганцы не желали мириться с грязью улиц, были дороги посыпаны песочком; в магазинах торговали полушубками и шведскими свитерами, мясом и рыбой.
В столовой, куда нас пригласили, переливалось багровыми, голубыми, зелеными цветами невиданное сияние. Я полагаю, ресторан любого класса мог позавидовать убранству этой рабочей столовой. Все стены были украшены деревом редких пород, чеканкой, лесными русалками и зверьем, собственной местной работы. Чеканные толстяки, отдуваясь после обильных блюд, вызывали желание последовать их примеру, и мы не заставили хозяев долго себя уговаривать…
Тотчас после обеда руководители строительно-монтажного поезда № 384 предложили нам поглядеть на их труды, и бригада отправилась на Большой Балык, облетела обе Оби.
Между Усть-Юганом и Сургутом река делится на коренную Обь и ее притоку — Юганскую Обь. Сверху хорошо видна огромная панорама строительства. Обь, кое-где достигающая трехкилометровой ширины, течет медленно и величаво. В разливы она затопляет под собой пойму на 30—40 верст, и даже непосвященные могут догадаться, как сложно здесь строить мосты и мостики.
Под нами проплыли две гигантские стройки — мосты через коренную реку и ее протоку, и еще сорок семь мостиков через речушки и озера.
Вечером того же дня в клуб Усть-Югана набился весь свободный народ поселка и люди с трассы, и мы три часа честно отрабатывали хлеб, которым нас угостили хозяева. Записки получали дружелюбные, вполне приятные — всех нас просили, даже требовали написать что-нибудь дельное о о «Трассе мужества».
А еще позже, уже в начале ночи, были новые встречи, без столов, накрытых красным бархатом, без полевых букетов и подарков на память, но тем не менее шумные, дружеские, где звучали наизусть и Шолохов, и Твардовский, и думал нелегкую думу Ермак, и были песни о Стране Тюмени, о ее славном настоящем и прекрасном будущем…
Из Усть-Югана в Юганскую Обь мы добирались на грузовой дрезине. Весь путь, по которому ехали, был песок, намытый из соседних озер и речек. Рядом с трассой змеились трубы, и наносы качали пульпу, засыпая песком ближайшие болотца и низинки.
Это была удивительная поездка: кряквы спокойно кормились на мелкой воде, и лоси стояли у опушек, задумчиво смотря нам вслед и покачивая горбатыми мордами.
Станция Юганская Обь тоже вся покоилась на белом намытом песке, и казалось, что даже дома поселка хозяйски потерты песком — такие они были симпатичные и чистенькие на вид…
Я пришел в спортивный зал, где намечалась встреча, раньше товарищей и застал здесь многих строителей.
Они хотели знать все — и как пишутся книги, и какой у нас заработок, и отчего проиграл Спасский, и какие у меня есть книги, кроме «Птицы-радости», которую они приобрели в местном магазине.
Потом подоспели мои товарищи, и Вячеслав Кузнецов, весело улыбаясь, взял бразды правления в свои руки.
— Дорогие друзья! — сказал бригадир. — На все вопросы будут ответы, и давайте, пожалуйста, по порядку…
И мы снова читали стихи, кусочки из прозы, рассказывали о трубном заводе и партизанах Белоруссии, и отвечали, отвечали на вопросы.
Потом нас проводили к вертолету, нагрузили цветами, и наш безотказный «МИ» поднял последний раз бригаду в воздух…
Нам предстояло лететь в Сургут, последний пункт трассы, откуда в Тюмень мы уже должны будем вернуться самолетом.
На языке народа ханты Сургут — «Рыбное место». Но уже давно не осетр сибирский и не трехпудовая нельма, не щука и не язь составляют великую славу городка. Сургут — столица нефти, центр огромного нефтеносного района.
Здесь хорошо видны пласты веков, город будет скоро отмечать свое четырехсотлетие. Старинные рубленые дома и садочки при них, гроздья рыбацких лодок, от которых сладко пахнет смолой, и не зачерствевшие еще рыбки на куканах мальчишек, и рядом — дома, взметенные в небо, кафе, каждое на свой лад, клубы, обилие магазинов, бетонное шоссе.
На добрую сотню верст по тайге и болотам простерлась гладкая, как взлетная полоса, бетонка, и мелькали за окнами веселые вывески и указатели: «Поселок Лунный», кафе «Три карася», клуб «Романтик», «Улица Надежды» и еще одно кафе «Комарик»… Поклон тебе, безбрежный оптимизм молодости!
На небольшом том пути вспоминал я стройки, где доводилось мне работать в юности, и стройки, на ухабах которых я трясся в зрелом возрасте, добираясь до котлованов, мостовых опор и доменных фундаментов. Нет, не было там таких дорог! Впрочем, что ж удивляться, по нашей земле идет иной технический век, и могущество страны нашей возросло многократно. Но я не жалел о своем раннем времени — гордился им. Ибо не было бы ни Самотлора, ни Нефтеюганска, ни Сургута без моей Магнитки, без Уралмаша Венедикта Станцева, без Минского автомобильного Алеся Кучара!
…Станция Сургут, которую возводил строительно-монтажный поезд № 330, тоже мало походила на то, что раньше приходилось видеть. Ее сооружали в тайге, и над каждой постройкой шумели сосны и гудел окаянный комар. Дома и службы строились на долгий век, это было видно, никаких времянок, никаких ссылок на объективные трудности…
Я по старой журналистской привычке то и дело заглядывал в записную книжку. Была там, в числе других, и такая выписка из «Тюменской правды» за 20 апреля 1965 года:
Москва, 17 (корр. ТАСС). Сегодня Государственная экспертная комиссия Госплана СССР одобрила проектное задание на строительство железной магистрали Тюмень — Тобольск — Сургут…
Сургут — одна из богатейших нефтегазовых кладовых Тюменской области. Здесь намечается добывать в перспективе 130 миллионов тонн «черного золота» в год. Именно сюда и устремится стальная магистраль. Ее длина — 710 километров. Она пересечет тайгу, болота, реку Обь. По этой трассе в район Сургутской залежи будут доставляться строительные материалы, продовольственные товары.
Новая дорога примкнет к действующей линии Свердловск — Тюмень — Омск. На большом протяжении она совпадает с трассой нефтепровода из Усть-Балыка».
И была еще другая выписка, где говорилось: проектировщики давно уже думают о будущем, и, если исполнится их план, станет эта дорога частью Северо-Сибирской трассы. Тогда, взяв начало в Тюмени, устремится она к Ангаре, обогнет север Байкала и через Комсомольск-на-Амуре выйдет к Тихоокеанскому побережью. На тысячу километров станет короче путь от Урала до Дальнего Востока…
Вечером следующих суток, закончив все дела, очутились мы где-то у берегов Оби и Тромъегана, тоже весьма мощного, ибо вобрал он в себя воды Агана, Ватьегана, Ингуягуна, Энтль-Имиягуна и еще многих других рек. Спрыгнули со сходней в катерок, принадлежащий одному из строителей, и покатили куда-то вслед за багровым солнцем, припавшим к горизонту. Однако солнце тут же ушло с неба, наступили сумерки, и суденышко наше, тарахтя и содрогаясь, резво поспешило уже на другой огонь — на багровое пламя костра, что билось посреди островка.