Дивизион

– Эта твой новы форма? – спросил потом повар, показав на обмундирование новичка.

– Да, новая, – тихо ответил он, как бы стесняясь своего аккуратного внешнего вида.

– Он будит сафсэм гриазна, – продолжил повар. – Ты должэн найти рабочи форма. – А потом махнул рукой: – Мнэ сэравно, ты патом будиш грязны. А типэр иди за мной, бысдыра. Нада принэсти прадукты из исглада.

Склад находился на самом краю двора, у самой колючей проволоки. Повар открыл деревянную дверь, достав из кармана дюжину ключей, и сделал Азизову знак войти вовнутрь. В передней части целиком забетонированного помещения было прохладно, неприятно пахло мясом и сыростью. Азизов еще не успел сориентироваться в полутемной комнате, как открылась дверь, и вошел кто-то. Азизов, оглянувшись, узнал все же Касымова. Касымов, обращаясь к повару, сказал сначала на своем ломаном русском:

— Алимжанов, пакажи йиму, как нужна убрат памишэня.

А потом перешел на узбекский, и несколько минут они что-то обсуждали между собой. Алимжанов открыл дверь одной из комнат склада и принес тряпку с тазиком. Когда Азизов вернулся через несколько минут с водой, Алимжанов показал ему, как нужно вытирать здесь полы: намочив тряпку, прошелся с ней один по всему помещению, оставляя после себя мокрую полосу шириной чуть более полуметра. Потом, выжав тряпку, положил ее обратно в тазик и сказал новичку:

– Типэр давай ты!.. — Вдруг он остановил Азизова. – Пачему фчэра, кагда я тиба пасфал, ни пришол ка минэ?

Азизов почувствовал, что этот вопрос не к добру. И не зря: не успел он ответить, как последовал сильный удар кулаком в голову близ виска, ему показалось, что череп у него треснул. Закружилась голова, он схватился за голову, но следующий мощный удар пришелся в челюсть. Испытывая неописуемый страх, обиду и боль, он только смог спросить:

– За что?

– Ни понил за шдо? – ударил его в живот Касымов. – Пачему ты со мной спорил фчэра на заряткэ?

– За это же меня вчера били, и я понял, что так больше не надо делать, – ответил Азизов, трясясь от страха и сгибаясь от боли.

Но на «стариков» это не подействовало. Они уже вдвоем продолжали его бить, стараясь не оставлять опять следов на лице. Азизов кричал, стонал от боли. Наконец-то устав, они оставили его, а потом заставили мыть полы и предупредили, что если им не понравится, то изобьют еще раз, и посильнее. Азизов, все еще стеная от боли из-за нанесенных по всему телу ударов, с тяжелым чувством приступил к мытью полов. Третий день находился солдат в дивизионе и за эти три дня столько уже перенес:  голод, побои, унижения. Он продолжал вытирать полы, и, проходя каждый раз мимо открытой двери той комнаты, где сидели старослужащие, не мог удержаться от того, чтобы не смотреть им в рот: что именно и как они кушают. Те, покончив с рыбными консервами, приступили к рыбному паштету и говяжьим консервам, которые Алимжанов достал из шкафов, наполненных продуктами.

Закончив есть, «старики» проверили его работу и остались недовольны: на полу остались следы от грязной воды. Азизов только сейчас вспомнил, что забыл поменять воду. Алимжанов ударил его ногой в зад, а второй раз попал в бедро. Азизов, поменяв воду, еще два раза тщательно протер полы. Теперь вроде следов не осталось. Закончив мыть прихожую, он стал убирать две комнаты, где хранились основные продукты. Пока он мыл, «старики» ждали на улице, а когда доложил Алимжанову о том, что работа готова, тот, войдя в помещение, вновь проверил качество работы, и на этот раз ничего не сказал.

Алимжанов принес со склада кое-что из посуды, чтобы положить туда продукты. В углу стояла большая фляга, он вылил из нее в стеклянный баллон подсолнечное масло. В другой комнате набрал перловку. Азизову повар велел взять все остальное, что он приготовил. Сооружение под навесом на углу складского помещения, оказалось так называемой «летней кухней». Сейчас им предстояло жарить здесь рыбу. В одном углу лежал древесный уголь, в середине стоял небольшой мангал. Нужно было разжечь его и подкладывать в него уголь. Повар принес еще одну кастрюлю и, налив в нее масло, поставил на мангал, а когда масло разогрелось, стал класть в нее рыбу — сразу по несколько штук. Замороженные сазаны были твердыми, но жарились они довольно быстро. Повар сказал ему брать уже прожаренные рыбины из кастрюли и перекладывать в казан. Рыба была еще горячая, но юный солдат очень старался угодить повару. Повар тем временем с удовольствием уплетал одну из них. «Хоть бы разрешили и мне одну съесть», – мучился Азизов. Может, самому взять? Судя по всему, рыбы было много, и если он взял бы одну, вряд ли кто-нибудь догадался бы. Значит, нужно ждать удобного момента, когда Алимжанов отлучится хотя бы на короткое время, и тогда взять кусочек. Если времени не хватит, можно спрятать где-нибудь, а потом съесть. Алимжанов поджарил еще одну партию рыбы, и Азизов вновь стал перекладывать ее, горяченькую и вкусно пахнущую, голыми руками в казан. Пока жарилась следующая порция, Алимжанов действительно куда-то ушел, поручив ему стоять у мангала. Когда рыба была готова, Азизов больше не мог терпеть и решился взять одну аппетитную штучку и тут же съесть. Вид и запах еды для него были сильнее страха быть пойманным. Перекладывая вновь в казан горячую рыбу, он взял одну из них и, откусив, попытался как можно быстрее проглотить. Она была мягкая, таяла во рту, и он заглотнул кусок почти не жуя. Второй кусок вначале обжег ему горло, а потом и весь пищеварительный путь до самого желудка. На несколько секунд он остановился, затем закашлялся, на глазах выступили слезы. Пришлось ждать, пока боль от ожога пройдет, перед тем как откусить еще раз. Вдруг он услышал голоса – кто-то шел к летней кухне. Теперь нужно было как можно быстрее спрятать остаток недоеденной рыбы. Остановившись на несколько секунд, он мысленно искал, где бы этот кусок спрятать, как вдруг заметил какое-то железное приспособление с тонкими, как куриные, ножками, в котором лежал песок. Он успел быстро засунуть остаток все еще теплой рыбы в него и подскочить к мангалу до того, как вновь появился повар, к его удивлению и страху, на этот раз вместе с Доктором. Доктор, увидев казан с жареной рыбой, обрадовался и тут же начал пожирать одну за другой целиком, не ломая.

– Давай жарь еще, и быстрее, а то мне не хватит этого. Еще Касымов придет. Быстрее давай! – закричал он грубо.

Когда он наконец-то наелся, Доктор велел Азизову подойти к нему.

– Как у тебя дела, как себя чувствуешь? – спросил он с добрым выражением на лице.

– Хорошо, – ответил Азизов тихо.

– Ах, хорошо?! – изменилось резко лицо Доктора, на котором добрую улыбку моментально сменили презрение, гнев и ненависть. – Тебе не должно быть хорошо, пока мы здесь, понимаешь, ты? – и ударил его в плечо, высоко подняв ногу.

От боли Азизов вновь скорчился, весь съежился, чуть присел, но Доктор не позволил ему:

– Вставай, будешь лежать, когда совсем плохо станет, – сказав это, он ударил его ногой еще раз, теперь в грудь.

Азизов обеими руками схватился за грудь и опять согнулся от боли.

– Я же сказал тебе, не притворяться! Значит, тебя еще не научили, как держаться перед «стариками»? – ударил его Доктор кулаком в лоб, другой кулак попал ему в щеку под глазом.

Тут вмешался Алимжанов, все это время терпеливо ожидавший, когда Азизов сможет опять приступить к работе:

– Докдор, он должэн рыба жарид.

Доктор смягчился, отошел от молодого солдата, но перед этим еще раз внимательно оглядел лицо «шнурка» и молча куда-то пошел.

Азизов продолжил жарить рыбу, стараясь не думать о боли от ударов Доктора.

– Бысдыра, бысдыра, давай, ни успейим ужин! – торопил его Алимжанов.

Фельдшер вернулся через несколько минут и принес намоченную в холодной воде тряпку, сам же положил ее аккуратно ему на щеку:

– Вот так держи одной рукой, чтобы синяк не остался, а другой работай.

Доктора будто опять подменили; он опять говорил с ним довольно ласково, так что новичок даже прослезился: «Что тут за бессердечные люди? Я готов выполнять все их желания, и все равно постоянно получаю от них».