Страница 80 из 102
Это было давно, а сейчас Нэтан терзался ожиданием и изо всех сил старался сохранить самообладание. На этот раз врачом был Кауфман – и Кауфман держал в своих умелых руках настоящее и будущее Нэтана, всю его жизнь.
Шесть дней прошло с тех пор, как он покинул остров. Шесть отчаянно долгих дней…
Кауфман вошел в библиотеку, закрыл за собой раздвижные двери.
– Нэтан, извини, что заставил тебя ждать. Ты мог бы выпить бренди. Ах да, ты ведь не пьешь бренди… Ну а я выпью, и ты можешь притвориться, что пьешь со мной.
– Доктор, я вам очень благодарен за то, что приняли меня здесь. И за то, что сами сделали все, о чем я вас просил.
Кауфман вынул из буфета хрустальный графин и налил бренди в два суженных кверху бокала.
– Ну, полно, мальчик, ты ведь сын моего друга.
Прожитые семьдесят лет не отразились на фигуре Джонаса Кауфмана. Внушительный, высокий – почти шесть футов пять дюймов, – он оставался прямым и подтянутым. Его волосы не поредели со временем, и он мог потешить свое тщеславие, зачесывая их назад струящейся белой гривой. Аккуратная бородка и усы маскировали несколько тонковатые губы. Доктор предпочитал строгость английских костюмов, элегантность итальянской обуви и всегда был одет очень изысканно.
Но прежде всего внимание сторонних наблюдателей привлекали – и часто уже не отпускали – его глаза, темные и проницательные, под тяжелыми веками и густыми черными бровями.
Когда доктор протянул Нэтану бокал, его глаза светились любовью.
– Присядь, Нэтан, расслабься. Нет никакой необходимости сверлить дырку в твоем черепе в обозримом будущем. Но Нэтан не смог расслабиться.
– А результаты анализов?
– Все они отрицательные. Я сам проверил результаты, как ты просил, и посмотрел снимки. У тебя нет ни опухолей, ни затемнений, ни аномалий – абсолютно ничего. У тебя очень здоровый мозг, Нэтан, и очень здоровая нервная система. Теперь все-таки сядь.
– Хорошо. – Ноги подкосились, и Нэтан упал в большое светлое кожаное кресло с подголовником. – Благодарю вас за потраченное время и силы. Значит, мне не следует обращаться к другим специалистам?
Брови Кауфмана театрально поползли вверх. Садясь напротив Нэтана, доктор автоматически поддернул брюки на коленях, чтобы не нарушить совершенство стрелок.
– Я обсуждал результаты твоих анализов с одним из моих коллег. Его мнение совпадает с моим. Конечно, ты можешь проконсультироваться и в другом месте…
– Нет. – Всегда равнодушный к бренди, Нэтан глотнул крепкую жидкость и почувствовал разливающееся по телу тепло. – Я уверен, что вы ничего не упустили.
– Надеюсь. Но кое-что мне все-таки неясно. То есть попросту я не понимаю тебя. Компьютерная томограмма и результаты сканирования мозга в абсолютной норме. Медицинский осмотр, анализы крови и тому подобное только подтвердили, что ты – нормальный тридцатилетний мужчина с отличным здоровьем и в отличной физической форме. Думаю, пришло время объяснить, почему ты почувствовал необходимость подвергнуть себя столь интенсивному обследованию.
– Я хотел удостовериться, что у меня нет никаких аномалий. Видите ли, я боялся, что страдаю провалами памяти.
– Ты обнаружил потерю времени?
– Нет. Да как я мог бы это узнать? Но есть вероятность, что я временно отключался и что-то делал в это время. Вы, кажется, называете такое состояние «реакцией бегства».
Кауфман поджал губы. Слишком долго он знал Нэтана, чтобы считать его паникером.
– У тебя есть доказательства? Ты обнаруживал себя в каких-то местах и не помнил, как туда попал?
– Нет. Нет, такого не было… – Нэтан позволил себе немного расслабиться, поддаться чувству облегчения. – Так, значит, я в полном порядке? Физически.
– Ты в отличной, даже завидной физической форме. Твое эмоциональное состояние – это другой вопрос. У тебя был ужасный год, Нэтан. Потеря семьи, развод… Столько потерь и изменений не проходит бесследно. Мне самому не хватает Дейвида и Бет. Твои родители были мне очень дороги.
– Я знаю.
Нэтан в упор взглянул в темные магнетические глаза и подумал: «А вы что-нибудь знали? Хотя бы подозревали?» Но лицо Кауфмана выражало лишь сочувствие и печаль.
– И Кайл… – Кауфман глубоко вздохнул. – Такой молодой. Его смерть совершенно противоестественна.
– У меня было время, чтобы привыкнуть, примириться со смертью родителей, – сказал Нэтан и подумал, что иногда даже благодарит за это бога. – Что касается Кайла, в последнее время мы не были близки. Смерть родителей ничего не изменила в наших отношениях.
– И ты чувствуешь себя виноватым в том, что не скорбишь о нем так, как о родителях?
– Возможно. – Нэтан отставил бокал, потер ладонями лицо. – Я не знаю точно, откуда это чувство вины. Доктор Кауфман, вы дружили с моим отцом тридцать лет, вы знали его еще до моего рождения.
– И твою мать, – Кауфман улыбнулся. – Как мужчина, переживший три развода, я всегда восхищался их преданностью друг другу и семье. Вы были чудесной семьей, Нэтан. Я надеюсь, ты сможешь найти утешение в воспоминаниях.
В этом-то суть проблемы, подумал Нэтан с упавшим сердцем. Никогда больше не сможет он найти утешение в воспоминаниях.
– Скажите мне, доктор, что могло бы заставить мужчину – нормального на вид мужчину, живущего совершенно нормальной жизнью, – спланировать и совершить отвратительный поступок? Преступление? – Грудь сдавило, сердце билось слишком сильно, слишком гулко. Нэтан снова схватил бокал, хотя не испытывал никакого желания выпить. – Безумие? Болезнь. Или какая-то физическая причина?
– Нэтан, я ничего не могу сказать на основании таких общих рассуждений. Ты полагаешь, что твой отец совершил… нечто противозаконное – К сожалению, я совершенно точно знаю, что он это совершил. – Не дав Кауфману заговорить, Нэтан затряс головой и снова заметался по комнате. – Но пока я не имею права рассказать вам обо всем. Сначала я должен поговорить… с другими людьми.
– Нэтан, Дейвид Делами был преданным другом, нежным мужем и любящим отцом. В этом ты можешь быть твердо уверен.
– Я потерял уверенность в этом через месяц после его смерти. – В глазах Нэтана отразилось отчаяние. – Я похоронил его, доктор Кауфман. Его и мою мать. И я очень хотел бы похоронить остальное! Но не могу – пока не уверен, что это не повторится.
Кауфман подался вперед. Он изучал здоровье людей полвека и знал, что исцеление тела или мозга невозможно без исцеления души.
– Что бы он ни сделал, мальчик, ты не можешь взять ответственность на себя.
– А кто может? Кто еще возьмет? Я единственный остался.
– Нэтан, – Кауфман вздохнул. – Ты был интересным, умным ребенком, и ты стал талантливым, умным мужчиной. Пока ты рос, я слишком часто видел, как ты взваливаешь на себя чужую ношу, чужую ответственность. Когда Кайл шалил, совершал что-нибудь недозволенное, ты брал на себя его грехи, очевидно, считая, что так для него лучше. А это не всегда бывает лучше, Нэтан. Не совершай эту ошибку сейчас, не бери на себя ответственность за то, что не можешь ни изменить, ни исправить.
– Я говорил себе это последние несколько месяцев: «Оставь. Забудь. Живи собственной жизнью». Я решил не ворошить прошлое, попробовать сосредоточиться на настоящем и строить планы на будущее. Но в моей жизни появилась женщина…
– А… – Кауфман расслабился и откинулся на спинку кресла.
– Я люблю ее.
– Я счастлив слышать это и с удовольствием познакомился бы с ней. Она проводила отпуск на том острове, куда ты уехал?
– Не совсем так. Ее семья живет там. У нее… она переживает собственные трудности. Вообще-то я познакомился с ней, когда мы были детьми. Но стоило мне увидеть ее снова… ну, проще говоря, нас потянуло друг к другу. Я не смог предотвратить это. – Он отошел к окну, уставился на густую зелень Центрального парка. – А, наверное, должен был.
– Почему ты отказываешь себе в счастье?
– Видите ли, существуют обстоятельства, о которых она не знает, Но которые наверняка сильно повлияют на нее. Если я расскажу ей, она станет презирать меня. Хуже того, я не знаю, как это на ней отразится в эмоциональном плане. – Поскольку парк заставлял его вспоминать о лесах острова, он отвернулся от окна. – Что было бы лучше для нее: продолжать верить в то, что причиняет ей боль, но не является правдой, или узнать правду и испытать новую боль, которую она, возможно, не вынесет? Если я расскажу, я потеряю ее. Но не знаю, смогу ли жить в мире с самим собой, если не расскажу.