Потерявшиеся в России

- Если так, то ей под сорок. А выглядит на все шесть-десят, - удивилась Ольга Алексеевна.

- Да! Если вас рядом поставить, ты ей фору дашь, - довольно заключил Виталий Юрьевич.

- Велика гордость, ровняться с несчастной, которая всю жизнь в навозе, да в земле ковыряется, чтобы добыть пропитание.

- И водку, которую пьет вместе с мужиком. А ему, ду-раку, нет чтобы девку хорошую найти, он берет выпивоху, да еще с ребенком, который ему безразличен. Парочка - баран да ярочка.

- Какой ты злой! - укорила Ольга Алексеевна. - Это их беда и их крест.

- Я не злой. Мне обидно за хорошего мужика. Ты пом-нишь его в первый год, когда он нам на даче помогал? То-гда он после армии шофером в совхозе на газике работал, да еще и подрабатывал. Приятно было смотреть. Ладный, загорелый. Кто ему мешал жениться, обустроиться? Ведь любая девка за него с радостью пошла бы.

- Значит, не сложилось. Война людей ломает. Он же, в сущности, совершенно беспомощен, - вздохнула Ольга Алексеевна, жалея Кольку. - Знаешь что? - сказала она. - Давай им отдадим твои черные туфли. Ты их все равно не носишь. У вас же примерно один размер... И курточка твоя. Она тебе уже мала... А я отдам Татьяне кофту си-нюю, она мне не идет. И туфли на каблуках. Я на каблуках теперь не ношу.

- Пропьют, - вяло возразил Виталий Юрьевич. - Сколько ты уже давала им разной одежды, вплоть до одея-ла, а я что-то ничего ни у Кольки, ни у Таньки не видел.

Перейдя мостик, они, чтобы сократить путь, пошли по тропинке между деревенскими домами и наткнулись на компанию из трех деревенских мужиков, которые распо-ложились на лужайке за изгородью одного из домов и пили то ли водку, то ли самогон. Чуть поодаль, у самого забора, лежала навзничь баба. Мухи ползали по ее лицу, и она де-лала неловкие движения рукой, пытаясь согнать их. Возле мужиков валялись две пустые поллитры, а пили они из од-ного стакана, который ходил по кругу: один из мужиков держал стакан с налитым до половины самогоном, а двое других молча ждали, пока тот выпьет.

Виталий Юрьевич и Ольга Алексеевна тихо прошли мимо. Мужики даже не взглянули в их сторону.

Дальше они шли молча. Только раз Ольга Алексеевна схватила его за руку и восторженно прошептала:

- Смотри!

На черной пашне краснели брошенные кем-то гладио-лусы. Это было красиво и одновременно страшно: это бы-ла какая-то могильная красота.

Глава 10

Вечером, когда Мила уже собиралась укладывать спать Катьку, позвонила Даша.

- Мил, что делать? Фархат приезжает, - голос ее был взволнован и дрожал. - Он сейчас в Москве.

- Ты откуда звонишь-то? - спросила Мила, зная, что родители настороженно, если не сказать больше, относятся к арабскому другу дочери.

- Откуда, откуда? Из дома.

- А как же родители?

- Да не слышат они. На кухне они, холодец разбира-ют. Я дверь закрыла.

- Ну, и чего ты испугалась?

- Да неожиданно как-то, как снег на голову. Я думала, - все, кончилась любовь. И вот, на тебе!

- Да не дергайся ты! Встретитесь. Поговорите. Все само собой рассосется, в ту или другую сторону, - пыта-лась успокоить подругу Мила.

- А где встречаться-то? В гостиницу к нему я не пой-ду. Подумают, что шлюха какая-нибудь. Это ж не Москва, здесь все на виду.

- Да кому мы нужны, господи? - искренне возразила Мила.

- Ну, ты скажешь, Мил. Да у меня пациентов полгоро-да, - возмутилась Даша.

- Ладно! Когда, говоришь, приезжает? - спросила Мила.

- Да завтра утром. Сначала в гостиницу. Как устроит-ся, позвонит. Я ему свой рабочий телефон дала.

- На сколько дней приезжает?

- На три дня. Потом у него какие-то дела в Москве, а потом опять в свой Тунис.

- Я с Катькой на три дня к родителям перейду, - ре-шила Мила.

- Ой, Мил! Спасибо тебе. Чтоб я без тебя делала? Ты настоящая подруга! - задохнулась от восторга Даша.

- Пользуйся моей добротой, - добродушно засмеялась Мила.

- А я тебя не стесню? - с запоздалой вежливостью спросила Даша.

- Не бери в голову! Родители рады без памяти будут, что я с Катькой у них поживу. Они еще больше были бы рады, если бы я к ним вообще перешла, - засмеялась Мила.

Фархат учился на международном факультете меди-цинского образования. На этом факультете учились сту-денты из многих африканских стран: Камеруна, Судана, Туниса и других. Факультет недавно открылся, и сюда охотно потянулись молодые люди из 'развивающихся' стран, пользуясь возможностью получить недорогое, по европейским меркам, образование. К тому же русские в мире были известны своим гостеприимством и доброду-шием. И преподаватели, и русские студенты охотно приня-ли африканцев, помогали им освоить русский язык и при-выкнуть к особенностям нового уклада жизни. Впоследст-вии далекая заснеженная Россия стала для некоторых вто-рой родиной, они обзавелись семьями и остались здесь на-всегда. Особенно иностранным студентам помогали кура-торы интернациональных групп. В числе таких кураторов оказалась и Даша. Так она и познакомилась с Фархатом, арабом из Туниса.

У Фархата была смуглая обветренная кожа, черные прямые волосы и голубые глаза. Был он высок, хорошо сложен, немногословен и застенчив. Первое время Фархат очень скучал по родным и рассказывал Даше о своей стра-не, о своих близких и родном городе Сфаксе, который сто-ял на побережье Средиземного моря, и его население со-ставляло немногим более 100 тысяч человек. В конце XIX века Тунис был французской колонией. В начале XX века в Тунисе появилась национальная буржуазия, к которой принадлежал и отец, и дед Фархата. В 1920 году в Тунисе появилась компартия, и дед Фархата стал одним из ее ли-деров. Компартия не просуществовала и двадцати лет и была запрещена французским правительством. Когда Ту-нис оккупировала гитлеровская Германия, деда Фархата расстреляли в числе других видных деятелей компартии. Немцев изгнали англо-французские войска. А потом, в те-чение нескольких лет, вплоть до 1955 года, Тунис пережи-вал голод.

Отец Фархата коммунистом не был, он владел двумя небольшими магазинчиками, и семья считалась зажиточ-ной, но от своего отца он унаследовал любовь к России.

Среди местных жителей, особенно в южной части Ту-ниса, где жили берберы , бушевали такие заболевания как туберкулез, трахома и анкилостомоз. Люди болели, а на одного врача приходилось почти 5000 человек, то есть на 3600 тысяч жителей приходилось всего не более 700 вра-чей. Это повлияло на выбор профессии Фархата, а в какой стране учиться вопрос был решен, естественно, в пользу России.

Даше нравился Фархат, а Фархат без нее уже не мог ступить и шага. Все 'Дашья, Дашья'. С ее помощью он очень быстро научился говорить по-русски, и смешно вы-говаривал слова. Ее имя у него звучало как 'Дашья', и это у него выходило нежно. Фархат стал ее первым мужчиной. Он относился к их связи серьезно и строил планы своей дальнейшей жизни только с ней. Он заверял Дашу, что его родители будут ей рады и что в Тунисе их ждет счастливая и обеспеченная жизнь. Она верила Фархату. Но когда Да-ша заикнулась родителям о том, что она собирается выйти замуж за араба, те устроили дочери скандал. Мать плакала, а отец обозвал шлюхой. Больше всего его выводило из себя то, что будущий внук у него может быть арапчонком. 'Только черномазого нам в доме не хватало', - брызгал слюной отец. И это притом, что оголтелыми расистами ни отец, ни мать отнюдь не были. Они хорошо относились к китайцам, которые учились в их городе, да и кавказцы, ук-раинцы или узбеки, которые осели здесь после развала СССР, не вызывали у них неприязни. Когда скинхеды из РНЕ забили насмерть девушку-бурятку Дариму или когда избили семиклассников, брата и сестру Магомаевых, Да-шины родители возмущались вместе со всеми и ругали ор-ганы городской власти за бездействие и попустительство. В общем, к национальности, разрезу глаз или цвету волос они не имели никаких 'претензий'. До тех пор, пока дело не коснулось их семьи. Стереотип 'совка' не позволил им подняться над собой. Девок, которые рожали от черных, обсуждал весь город. А те, которые вышли замуж и уехали со своими 'обезъянами' в Африку, по слухам, жили как рабыни, и рады были бы вернуться, да их насильно держат и не пускают. И этого родители Даши тоже боялись. И как бы Даша ни убеждала их, объясняя, что Тунис давно уже цивилизованная страна, что главные города там не отли-чаются от других европейских городов, убедить родителей она не смогла.