Не бросайте бескрылок

Потянуло еще выпить. Ведь покойников же испокон веку поминали и будут поминать; и он бабку помянет, греха в том никакого нет, и Клава за это не отругает...

Взял бутылку за горлышко, подержал в руках... Вздохнув, отставил. Какой-то внутренний голос настойчиво шептал, что лучше воздержаться, а то, чего доброго, вчерашнее повторится.

Нет, вчерашнего Ваньке совсем не хотелось, да и можно ведь после отправки телеграмм свое наверстать. Решительно спрятав в сервант бутылку, он осторожно прикрыл дверь и вышел во двор. Разбредшиеся по двору куры как по команде рванули к нему. И зачем он их только выпустил! С криком "кши-кши, проклятые", загнал обратно в курятник и закрыл дверь на крючок.

И вдруг будто обухом ударила мысль: а что, если бабка все-таки жива? Нет, он все понимал, не может человек так крепко спать, да еще со свечкой в руках, но вдруг...

Хватит, хватит искать причины для собственного ничегонеделания. Пора ехать на почту.

А дальше все было как в тумане: завтракать не стал, вывел из сарая на улицу мотоцикл и завел. Закрыв ворота и калитку, надвинул на лоб фуражку, густо покрытую белыми разводами от пота, медленно поехал. Напротив дома бабки Меланьи остановился было, хотел заскочить к ней и огорошить смертью подруги, но раздумал. На скорости, что позволяла развороченная тракторами и машинами дорога, помчался к почте, оставляя позади себя быстро исчезающий в воздухе хвост светло-серого дыма.

Ванька спешил и выжимал из мотоцикла все что можно, и если б увидела жена, непременно выговорила -- куда же ты мчишь как угорелый! Но Клавдии рядом не было, уже через четверть часа он подрулил к почте. Поставив мотоцикл у входа в старый двухэтажный дом, Ванька снял фуражку, пригладил ладонью повлажневшие волосы. Достал из кармана пиджака сложенный пополам и уже запачканный конверт и решительно открыл давно не крашенную, с полуоторванной ручкой дверь. Обрадовался, что посетителей не было; единственная же работница почты, совсем еще молоденькая девчонка, тараторила с кем-то по телефону.

Слава Богу, вздохнул облегченно Ванька: хоть тут повезло. Он недолюбливал разные конторы, где надо что-то "оформлять", считая их сплошной морокой для нормального человека. Увлеченная разговором телефонистка даже глаз не подняла. Решив, что у той важный разговор, Иван от нечего делать перечитал адреса, потом, зевая, оглядел пыльную, с полусгнившими полами, комнату. Но терпение скоро иссякло, и он невольно стал прислушиваться. А девушка, оказывается, вовсю заливала подружке о том, как здорово с компанией повеселились в воскресенье на речке, сколько умяли и попили, кто за кем ухлестывал. И когда она без зазрения совести начала смаковать уже явно интимные подробности, Ванька не стерпел и, просунув в окошко небритую физиономию, стараясь, впрочем, быть при этом как можно более обходительным, прогудел:

-- Я извиняюсь, барышня, что помешал, но тут такое дело... Соседка моя, бабушка одинокая, ночью Богу душу отдала. Будь ласкова, отправь побыстрей телеграммы. Мне еще на работу надо...

Девчонка поначалу -- вроде как не врубилась и прищуренными глазками -- морг-морг. Потом эти глазки неожиданно стали злыми, а лицо покрылось красными пятнами.

"Выходит, не вовремя, -- огорчился Ванька. -- А может, обиделась, стерва, что барышней обозвал?"

Пока размышлял, окошко перед носом захлопнулось.

А вот это уже хамство! -- внутренне вскипел Ванька. -- Да как же так можно! Человек мертвый лежит, а какая-то молоденькая паршивка (и глянуть то не на что, кожа да и кости!) целых полчаса несет по телефону хреновину и неизвестно сколько еще будет буробить!.. А может, еще разок постучать? Эх, была бы Клава, у той не сорвешься..."

А за перегородкой -- все то же: о воскресных похождениях, коим казалось, не было ни конца ни края. Он снова постучал в окошко. Через некоторое время окно приоткрылось, и Ванька услышал противный голосок:

-- Вы что, гражданин, совсем без понятия в голове? Не видите, я занята? -- И вновь намерилась, выталкивая Ванькин локоть, захлопнуть окошко.

-- Нет уж постой, постой, не отгораживайся, -- недовольно загудел Ванька. -- Это у меня понятия нету? У тебя, выходит, есть, а у меня его нету, да?..

-- Вы, гражданин, тут не тычьте и не дышите на меня своим самогоном. Я вам не какая-нибудь! Пьяный, а туда же. Вот как позвоню щас Федору Степанычу, он с вами быстро разберется... -- Извинившись перед подругой, тут же поспешно набрала тонким пальчиком другой номер, и Ванька услышал: -- Это вы, Федор Степанович? С почты звонят, тут у нас пьяный гражданин объявился, работать не дает... Кто? Не знаю. Обзывается по-всякому... Нет-нет, не понимает... Хорошо, жду. -- И злорадно так на Ваньку поглядела -- что, мол, достукался?

Но Ванька решил, что никуда она не звонила, а просто решила припугнуть. Не на того напала!

-- Вот это, -- стукнул он кулаком по листку, что лежал на перегородке, -- срочно отправь, поняла? Срочно, иначе я всю твою клетку порасшибу и тебя отсюда в окно вышвырну, ясно? А потом хоть самого начальника милиции вызывай! -- Не церемонясь, сунул ей в нос листок с адресами и текстом телеграмм. На какое-то время девчонка опешила и, взяв листок, начала читать. Хотела что-то спросить, но Ванька уже завелся и на вопрос вопросом: -- Я непонятно разъяснил? Может, повторить?

Но повторять не пришлось. Девушка схватила ручку и бумагу. Быстро подсчитав, сказала, сколько надо заплатить, и попросила справку о смерти.

-- Это какую-такую справку? -- опешил Ванька.

-- От врача, о смерти соседки вашей.

-- А я на что? Раз приехал, вот и вся справка. Нечего мне голову дурить. Деньги возьми, а справки никакой нет.

Однако телефонистка уперлась и без справки телеграммы отправлять отказалась. Чем бы все это кончилось -- трудно представить по агрессивному настрою Ваньки, считавшему, что справка -- очередная "вредность" телефонистки. Уже собрался обложить ее как следует, но увидел в окно подъехавшего на светло-коричневом "Москвиче" участкового. Увидела долгожданного "Федор Степаныча" и телефонистка, отчего мигом преобразилась.

-- Приехал! Он сейчас тебе покажет! Он научит! Все как есть расскажу, -- радостно повизгивала она.

"И в самом деле дождался, ядрена мать, -- посожалел Ванька. -- Вот дурной, вот дурной! И чего на рожон полез? Смотался бы к врачу, тут недалеко, взял эту справку, отдал -- и никакой тебе канители. Нет же, связался, и с кем? С плюгавой бездельницей. Теперь вот возись с участковым, а у него ответ как всегда один -- "не положено", "накажу". Всем не положено, одному ему положено. Все строится, строится, от людей огромным забором отгородился. Колхоз ему дом кирпичный бесплатно возвел, капитальных сараев во дворе штук шесть наберется, и в каждом свиньи, телята, птица разная. Одного фуража сколько надо... Да ему не страшно -- выпишут из колхоза, никто слова поперек не скажет. А как по-другому? Все иной раз чего-нибудь "не заметит". Пушок-то на носу, чай, у каждого имеется..."

Вот он, хмурый, озабоченный, тяжелый словно трактор, вошел и движется прямо к нему. Вид не предвещает ничего хорошего. Девчонка, выскочив из-за перегородки, сразу же застрекотала, хоть уши затыкай. Участковый, отстранив ее, сел за стол, открыл сумку.

"Небось думает, -- вздохнул Ванька, -- что раз приехал на мотоцикле, то пьяный. И ведь не ошибся, зараза, зачем только выпивал! Потом скажет, что орал, обзывал, хамил! Ишь уселся как "фон-барон", а тут стой перед его величеством самым распоследним идиотом. Ну давай-давай, начинай допрашивать, Федор Степанович, я те отвечу..."

-- Ваша фамилия, имя, отчество? -- изрек наконец участковый, уткнув ручку в чистый лист бумаги.

-- Моя? А-а... значит, Ванька я, Баран... извините -- Иван Семенович Баранов...

Дальше шли вопросы обычные, где родился, живет и работает, семейное положение, судим или нет, -- но дурные, как будто не знает!