Не бросайте бескрылок

Допрос Ваньку просто смешил и все больше удивлял какой-то своей несерьезностью. Привлекался он или нет к уголовной ответственности? Сам не знает, что не привлекался. Или -- на какой улице живет? А кто совсем недавно заезжал на своем обкаканного цвета "Москвиче" и выпытывал, не гонят ли на улице самогон? Ага, нашел дурака! Тогда участковый прямиком к бабке Марье шуранул. Она после Ваньке все в подробностях выложила, как пришел и вежливо поздоровался, как потом разглагольствовал о пожарной безопасности, а сам при этом совал нос то за печку, то под кровать. Чего ей-то голову дурить, ведь сразу поняла, что самогон ищет! Ищи-ищи, не на тех напал!..

Ванька на всякий случай напомнил участковому о том визите, но Федор Степанович и ухом не повел. Потом сказал, что бабушка умерла ночью, а он, не знавши того, утром, как пошел скотину убирать, выпил, -- и на тебе, ехать пришлось, раз такая беда случилась. Заодно обрисовал, как издевалась над ним эта рыжая соплячка и каких сил ему стоило сдержать себя... А вот этого он лучше бы не говорил, хотя, с другой стороны, откуда было Ваньке знать, что она -- дочь главбуха колхоза и участковому с ее мамашей портить отношения никак нельзя...

Спрятав в сумку ручку и бумагу, Федор Степанович поднялся и предложил Ваньке выйти на улицу. По пути обронил, что в бабкину смерть не верит и данный факт обязан проверить с выездом на место.

-- Проверяй, сколько хошь, -- повеселел Ванька. -- Зачем мне брехать-то?

Девчонке, выглянувшей из окна, страж порядка сказал, чтобы телеграммы пока не отправляла и до его приезда приглядела за мотоциклом. Посадив Ваньку на заднее сидение, участковый поковырялся в моторе, потом, не торопясь, уселся, завел машину и покатил в сторону колхозного двора.

Ехали не разговаривая, лишь один раз Ваньке было пообещано, что отвечать за нарушение общественного порядка придется в любом случае. Ванька смолчал. Он думал, что у бабки, наверное, уже люди пособрались и по обычаю уже кто-нибудь голосит. "Ладно-ладно, погляжу, как ты при этом поведешь себя, Федор Степанович! А если все бабы обступят, да заведутся -- будет тебе тогда проверка с выездом на место, -- злорадствовал про себя Ванька. -- А я еще расскажу, как блудница меня оскорбляла, а ты ее защищал, и что телеграммы запретил отправить. Лето не зима -- мертвый человек долго не пролежит, спешить надо. А как хоронить, если сыны о смерти матери ничего не знают? Это ж натуральное издевательство!.."

У бригадной машину остановила пожилая, с измученными, впалыми глазами женщина. Слезно пожаловалась участковому на сына -- что опять запил и нигде не работает. Ванька знал, что ее Тимоша из тюрьмы не вылезает. Недавно вернулся и опять с прилипалами забурил. Но как участковый-то важен, смотри, какая поза! "Я вам, -- говорит, -- не суд!" Это он-то не суд, а кто ж тогда суд? Кто за порядком следить должен и отвечать за него? Тебе, братец, колхоз создал все условия? Создал. Вот и вкалывай!..

Но не со всеми Федор Степанович таков, с отдельными личностями обходителен и даже слишком. Увидев агронома, поприветствовал, будто своего непосредственного начальника. А как же, тут и дураку понятно, что агроном машины две-три сена подбросит, вот и корова с телятками зимой сыты. Ванька все знает, его на мякине не проведешь...

Обогнув край села, машина выехала на трассу, затем свернула направо и, миновав магазинчик, прозванный в народе "бабьими слезами", потому как кроме селедки и водки в нем мало что продавали, завернула на широкую улицу, своим противоположным концом упиравшуюся в тихую речку. Ванька напружинился и стал всматриваться вперед, надеясь хоть что-то разглядеть издали, но обзору мешал неизвестно откуда появившийся перед домом КамАЗ.

А вот, наконец, и бабкин дом. У входа толпятся люди -- значит, и впрямь прознали о ее смерти и пришли попереживать. Машина свернула к дому, теперь можно было видеть всех, кто пришел. Но что это?!

Ванька глазам своим не поверил -- на порожке сидела живая бабка Марья, а рядом с ней жена сына Виктора, которую она поджидала из города!.. Тут же и бабка Меланья, и еще несколько старых соседушек. Незнакомый молодой человек, похоже, шофер КамАЗа, собирался уезжать, но бабка рассказывала что-то смешное, и он ржал вместе со всеми. Обычно хмурая и неприступная бабка Меланья вытирала кончиком платка выступившие на глазах слезы. Ну и чудеса!.. Да если б он сам не видел утром лежавшую со свечкой в руках бабку, ей-Богу, не поверил бы... Что же теперь будет, что будет? Как объяснить участковому? Подумает, что дурачил, обманывал. Вот так новость!..

Собравшиеся попервам примолкли, соображая, чего это вдруг милиционер объявился, да еще вместе с Ванькой.

-- Вот и милиция подоспела, -- сказала певучим голосом бабка Марья, хитро оглядывая подошедших. -- Ты, сынок, никак самогон опять пришел искать, а Ваньку в помощники к себе взял? -- Спросила и ждет, что Федор Степанович скажет. И остальные ждут, даже водитель КамАЗа из-за любопытства все никак не уедет.

-- Да нет, совсем не за тем... -- Степенно ответил несколько озадаченный участковый. -- Я это... узнать, кто тут умер, а заодно выяснить, не нужна ли какая от властей помощь. Ваш сосед, -- он небрежно кивнул головой на Ваньку, -- только что говорил, будто вы, бабушка, ночью на тот свет, извиняюсь, отправились, умерли, значит. И что я вижу? Выходит, врет по пьянке сосед, а раз так, то отвечать ему по закону придется. -- Повернувшись к Ваньке, с невыразимым презрением в голосе продолжал: -- Чего только в жизни видеть не приходилось, но такого... -- Он, шумно вздохнув, покачал головой, -- еще не было. Мотоцикл вел пьяный, как всегда, без шлема, на почте устроил скандал, так вдобавок хватило наглости придумать вашу смерть...

-- Ну, что скажешь, Баранов? Говори-говори, я жду, да и люди, что собрались, -- обвел он коротким жестом руки бабкиных соседей, -- люди тоже ждут.

А Ванька слушал и думал, что, пожалуй, впервые в жизни очутился в столь идиотском положении. Какое-то сплошное невезение: вчера эти дурацкие прыганья с крыши сарая, надо ж было только додуматься, а сегодня -- непонятная смерть бабки Марьи, эти чертовы телеграммы... Хотел же как лучше! А теперь вот стой и отдувайся как дурак.

Взглянув мельком на бабку Марью, опустил глаза. От кого-от кого, но от нее такого подвоха не ожидал. Неужели подшутила? Нет, не могла, да и на сердце в последнее время жаловалась. Но все-таки с упреком сказал:

-- Как же так, ведь сам все как было видел, звал, а в ответ -- ни звука. Конверт с адресами лежал на столе -- я и взял. А теперь выходит -- курам на смех. Ну что ж, раз виноват, значит, отвечу.

Бабка слушала не отводя глаз. Лицо бледно-желтое, измученное. Кожа словно пересушенный и испещренный мелкими-мелкими морщинками пергамент, а глаза, обычно такие веселые, вдруг наполнились слезами, отчего припухшие мешки под ними и кончик носа покраснели, а лоб сморщился.

-- Никакого смеха, Ваня, -- ответила чуть слышно. -- Как есть правильно гутаришь. Всю прошлую ночку маялась, думала вот-вот Господу Богу представлюсь. До утра ждала смертушки, а она не пришла. Господь решил по-другому -- пожить, значит, должна. Оно, Ваня, может, и к лучшему. Завтра побелим с невесткой, а потом и помирать можно. Ты уж прости...

-- Ну зачем вы так, мам? -- надула обиженно губы невестка, порывисто обняла и чмокнула свекровь в щеку. -- Скажете тоже помирать! А дети, внуки к кому приезжать станут? Виктор вот собирается в отпуск. Говорит, сад опилю, угля и дров заготовлю, да он у вас тут все поделает.

И все разом как загалдели, загалдели, чтобы бабка, значит, умирать не спешила. А Меланья, так та даже обиделась, что подружка бросить ее захотела.

-- Да я че, я ниче, -- окидывала всех теплым взглядом бабка Марья. -- Поживу, коль просите... -- А сама довольная такая. И опять, уже не столько Ивану, сколько участковому стала говорить, какой сон видела, да как потом сердце схватило и как к смерти готовилась, а под самое утро вдруг крепко уснула. Утром Меланья пришла; она уже не спала и переоделась, а смертную одежду вновь в сундук спрятала. Отвару из целебных трав вместе попили, и тут невестка на КамАЗе подъехала, люди собрались. Она им рассказала о случившемся, оттого все и смеялись...