Хищники

Но я полагал, что со здоровьем у меня все в порядке, поэтому не понимал, в чем заминка. Повернувшись к доктору, я забарабанил пальцами по столу. Доктор поднял на меня глаза.

— Ты хорошо слышишь?

— Более чем.

Он вздохнул.

— Джерри, когда тебе делали мастоидектомию[24] ? Я задумался.

— Не помню, доктор. Наверное, я был совсем маленьким.

— Скорее всего. Перфорация в барабанной перепонке практически затянулась. Тебе повезло, что операцию не пришлось делать на втором ухе. Иначе ты бы уже оглох.

— И что все это значит?

— Ничего. Если б в детстве тебе сделали операцию на оба уха, ты бы получил категорию четыре-эф.

— Но, доктор, мне говорили, если у человека перфорированная барабанная перепонка и он не слышит так же хорошо, как остальные, этот человек может остаться без головы.

Доктор хохотнул.

— Ты получишь категорию один-бэ. Годен к нестроевой.

— И что из этого следует?

— Тебя определят то ли на кухню, то ли в ремонтные мастерские. Может, даже писарем, — ответил он. — Честно говоря, не знаю, как они тобой распорядятся.

— Я бы мог подсказать, как мною распорядиться. Оставить меня дома.

— Где же твой патриотизм, Джерри? Ты Должен сгорать от желания убить Адольфа Гитлера.

— Я еврей, доктор, а не герой.

Доктор заполнил формуляр и передал мне.

— Эта бумага определяет тебя в категорию «годен к нестроевой». Не один-а, но и не четыре-эф. Тебе надо прийти завтра и пройти дополнительную проверку. Я рекомендовал направить тебя в авторемонтные мастерские.

Я взглянул на доктора. Потом прочитал формуляр и наконец-то понял, какую он оказал мне услугу.

— Спасибо, доктор. Я вам очень признателен. Большое спасибо.

Он улыбнулся мне, похлопал по плечу.

— Ты напомнил мне сына. Он еще учится в медицинской школе, и я молю Бога, чтобы эта ужасная война закончилась до того, как ему придется идти в армию.

— Спасибо вам, доктор, — повторил я. — Надеюсь, все сложится хорошо и для вашего сына.

Гранд-Централ я покидал в превосходном настроении. И тут меня окликнул знакомый голос. Бадди. Я направился к нему.

— Каким ветром тебя сюда занесло? Таким несчастным я его никогда не видел.

— Меня призвали.

— Ты уже прошел медкомиссию? Бадди закурил сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым из широких ноздрей.

— У меня все в норме. Один-а. А что у тебя?

— Один-бэ.

— Это еще что такое? Впервые слышу.

— Я тоже. Но жаловаться мне не на что. Доктор рекомендовал отправить меня в авторемонтные мастерские.

— Да что ты понимаешь в автомобилях? Ты даже не знаешь, как на них ездить! Я уставился на него.

— Пошли отсюда. У меня есть идея! Из Гранд-Централ мы вышли на Лексингтон-авеню и завернули в маленький кафетерий. Взяли по чашке кофе, сели за пустой столик. Бадди пригубил кофе.

— Черт, какой горячий!

— Дай ему остынуть, — и я протянул Бадди формуляр, полученный от врача.

Он прочитал его, посмотрел на меня.

— А мне что с этого? Я такой не получу. — Он вытащил из кармана полоску бумаги, повертел ею у меня перед носом. — Мой врач определил меня в категорию один-а.

— Что с тобой произошло, Бадди? Куда подевался тот-хитрец, которого я всегда знал? Что с тобой сделала медкомиссия? Запугала до смерти?

— А что я могу поделать?

— Разве ты не помнишь старика-негра, который умеет так ловко подделывать документы? Ты еще меня с ним знакомил. Не он ли нарисовал Эдди лицензии, разрешающие ему изготовлять сельтерскую, развозить ее на грузовике и продавать?

— Да, я знаю этого старика.

— Он все еще при деле? Ты говорил мне, что он изготавливает карточки социального страхования, водительские удостоверения, свидетельства о рождении для четырнадцатилетних, чтобы те числились шестнадцатилетними и могли работать.

— А мне-то что до этого? — Бадди никак не хотел меня понять.

— Давай навестим его. Ты говорил, что он классный специалист. — Я сунул Бадди под нос свой формуляр. — Пусть изготовит копию и определит тебя в механики. Тогда нас не разлучит и армия.

— Ты забыл одну мелочь, — пробурчал Бадди.

— Какую?

— Ты белый. А я — черный.

— Кожа у тебя почти такая же светлая, как и моя. Если кто-нибудь спросит, мы скажем, что ты — кубинец.

Бадди молчал целую минуту. Потом улыбнулся, впервые за весь день.

— Я, наверное, псих. — Он достал из кармана деньги. — Поехали. Деньги на такси у меня есть. Чем скорее я перейду в категорию один-бэ и стану белым, тем лучше.

На следующее утро мы оба прошли дополнительную проверку и в тот же вечер ехали на автобусе в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси.

Пять часов пути, и автобус остановился у ворот военной базы. Дождь сменился снегом. Температура воздуха падала с каждой минутой.

Из автобуса вышли двадцать призывников. Встретил нас здоровяк-сержант, вообразивший себя генералом. Отвратительный тип. Плевать он хотел, что мы промокнем и замерзнем. Про усталость я и не говорю. Сначала он выстроил нас в ряд. Потом перестроил по росту. Я со своими пятью футами и восемью дюймами оказался посередине, Бадди, вымахавший до шести футов и двух дюймов — в конце.

Потом сержант встал перед нами и провел перекличку. Все фамилии он аккуратно записывал в свой блокнот в черном переплете. Записав, сержант повторил перекличку, ставя в своем блокноте крестик против каждой фамилии. Наконец, он отвел нас к длинному столу, где мы получили обмундирование. Потом — в казарму, там было так же холодно, как и на улице. Сержант указал каждому его койку. К койке полагалась полочка, на которой стояли две книги, и тумбочка с двумя дверцами — В книгах вы найдете все необходимое, чтобы понять, как вы должны одеваться и вести себя в армии. Сейчас я вас оставляю. Увидимся при побудке, в пять утра. К тому времени вы должны одеться, как положено. Спокойной ночи.

— Сержант! — обратился к нему один из призывников, отдавая честь.

Сержант осадил его, едва это слово сорвалось с его губ.

— Призывник, младшему командному составу честь не отдается. Ее отдают только офицерам, начиная с лейтенанта и выше.

— Извините, сержант. — Призывник опустил руку. — Я просто хотел спросить, покормят ли нас обедом. Сержант расхохотался ему в лицо.

24

Удаление верхушки сосцевидного отростка. Зачастую выполняется при воспалении среднего уха, когда гной прорывает барабанную перепонку.