Страница 2 из 7
– Моя, из Мичуринска приехала, год не была. Занятая!..
Инна, вздохнув, переложив сумку в другую руку, взяв мать под руку, поспешила увести ту в сторону дома. Они шли по перерытой дороге, прыгая с кочки на кочку, стараясь обойти замерзшие лужи. Мать, сетуя, поспешила вставить:
– У нас как Новый год так дороги перекрывают. Лета им мало. Всё не по-людски стараются делать.
Инна, оправдывая местную администрацию:
– Так свободные деньги обычно бывают только в конце года. Вот их и стараются сейчас использовать по назначению.
Мать словно с цепи сорвалась, не сдерживая эмоций:
– Вот так бы себе дома строили!.. Мы видим, куда деньги идут и сколько…
Инна, ничего не сказав, галопом понеслась к дому. В воротах стоял отец. Мать, прошипела:
– Вот и наша радость нарисовалась, за километр разит…
Подойдя к нему, Инна обняла отца, она, как никогда, была рада его видеть.
Тот, беря из её рук сумку, искоса глядя на мать, съязвил:
– Ей бы всё бочку на меня катить. 100 грамм за приезд дочки не даст выпить…
Инна засмеявшись, юркнула в калитку. За ней поспешила мать, подстегивая отца:
– Иди, тебе бы только повод найти, чтоб выпить… – зло, – не просыхаешь… С утра уже «нажрался». Там не ста граммами пахнет, минимум как пол-литра «беленькой».
Отец, оборачиваясь на ходу, оправдывался:
– Так ведь такая радость, Инка прикатила в кои-то веки… – улыбаясь, стал тискать жену в объятьях, та, заверещав, вбежала в дом.
Отец и Инна, смеясь, поспешили за ней.
Дом встретил знакомыми с детства запахами: щами и жареной картошкой с мясом. В душе даже защемило, в голове запорхали «бабочки» ей вдруг захотелось расплакаться. Наскоро утерев набежавшую слезу, Инна, посмотрев на отца, сказала:
– Папкой и мамкой пахнет!.. – присаживаясь на табурет, освободив себя от жизненного груза за плечами, что так устала носить все эти последние дни, смеясь, сказала:
– Мам, чаёк на травках, как, у тебя есть?
Мать засуетилась:
– А как не быть… И мятку припасла и мелису и чабрец… – сквозь набежавшую слезу, – так для тебя доченька ничего не жалко…
Не удержавшись, вставил и отец:
– Мать и липы надрала… – махнув рукой, – так что всё есть, как у людей. Не жалуемся.
Инна, сняв сапоги, поспешила в комнату. Взяв из рук отца сумку, стала вынимать содержимое: скомканные вещи и гостинцы. Выложив содержимое на диван, она стала одаривать. Мать получила новые меховые тапочки. Отец новый ремень и шарф. На что тот тут же поспешил, балагуря пошутить:
– Дочь тебя как ремнём по заднице или слегка шарфиком? – смеясь, – скажи отцу, как себя вела? – тряся перед ней подарками.
Мать, одёрнув его руку, отстранив в сторону, цыкнула:
– Нажрался! Что к дитю пристал? Ум что, ли отстал? Так подожди его в горизонтальном положении… Иди, проспись!
Та, радуясь подарку, приложив к груди, призналась:
– Этот ирод за всю жизнь ничего не купил. Даже на три рубля не разорился… – отчего тут же замялась, видя смущение на лице дочери.
Инна чувствуя, что это укор в её адрес, поспешила оправдаться:
– Дома не копья. Мой всё на свою «Иришку» спустил… – сквозь слёзы, – всё по ресторанам шастал, кобель…
Глядя на мать:
– То, что на автовокзале было то и купила.
Мать, гладя дочь по плечу, успокоила:
– Та забей ты на своего кобеля!.. – косо глядя в сторону отца, – все они одной кобелиной породы.
Отец, тяжело вздохнув, поспешил выйти, на ходу пробурчав:
– Тоже мне Ангел… – исчезая за дверью.
Мать стала расспрашивать, что и как; на что дочь, глотая слёзы, скороговоркой поспешила выдать все наболевшее, что накопилось в ней за год.
Высказавшись, ей стало легче. Она, заглатывая последнюю слезу, высморкавшись в кулак, уже с улыбкой констатировала:
– Козлы они и в Африке козлы…
Мать, тяжело вздохнув, прислонив голову дочери к своему плечу подтвердила:
– Все!
Отчего им двоим, стало легче. Мать, тут же примерив тапочки, пошутила:
– Нового найдём! Тут Гришка в разведённых ходит. За большим домом смотрит, пока хозяева в Греции жопу греют.
У Инны от волнения дрогнули губы:
– Гришка развёлся? Когда?
Мать, снуя перед глазами дочери, буркнула:
– Да уж не вчера… Пять лет назад.
Он эти пять лет оказывается в гостях у «хозяина» был… – поясняя, – хахаля жены немного помял… – переходя на шёпот, – в постели застукал. По пьяни вошёл в свою спальню, да не вовремя… Ну и жару им дал.
Инна была ошарашена. Новость так новость!.. Гришка, который с неё пылинки сдувал, поднял руку на женщину.
Невольно вырвалось:
– Не может быть! Он никогда бы руку не поднял на женщину.
Мать, прищёлкнув языком, поспешила заверить:
– Может! И ей досталось и тому кобелю… – сплюнув в сторонку, зло прошипела, – та ещё сука!
Инна, округлив глаза:
– Кто?
Мать:
– Кто-кто?! Дед Пихто. Его мымра!.. Та изменяла при нем, не отходя от кассы. Гришка и пил потому, чтобы не видеть всего этого сраму.
Продолжая откровенничать:
– Нажрётся, бывало, спит в одной из комнат в доме, а та тем временем всех тащила к себе в постель… – вновь сплюнув, – сука!
Инна, не веря ушам:
– За что сидел?
Мать хмыкнув:
– За побои. Тот так отдубасил, что места живого на том «Челентано» не было, да и ей говорят, неплохо досталось. Теперь ходит в храм, грехи замаливает.
Поясняя:
– А Гришка после отсидки устроился к Кольке в охрану.
Встрепенувшись:
– Помнишь Кольку? На два класса ниже шёл от вас с Гришкой.
Инна не веря:
– Это тот малец, что жвачки нам втирал? У кого отец в Германии служил?
Мать, кивнув головой, расплываясь в улыбке, констатировала:
– Ага! Тот, чей папаша мне проходу не давал. Замуж звал… – подбоченившись, с гордостью, – на хрен мне его жвачки!..
С оглядкой на дверь призналась:
– К тому же тоже кобель!.. Всех моих подруг перетрахал… – с призрением, – те же мне сами и хвастались… – с гонором, – я что «последняя»?!
Показывая фигу:
– Мы честные были… Я твоему папке в первый день свадьбы отдалась.
Приглушённо:
– Берегла честь смолоду, чтобы потом мне всю жизнь никто не тыкал в нос, не лез вопросами…
Смеясь:
– Вот теперь им и помыкаю. Ему нечем крыть. Сам-то тоже всех перетр…
Инна покраснела. Мать, заметив, вздыхая, сказала:
– Такая наша жизнь!.. Не тебя, так ты…
На что Инна прошептала:
– Я так и не научилась жить по-взрослому. Все мне гадости делают, а я в отместку не могу плюнуть им в душу.
Мать срываясь:
– Учись! Пока мамка жива!..
Вспомнив о чём-то, мать вынырнула из комнаты. Инна осталась наедине со своими мыслями. Она не знала, как ей жить дальше, а главное с кем?
Семейное застолье прошло за бурными разговорами. Мать и отец, расспрашивая дочь о её жизни как бы, между прочим, наставляли ту, как надо жить по-взрослому. Утверждая, что семейная жизнь – это настоящий труд иногда не под силу, но всё-таки дающий свои плоды.
С нежностью глядя на отца ластясь к нему как кошка, поспешила добавить:
– Какого «котяру» вырастила!.. – гладя того по плечу, – и умный, и трудолюбивый, и любящий…
Отец после её слов даже зарделся, выпив рюмочку, стал в запале лобзать ей руки, тоже от себя нахваливая:
– Королева! – силясь обнять, целуя, – да я ради неё горы сверну…
Посмотрев на опешившую, разомлевшую после выпитого алкоголя дочь, выпалил:
– Вон, какую дочу взрастил!.. Не хухры мухры! Настоящая дама!
Оторвавшись от матери, выйдя из-за стола, он поспешил к Инне, тиская, целуя в засос, смакуя:
– Доча! Горячая штучка!..
Инна, оттолкнув отца в сторону, возмутилась:
– Па! Ты что совсем что ли?! Тискаешь как девку на сеновале. Я всё-таки дочь!..
Мать с суровостью в лице тут же прикрикнула:
– Нажрался! В кои веки, вмести собрались… Так нет… Надо свою дурь показать… – рявкая, – уйди с глаз долой!