Страница 11 из 34
Лойд, пусть и заведовал департаментом образования, о войне поговорить любил. И сейчас завелся:
– …С нашим климатом, с нашими ресурсами, с такой армией… Растопчем этот северный сброд в три дня, пискнуть не успеют.
Я кивала время от времени. На ум пришел недельной давности разговор у жены министра здравоохранения. Сидевший в роскошной гостиной военный совершенно не вязался с изысканной обстановкой. Грубоватый колонель напоминал медведя, забавы ради усаженного на диванчик. Кто-то из гостей поинтересовался, что тот думает о войне.
– Нас размажут в кровавую кашу, – отозвался колонель. – Парады и мундиры не заменят техники. Мы отстаем, черт побери, они обогнали нас на поколение. Эти идиоты в министерствах, у которых на плечах задницы, думают, что ничего не случится. Что можно и дальше бить баклуши, потому что нас больше и мы богаче. Дудки! У нарсийцев тотальная мобилизация и ядерные боеголовки, а у нас никудышная система ПВО и тотальная болтовня.
Мужчины загомонили возмущенно: «А как же армия? А оборонная программа? А что же в газетах…»
– Газеты, разумеется, врут. Как обычно.
– Вы ошибаетесь, колонель, – встрял министр. – В правительстве знают, что делают. Миротворцы не допустят войны.
– Миротворцы, – насмешливо повторил колонель. – Пришельцы из других миров. Да что им за дело до нас. Попомните мои слова, господа, – нас ждет война. Экспансия, к которой мы не готовы.
Нет! Не может такого быть! Колонель ничего не знает о миротворцах. Они защитят нас. Они могут…
– А-а… к-когда?.. – спросила, заикаясь, хозяйка.
– В любой момент. Когда вздумается северянам – тогда и…
Я вспомнила этот разговор двухнедельной давности, и по спине в который раз пробежал холодок. Скорее бы приехал Леон! Рядом с ним можно просто сидеть, касаясь локтем и коленом, и почти ни о чем не думать, и не решать почти ничего. Разве что выбирать платье, которое ему особенно захочется снять…
Из раздумий меня выдернул звук отодвигаемого стула.
– Так, пора идти. – Лойд встал из-за стола. Проходя мимо, тронул пальцем за плечо. – До вечера, Лайла.
– До вечера. – Я наклонилась над тарелкой и закусила губу. С недавних пор, прикасаясь к мужу, я чувствовала себя шлюхой.
Написав письмо Леону, я спустилась в подвал – в мастерскую. Прохлада, привычные запахи глины, воска и мастики будоражили и успокаивали одновременно. Нужно закончить подарок для Леона. Смешивая раствор, разминая пальцами податливую глину, я вспоминала… Как сладко раздеваться перед ним, касаться спины напряженными сосками, скользить руками ниже, еще ниже, еще… Как сладко вставать на колени и пить его до стона, до крика, до последней капли… Как сладко раскрываться навстречу ему, будто сочный плод…
Я застыла, кусая губы, чтобы не закричать.
Приникнув к иллюминатору, я рассеянно оглядывал унылый нарсийский пейзаж. Самолет набирал высоту, северная столица с предместьями осталась позади, и сейчас под нами была лишь однообразная, куцая и стылая пустыня. Она занимала большую часть страны, переходя в горные кряжи на севере и обрываясь в океаны с запада и востока. А на юге, на узкой горловине разделяющего материки перешейка, стояли мы. Миротворцы, пытающиеся не позволить дерзким, нищим и жестоким истребить изнеженных, богатых и благодушных.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Перед ними стояла Эрта. Так же, как стояла она на пороге, когда я уходил. Растерянная, плачущая – я не думал, что она умеет плакать вообще. Как не думал тогда, в самый первый раз с ней, что ослепительная красавица, символ северной нации, окажется девственницей.
Поначалу я считал, что Эрту его совершенство под меня подложил. Считал до тех пор, пока однажды ночью, обнимая меня, она не шепнула: «Как же я все здесь ненавижу, милый. И как же мне повезло, что есть ты». А когда я вскинулся и вопросительно уставился на нее, обвела глазами комнату, задерживая взгляд на вентиляционных отдушинах под потолком. В этот момент я поверил. Не знаю почему – шестым, может быть, седьмым чувством осознал, что она говорит искренне.
В прошлый мой приезд в Нарсию мы пробыли вместе полтора месяца. В этот – полтора дня.
– Ты вернешься? – спросила она тихо.
– Да, – соврал я. – И быстрее, чем ты думаешь.
Вернуться означало дать ответ Борсу. А точнее, попросту его послать. И посмотреть, что из этого выйдет. Посмотреть можно было и издалека. Потому что вблизи означало бы, реши он рискнуть, немедленную мою ликвидацию.
Полковник, заложив руки за спину, в задумчивости расхаживал по кабинету. И молчал. Я, ссутулившись в кресле, ждал и молчал тоже.
– Так и сказал: «…уничтожу вас. Смету ваш кордон с перешейка и утоплю в море»? – прервал наконец молчание полковник.
– Так и сказал.
– Понятно. Хорошая провокация.
– Вы находите?
– Нахожу. Борс сейчас выжидает и смотрит, как мы отреагируем. Если не предпримем ответных мер, он может рискнуть. Сделает вывод, что мы слабы. Совершенно, кстати, справедливый.
– Какие ответные меры вы имеете в виду?
– Ну, например, – смерил меня взглядом исподлобья полковник, – мы могли бы провести боевые учения. Во время которых одна ракета улетит на север. Случайно. Скажем, по моей халатности. И приземлится в нарсийской столице. И все – не будет никакого Борса.
– Вместе со столицей?
– Ну, не со всей. Пострадает только центр. По сравнению с количеством жертв в возможной войне это сущие пустяки.
– Есть еще варианты? – саркастически спросил я.
– Есть. Основной, – сарказма полковник не принял. – Если вдруг у южного недоумка случится озарение и он на него согласится.
Южным недоумком был господин президент Плайн Второй. А основным вариантом – гипотетическое согласие Саулии на размещение на своей территории поселенцев-землян. В количестве, достаточном, чтобы вместе с ними разместить военные базы и тем самым обеспечить безопасность поселенцев, а заодно и страны. Господину президенту Плайну Второму предлагали этот вариант неоднократно. Он с изысканной южной вежливостью неизменно отказывал. Меры опасности господин президент не осознавал. Как, впрочем, и остальные его соотечественники.
– Что ж. – Я поднялся. – Послезавтра я буду уже в Саулии. Могу передать господину президенту, что вы его полагаете недоумком.
– Да-да, – рассеянно проговорил полковник. – Передайте ему, пожалуйста.
На этот раз в иллюминаторе виднелась не пустыня, а цветущие сады и возделанные поля. Саулия была настолько же богата и плодородна, насколько скудна и бесплодна Нарсия.
Через несколько часов я увижу Лайлу. Одухотворенную, деликатную, чувственную Лайлу. В ее объятиях удастся забыть о северной красавице. Необразованной, вспыльчивой и бесцеремонной. И тоже чувственной. Не удастся, понял я миг спустя. Не удастся забыть. Пора уже перестать прятать голову под крыло и разобраться в себе.
Следующие десять минут ушли на извлечение головы из-под крыла и разбирательство. Две женщины. Разные во всем, кроме, пожалуй, ненасытности в постели и отсутствия в ней всех и всяческих преград. Черт возьми, я никогда не думал, что могу любить двух одновременно.
Стоп, сказал я себе. Что-то нехорошо, неправильно в последней фразе. Только что же? На юге я сплю с южанкой; с северянкой – на севере. Нормальная практика для кочевника, не жить же анахоретом. Только вот… Глагол, понял я. Неосознанно я употребил глагол «любить». Которому во фразе не место. Или…
Лайлу я увидел еще с трапа, она стояла в толпе встречающих. Тоненькая, миниатюрная, по плечо одутловатому плешивому верзиле, неизвестно за какие заслуги назначенному в министры. И неизвестно за какие выбранному ею в мужья.
Потом были шикарный лимузин, цветы, поклоны, рукопожатия и церемонные речи. Во время которых я неотступно думал о Лайле и после которых наконец остался один на один с президентом.