Возвращение домой

Дюпрейн заговорил, но начала Джейк не услышал, видел лишь глаза капитана, видел, что он говорит что‑то, но сумел разобрать всего несколько слов:

– …связь с Органами… через индикатор… плохо, если узнают… плохо не только для вас…

Видимо, капитану было, что скрывать. Какие‑то факты государственной важности… Поэтому он и нервничал сейчас… Опять думал о ком‑то в первую очередь…

– Неужели нельзя его как‑то сломать? – Дюпрейн смотрел так, словно ждал опровержения.

– Можно! – Джейк ответил не сразу. – Алмаар смог… Однажды… Но это сложно очень… Про такое одни «информаторы» знают, да и то не все… – Он не договорил, неожиданно вспомнив себя в полицейском участке, ещё в городе. Его же без индикатора даже слушать не стали… Ни одному слову не поверили… До того дня Джейк и не предполагал, что индикатор – такая уязвимая вещь… Даже представить себе не мог!.. И как пострадал из‑за этой мелочи… До сих пор, вот, на этой планете, на положении рядового… Выберись попробуй на Ниобу, не имея документов…

Дорого бы он заплатил за свою целую капсулу! За свой индикатор! За тот, который носил в себе с рождения… А капитан сейчас хочет сам от своего избавиться… А как же жить потом? Без всех этих данных! Попробуй собери их, когда понадобятся! И в неделю не уложишься, даже если и ОВИС подключить со всеми их возможностями. Это же сколько информации собрать, да проверить, да подтвердить – с ума сойти!

– Алмаар? – Дюпрейн смотрел недоверчиво, с улыбкой, – Этот уголовник?

– Он бывший «информатор», господин капитан! Я уже как‑то говорил вам… – Джейк стиснул кулаки, уставившись на побелевшие костяшки, со вздохом глянул на Дюпрейна исподлобья, из‑под нахмуренных бровей. Серьёзный и никогда не перечивший, но сейчас упрямый и недовольный, – И это он, Алмаар, сломал мой индикатор… Сволочь!.. – последнее слово вырвалось у него против воли, сквозь стиснутые зубы.

– Хотите, я позову его?! – Джейк предложил неожиданно, словно сам устыдился того, что чувства его вырвались наружу. Дюпрейн и слова сказать не успел, а Тайлер был уже возле края ямы. Быстрый и ловкий – и это при его‑то росте! Проводив его глазами, Дюпрейн слабо улыбнулся. Глядя на рядового Тайлера, он почему‑то вспоминал себя молодым. Таким, каким он был когда‑то: порывистым до неосторожности, но честным, искренним. Нет, Тайлер даже серьёзнее, от этого и выглядит старше своих лет… У него за плечами Гвардия. Пускай неоконченная, но в сравнении с другими ребятами это огромный плюс, особенно в их ситуации…

За Тайлера Дюпрейн был спокоен, был уверен: этот парень выберется и не из такой передряги. «Как мы тогда ловко с минами управились! Ловко! Всем на зависть… – Дюпрейн опять улыбнулся и вздохнул одновременно, – Да‑а, не судьба была в ту ночь погибнуть. Не судьба… Да, хорошо, что я его всё‑таки вместо себя оставил! Хоть немного, а всё же спокойнее на душе…»

Шорох заставил Дюпрейна открыть глаза: Алмаар, бледный и заметно осунувшийся, будто и не он совсем, сидел на корточках, а Тайлер объяснял ему что‑то совсем неслышно. И вдруг они оба разом посмотрели на капитана. Алмаар при этом поджал губы, чуть закусив нижнюю, и склонил голову к левому плечу, щуря глаза. Нет! Это был прежний Алмаар! Даже ухмылочка на губах всё та же, нагловатая, бросающая вызов. И Дюпрейн подумал в этот момент: «Ошибся! Я слишком доверился этому человеку… И теперь поздно хоть что‑то менять!..»

– Стопроцентной гарантии не обещаю! – Алмаар усмехнулся, поверх плеча глянув на Джейка, на капитана он не смотрел намеренно, избегал взгляда, и Дюпрейн догадался, понял вдруг: «Да это же маска! Всё та же, прежняя маска, с которой он не расстаётся никогда… Даже после всего, что было сегодня… Но это ты зря, парень… Меня теперь не обманешь… Ничем не обманешь!» И Дюпрейн улыбнулся со скрытой радостью. Он был рад, что хоть напоследок распознал подноготную этого странного противоречивого человека по имени Янис… Янис Алмаар. Живого, временами беспомощного, довольно слабого… Рано повзрослевшего мальчишки, решившего для самого себя когда‑то, что если ты циничен, нагл и презираешь всё человеческое, то, значит, ты уже взрослый, как раз такой, какие все вокруг… Да, все! Все те, с кем тебе приходилось общаться, с кем ты жил, шляясь по улицам, все, кто были с тобой до этого… раньше, преступная твоя натура!.. Какой же ты ещё ребёнок! Испорченный и загубленный для всех остальных, которых сам ты привык лишь презирать… Несчастный мальчик!..

Он эти слова чуть вслух не сказал и чуть было не рассмеялся весело, почти счастливо. Именно сейчас, до конца разобравшись в человеке, в чужом, почти незнакомом человеке, поняв все его слабости, Дюпрейн чувствовал себя всемогущим, в чём‑то равным Богу. И от этого хотелось смеяться, но…

Дюпрейн вовремя закусил губу и даже глаза закрыл, топя в себе все чувства, а Алмаар (глупый ты ребёнок!) подумал, что капитан испугался боли, и заговорил, заторопился, словно оправдываться начал:

– Это будет не больно! Совсем не больно… Вы не почувствуете ничего, господин капитан… Вы только расслабьтесь и не двигайтесь…

Ну, вот же ты какой, настоящий! Переживать даже умеешь, заботиться… И никуда ты от себя такого не денешься. Как ни старайся… Как ни прячься… Это в тебе с рождения, наверное, не всё ты ещё загубил за годы бродяжьей жизни!..

Дюпрейн не мог сдержать довольной улыбки. Она скрылась, спряталась в уголках губ, а Джейк смотрел и не мог понять: почему капитану весело. Чему он радуется? Ждёт, наверно, когда Алмаар ошибётся, не справится, чтобы опять его упрекнуть этим… А может, показалась эта улыбка при слабом свете молний?..

Да, Янис согласился помочь довольно быстро, согласился легко, даже не спросив, для чего и зачем это нужно. Единственное, что его серьёзно волновало: ослабевшие и дрожащие пальцы на правой руке. Но он решил попробовать левой… левой рукой… И уже по этой настойчивости Джейк понял: Алмаар справится!.. Даже левой рукой. Главное, что он согласился, а раз за дело взялся, – справится!..

Тонкая длинная игла, выброшенная с тихим щелчком, полыхнула в отблеске молнии. Джейк невольно сжался в ожидании нового оглушающего рокота, отстающего от вспышки на несколько секунд. Темно больно, справится ли?.. Только Алмаар не торопился, словно и не слышал ничего в этом мире. Что ему молнии? Что ему гром? Для него ничего этого не существовало. Ничего, кроме просьбы капитана. Впервые Дюпрейн обратился к нему вот так, по делу, с просьбой. Как к специалисту… Впервые обратил внимание на его способности, на его знания… И чтобы оправдать их, Янис готов был землю перевернуть…

И ведь ненавидел этого человека всей душой. Его, лежащего перед ним, беспомощного и слабого… Как же Янис мечтал об этом! Ненавидел капитана смертельно… Но именно она, эта смерть, и расставила всё по своим местам: кому из них двоих жить, а кому – умереть. Выбор был сделан Свыше, а Янис не привык в своей жизни идти против Рока, против Бога… По опыту знал: людям вмешиваться в это опасно. Человеку лучше уйти, полностью доверяясь судьбе… Пусть будет всё так, как будет…

И всё равно Янис жалел до крика, до стона, до зубовного скрежета, что его пули, ЕГО пули достались капитану. И ничего при этом уже не исправить, не изменить. Ничего! Как ни старайся…

Если бы капитан погиб на месте, ещё у дороги, не на глазах Яниса, он бы никогда не пожалел о своей везучести. А так Дюпрейну хватило времени понять, понять всё то, что Янис никому и никогда бы не доверил. Понять отчаянное безумие, толкнувшее его вперёд в тот роковой момент. Его жалкую попытку изменить хоть что‑то в своей судьбе…

Но Дюпрейн не только это понял, он ещё и своими действиями, своими словами подтвердил это, дал понять, что считает виноватым во всём себя самого. Только себя!..

Такого поворота Янис совсем не ожидал! В своём богатой на приключения жизни он многих встречал, но никто и никогда – ни один! – ни разу не взял на себя свою вину. Наоборот, сколько раз он получал за кого‑то, дважды в лагере сидел за всю их компанию… А после – даже «спасибо» не услышал, одни нотации и упрёки, оскорбления и унижения, постоянные насмешки за свою «глупость, недальновидность, неизворотливость, непрофессионализм, за мягкосердечие». А уж когда он заикался о товарищеской взаимовыручке, над ним лишь потешались со словами: