Возвращение домой

– Все живы? Все здоровы? – сразу же начал с вопросов, Прошел вперёд, раздвигая кусты рукой, но автомата не опустил, всё ещё прислушивался и вглядывался в рассветный сумрак. Остановился и разом побледнел, уставившись взглядом в сенсорную ловушку в руках Алмаара.

– Господин капитан, арестованный Алмаар отключил её. Она безопасна… – доложил Джейк. Дюпрейн некоторое время смотрел Янису в лицо немигающими глазами, словно хотел вывести на чистую воду какой‑то скрытый обман или подвох, но спросил лишь, и спросил довольно строго:

– Где твоё оружие, арестованный?

Алмаар, не говоря ни слова, разжал пальцы и бросил ловушку под ноги, развернулся и пошёл собирать свои вещи, а Дюпрейн, глядя на ловушку с недоверием, спросил:

– Это правда?

– Да, господин капитан!

– Сам Алмаар?!! – Дюпрейн в упор смотрел на Джейка, перевёл взгляд на Яниса; тот уже шёл им навстречу с автоматом и рюкзаком.

– Инъекцию все сделали? – спросил хмуро капитан, когда они уже все четверо стояли перед ним. Он долго собирал их, разбежавшихся по лесу, уже и не надеялся увидеть снова эти ставшие родными лица, но даже Алмаар был здесь. Хотя куда он теперь денется?..

«Способный, однако, парень. Если Тайлер правду сказал… Интересно, и почему это он остался, почему не ушёл, пока случай представился? Мог же попробовать пройти сквозь „кольцо“!» Дюпрейн посмотрел Алмаару в лицо, долго, пристально, всё хотел угадать самые сокровенные его мысли, но тот ответил равнодушным отсутствующим взглядом, так, будто капитан был стеклянным, или его вообще не было, а сам с ленцой жевал в это время какую‑то травинку. Равнодушная сволочь с вечной презрительной ухмылочкой! Дюпрейн разозлился неожиданно, его взбесила эта его вечная беззаботность, равнодушие, напускная небрежность во всём: во взгляде, в наклоне головы, в ухмылке, во всей фигуре… Ведь они же все по уши в этом дерьме благодаря этой скотине! И он, что же, ещё и выбраться отсюда живым рассчитывает?!! Ну, уж нет! «За любого из ребят всё сделаю, но ты… Ты же, сволочь, даже доброго слова не заслужил. Тебя же убить мало!»

– А к тебе, арестованный Алмаар, у меня личный вопрос! – Дюпрейн подошёл к нему почти вплотную, глядя при этом прямо в самые зрачки. От его внимательного взгляда не ускользнуло, как сразу же напрягся солдат, стиснул челюсти, но остался прежним. «Ведь это только шкура у тебя такая! Я же вижу, когда тебе страшно… И не нужно кривиться с усмешкой…» – Кто разрешал тебе прикасаться к ловушке? Я разрешал тебе обезвреживать её? Или тебе плевать на старших по званию? Ты подводил всю группу, а не только себя и рядового Тайлера, нас слишком мало, чтобы так глупо рисковать!.. Мы живы только тогда, когда все вместе, когда все мы стоим друг за друга… Тебе это понятно? Я вполне доступно для тебя объяснил? – а потом добавил решительно, – Глупости в своём отряде я делать не позволю! Ясно?!

И вообще все эти твои штучки – всего лишь мальчишество и глупая бравада! Показуха! – закончил капитан почти шёпотом, и так видя, как посерел Алмаар лицом. Дюпрейн понял: это уязвленная гордость плещется сейчас в его глазах, холодных и синих, как она сменяется ненавистью. Злой, беспощадной! «Ну, скажи хоть слово – и я пристрелю тебя! Я же очень долго ждал этого момента, хоть и не мог на него решиться! А сейчас он наконец‑то настал. Сейчас я сделаю это без сожаления! Как же ты мне надоел… Ну, дай только повод! Хоть одно слово, хоть один жест неповиновения…»

Сухие губы дрогнули. Алмаар готов был сорваться, но в последнее мгновение отвёл взгляд, промолчал, кусая губы чуть ли не до крови. Он сдержался! Он оказался сильнее, чем рассчитывал Дюпрейн, и понимание этого отбило желание говорить что‑то ещё. Что толку? Зачем? К чему все эти стычки? Что они теперь в их положении могут сделать? Мы же теперь все в одинаковых условиях, все мы равны перед судьбой. И не известно ещё, чем всё это закончится, а эти противостояния не приводят ни к чему, лишь силы зря тратятся и нервные клетки горят.

– Алмаар, идёшь со мной! Остальные – ждать нас здесь! – Дюпрейн отвернулся, встал к ним всем спиной, прямой, почти тощий, но твёрдый и упрямый, готовый идти до конца, каким бы он для них ни был.

День проходил в томительном и тоскливом ожидании. Лес молчал впервые за все дни, настороженный, напуганный присутствием человека. Где – нигде робко перекликались птицы, неприметные и голосистые, они осторожненько перепархивали с почти неслышимым шелестом крыльев. Ветра не было, листья на деревьях висели неподвижно, и даже грохот отдалённых машин, проезжающих по магистрали, и окрики сионийских солдат доносились сюда.

Воздух, тяжёлый и душный, обволакивал плотным и густым одеялом, он совершенно не давал ни свежести, ни прохлады. Весь день хотелось пить. Только – пить! Потому что о еде уже никто и не вспоминал. Всё, что можно было съесть, съели ещё вчера вечером. Но и воды у всех оставалось совсем по чуть‑чуть, её экономили и берегли.

Капитан с Алмааром ещё где‑то бродили, хотя времени было уже далеко за полдень. Что было в мыслях Дюпрейна, никто не знал. Зачем он пошёл, что он задумал и задумал ли вообще что‑нибудь?

Моретти и Кордуэлл докуривали последние сигареты, приглушая этим чувство голода, убивая бестолково и медленно тянущееся время ожидания. Дым разгоняли руками. Эта осторожность была теперь заметна в поступках и действиях каждого из них. Но это был не страх, который пытался вколотить в их головы капитан. Просто они научись понимать цену всякой мелочи: сказанному громко слову, звонко треснувшей ветке, чётко оставленному следу ботинка в мягкой земле, надломленной ветке или примятых невзначай листьях. Всё это было теперь против них!

– Духота‑то какая! – фыркнул Моретти, загребая листьями окурок, как можно неприметнее засыпая место ухоронки трухой из прелой листвы и лесного сора.

– Дожди начнутся со дня на день! – отозвался Дик, – С гор натягивает тучи, потому и душно у земли…

– Ливни! Тропические ливни! – Марио аж подскочил на месте. – И мы в это время будем здесь?!! Здесь, в лесу?!!

– Зато напьёмся! – Кордуэлл невесело усмехнулся, шутка и вправду получилась совсем невесёлой, не для их положения. – Да ты не беспокойся, – продолжил Дик, – все хорошие дожди уже по горам прошли. Здесь самые ливни начнутся к середине осени. А это ещё месяц‑полтора!

Джейк их почти не слушал, но сообщение о скорых дождях его заинтересовало: «Если погода ухудшится, может быть, тогда и сионийцы бдительность сбавят! Кому охота лишний раз мокнуть? А нам можно будет попробовать обойти их, пройти заслон…»

Капитан подошёл неслышно и совсем неожиданно, ребята ещё пререкались из‑за какого‑то пустяка, а Джейк, краем уха уловив лёгкий, невесомый шаг, насторожился, повернулся на звук, не выпуская из рук автомата. Дюпрейн отклонил лиану, преграждающую ему путь, прошёл пару шагов и остановился, глядя на них сверху. Кордуэлл и Моретти замолчали, а Джейк ещё по фигуре капитана в первый же момент понял: новости плохие.

И был прав!

Дюпрейн не хотел вдаваться в подробности, он за день многое успел повидать. Они с Алмааром до реки дошли, но к воде так и не смогли подобраться. Жаль, конечно, ведь во фляжках‑то у всех на дне осталось. У него у самого, конечно, побольше, но Дюпрейн экономил, знал: дальше обычно только хуже бывает, он мог потерпеть, не маленький…

На реке положение не улучшилось, теперь уже и по этому берегу постоянно ходили патрули, к воде не подойти – всё простреливается! Сионийцы готовы на каждый шорох пальбу начать, они сейчас на пределе… Думают, нас здесь целый отряд хорошо обученных диверсантов. Знали бы они!.. Этих же детей можно голыми руками взять! Без выстрела!.. Поцарапаются ли они хоть чуть‑чуть?.. Если только Тайлер?.. Да Алмаар, может быть?.. Этот сегодня показал себя совсем даже неплохо, ходит по лесу хорошо, соображает, когда надо, память прекрасная, но в случае чего на него не положиться…

Дюпрейн прислонился плечом к дереву, отдыхая и одновременно думая о том, что же делать дальше. Как ему быть? Куда их вести? Что им говорить? Ведь положение с каждым часом – не с каждым днём, а именно с каждым часом! – становится всё хуже, всё отвратительнее для них… И всё потому, что он делает массу ошибок, допускает их!.. Ошибки, одна грубее другой! Грубее и глупее…