Возвращение домой

– Кто‑нибудь до этого дело с минами имел? – спросил Дюпрейн и в знак протеста выставил раскрытую ладонь. – Нет! Не с учебными! Я знаю, что на занятиях вас готовили… А с настоящими, боевыми? – они все, на кого он глянул, медленно отводили взгляд, на Алмаара капитан даже не взглянул. – А ты, Тайлер?

– Так, немного! – Джейк ответил честно. В его роте были ребята – настоящие специалисты, а он же – никогда мины не любил. Знал, понимал, сдавал на «отлично» все зачёты, но душа не лежала, поэтому и не было большой тяги к совершенству.

– Ну, ты, значит, со мной и пойдёшь! – решил Дюпрейн и заметно расслабился, словно разрешил самую большую проблему. – Как только стемнеет, в сумерках выйдем… А сейчас надо отойти, от дороги подальше, а в лес – поглубже. Перекусить, отдохнуть, приготовиться…

Они так и сделали. Перебрались на новое место, пообедали, но без большого аппетита: новости встревожили – не до еды теперь. Но курили зато, пользуясь моментом, успокаивали нервы перед ответственным и опасным делом. Потом капитан приказал всем почистить оружие, прямо здесь, в этих условиях. Каждый разложил детали на одеяле, бутылочки с синтетическим маслом имелись у всех среди вещей. Это занятие позволило скоротать время и немного успокоиться. А потом все занялись кто чем.

Моретти опять ловил оводов, редких в таком густом лесу бабочек, внимательно изучал каждую и отпускал снова. Кордуэлл строгал ножом палочку и обязательно в мелкую стружку, тонкую, как бумага. Алмаар мучился без сигарет и, хотя не показывал этого, грыз всё же какую‑то травинку. С утра без единой затяжечки! Вот и тянул в рот по привычке и злился на себя же за свою слабость. Дюпрейн как всегда колдовал с картой. Что‑то вычислял, что‑то переделывал, менял, ругался себе под нос, но всё больше был недоволен расчетами. Джейк один, на первый взгляд ничем не занимался, сидел, прислонившись к стволу дерева, откинув назад голову, и дремал от скуки. Но так только казалось. На самом деле он никогда в лесу не скучал. Слушал птиц, слушал писк комаров и других насекомых, шелест листьев над головой. Все эти звуки были живыми, их издавали живые существа, весь мир вокруг. Джейку нравилось улавливать эту жизнь, погружаться в неё, сливаться с окружающим миром. Ему это нравилось! Какие незнакомые чувства рождались в нём, когда он в полной мере осознавал, что может понимать чувства птиц, те чувства, которые они выражали в своих голосах, в своём нехитром пении, щебетании. Радость, страх, голод, удивление, любопытство… Он и сам не знал, откуда это у него, у горожанина. Он быстро научился различать птиц по голосам, и даже по характерам. Это куда занятнее, чем прочие дела!

– Говорят, на Ниобе таких лесов и не осталось уже, – заговорил Дик, первым нарушив долгое молчание.

– В Ниобате – в самом центре столицы, есть огромный парк. Это кусок прежнего мира, мира, незнакомого с человеком, – это сам Дюпрейн оторвался от карты. Впервые за всё время заинтересовался не операцией, а разговором между своими солдатами.

– Леса сохранились ещё в нескольких сопредельных государствах, – а это заговорил Джейк. Открыв глаза, он смотрел прямо перед собой, будто хотел разглядеть узор коры на соседнем дереве. – В Киркане, например. Оттуда до сих пор древесину везут…

– И в Архипике, – заметил Дюпрейн. Он сделал это так, словно хотел упрекнуть Джейка в забывчивости. Он сам был с Ниобы, знал об этой планете очень много, но не знал, что и Джейк оттуда же, и сейчас, слушая разглагольствования какого‑то провинциального юнца, всю жизнь дальше Гриффита не выбиравшегося, был немного задет. Даже уязвлён, и горел желанием поставить этого выскочку на место. – Там выращивают редкое волокно для драгоценного архипиканского шёлка…

– Но это жалкие остатки прежнего великолепия, – Джейк не обиделся, усмехнулся, оглядываясь на окружающий лес. – То ли дело, этот мир!..

– Ты говоришь так, потому что не видел нормальной цивилизованной жизни.

– А по мне, так всё равно! Что там бардак, что здесь – покоя нет! Везде одно дерьмо! Из‑за всяких придурков… – Янис вмешался в разговор впервые за весь день. Не выдержал! Но не потому, что соскучился без общения, – нет! Просто он по‑своему понимал то, что происходит в этом мире. Видел виновных там, куда остальные даже глянуть не решались. Он не был глуп, этот парень! А «информатором» повидал много такого, чего другим и не узнать никогда за всю жизнь! – Они на Ниобе – на вашей высокоразвитой Ниобе – за нас всё решили! И вот они, последствия! Черпаем полной ложкой! Такие, как мы трое! – и он глянул на Кордуэлла, потом – на Моретти. – Вы же, капитан, выполняете приказ! И ты, Тайлер, здесь тоже случайно! По воле судеб! А разгребать всё будем мы…

– Интересно, и кого же ты считаешь крайним? – Дюпрейн зло прищурился, глядел на Алмаара с нескрываемым презрением, отметил про себя: «Наглеет парень, уже по‑уставному перестал обращаться… Сволочь! И почему я не пристрелил тебя сразу, паршивца? Чёртов уголовник!»

– Всех тех твердолобых дураков, готовых рвать друг другу глотки за каждый кусок земли! – Янис ответил резко, смял травинку в кулаке, смотрел на Дюпрейна с вызовом и чуть исподлобья. – Вы знаете что‑нибудь о Совете на Фрейе? Хотя… – он раздражённо двинул плечом, вскинул голову. – Вы многого не знаете. А я сразу понял: войны не избежать! Ещё до всей этой паники, – и дёрнул подбородком в сторону дороги, имея в виду беженцев из города.

– Ненавижу таких умников, – прошептал Дюпрейн, сверкая глазами. – Тем более таких, как ты, дезертир Алмаар!

Упоминание о Фрейе, о Совете подействовало на Джейка сильнее, чем удар исподтишка. «Неужели он и про это знает?!! Про Совет? Про объявление войны? И про меня, наверное, тоже? Но почему ни слова не сказал? Даже ни разу не заикнулся… „Информатор“ проклятый! Такой же конспиратор, как и они все… Проклятье!» Джейк смотрел в лицо Яниса, пытался «узнать», о чём он думает, но Алмаар сейчас был в бешенстве: упоминание о дезертирстве – да ещё таким тоном! – вызвало в его душе целую бурю эмоций. Он думал теперь о Дюпрейне. Только о нём! Пытаться «уловить» что‑то дельное сейчас – бесполезное дело!

Дюпрейн поднялся на ноги, намеренно неторопливо убрал на место карту и потом только сказал:

– А теперь, арестованный Алмаар, послушай меня, и хорошо послушай, так как повторять я не люблю.

Разрешения говорить я тебе не давал! И уж тем более высказывать своё мнение! Оно никому не интересно! Никому! Впредь запомни: рот ты откроешь тогда, когда я разрешу. А пока я не желаю тебя слушать!

И ещё! Если ты нарушишь любой мой приказ, я лично приведу в исполнение приговор военно‑полевого суда, где судья будет на этот раз один! Я!!! Господин капитан Императорской Армии – Дюпрейн!

И если ты ещё раз обратишься ко мне не по уставу, даже в своих мыслях, я сделаю это не раздумывая! Понятно? Запомнил?

Всё это время Дюпрейн смотрел на Алмаара, не моргая, и его слова, тяжёлые и холодные, повисали в воздухе, как шары осветительных ракет. От этих слов холод продрал все четыре спины. Всем стало страшно! Янис же ещё сильнее побледнел, непонятно только: от испуга или от злости!

– Рядовой Тайлер – за мной! Кордуэлл – за старшего! – Дюпрейн резко сменил тему. – Услышите взрывы или выстрелы – быстро и сразу уходите на восток к реке и по течению дойдёте до города. Пошли! – приказ предназначался Джейку, тот был уже готов и, не мешкая, пошёл следом.

Потом они сидели в кустах на краю леса. Сидели неподвижно, ни один лист, ни одна веточка не дрожали. Даже ночные птицы не замечали их, переговаривались на соседнем дереве. Сумерки спустились на лес тихо; сквозь деревья с другой стороны дороги просачивалась мутная сероватая дымка, лёгкая и зыбкая, как туман. Свет фар в этом тумане казался расплывчатым, нечётким. Машины проносились туда‑сюда по большей части в сторону Чайна‑Фло. Большие армейские машины с высокими бронированными бортами, с брезентовыми тентами.

А они всё ждали чего‑то! Наверное, ночи…

Дюпрейн смотрел на дорогу, на машины, долго о чём‑то думал, всё присматривался, что‑то высчитывал в уме. Джейк сидел рядом, слева, тоже глядел на дорогу, а краем глаза следил за Дюпрейном. Затвердевшие скулы, стиснутые челюсти, прищуренные внимательные глаза. Он злился, никак не мог успокоиться. Всё вспоминал Алмаара, заново передумывал последний разговор. Плохо, когда идёшь на такое ответственное дело, на разминирование, в его‑то состоянии. Для сапёра большая часть успеха в его нелёгком деле зависит от настроения. Как настроишься, с какими мыслями за дело возьмёшься, таков и результат! Да, Дюпрейн, видно, и сам всё понимал, не в настроении он сейчас, как бы чего не вышло…