Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 236

Джейк напрягся, прислушиваясь, он понял по голосу: капитан говорит о чём‑то таком, что может пролить свет на ту тайну, что окутывает их операцию. Что‑то очень важное… Но ошибся и понял это сразу, как только Дюпрейн заговорил снова:

– Ты, Тайлер, показался мне странным человеком… Даже более, чем странным… И я не мог удержаться, чтобы не поговорить с тобой… Чисто по‑человечески поговорить, по‑честному… Я знаком с тобой в пределах личного дела, но записи эти расходятся с действительностью. Что бы это могло значить? Родителей у тебя по личному делу нет, а я знаю, что это не так! – Дюпрейн выставил перед собой раскрытую ладонь левой руки, загнул один палец, подсчитывая известные факты, особенно его интересующие. – В графе психофизического анализа указано, что ты апатичен и скучен, но это опять‑таки не так!.. Умение обращаться с картой и компасом! Про это в личном деле ни слова не сказано. Ведь ты же учился где‑то до этого! Так ведь?.. Только честно!

– Так! – произнёс Джейк, не глядя на Дюпрейна.

– Я так и думал! – Тот рассмеялся чуть слышно, довольный до удивления. – Я сразу это понял! Ты же лучше всех в группе подходишь для нашего дела! – капитан поднялся, потоптался на месте, засунув руки в карманы комбинезона. А Джейк украдкой, через плечо, наблюдал за капитаном. «Интересно, и чему он так радуется? Какое ему, казалось бы, дело до меня? К чему этот разговор?» Но тут лицо Дюпрейна стало серьёзным, даже почти злым, он нахмурился, глубоко задумался над чем‑то и прошептал сквозь зубы:

– Вот ведь чёрт!.. Жаль!..

Чего ему жаль? Джейк невольно напрягся, пытаясь «поймать» мысли Дюпрейна, пусть не мысли – какие‑нибудь образы, которые смогли бы помочь прояснить хоть что‑то. Но сумел только почувствовать эмоции, захлестнувшие капитана: негодование, досаду на невозможность изменить ход вещей и от этого тоска, непреодолимая тоска и отчаяние.

Больше Дюпрейн ни о чём не спрашивал, хотя и видно было, что‑то не даёт ему покоя, что‑то гнетёт, но он только попил воды и снова лёг. Джейк ещё сидел какое‑то время, прислушиваясь к тому, как укладывается капитан, и думал про себя: «Какой я теперь профессионал?! Учили, правда, в Гвардии кое‑чему, но это было давно… В прошлой жизни… В Гвардию мне уже не вернуться… Да и сам‑то я вряд ли смогу после всего… Только, чтобы честное имя себе вернуть, Чтоб не считали дезертиром… И почему мама до сих пор не связалась с Дарлингом?!! Ведь я же просил её тогда!..» При мысли о доме, о родителях, о мирной Ниобе сердце стиснула болезненная тоска одиночества. Даже заплакать захотелось от обиды на судьбу. «Зачем она так круто меняет направление? Чуть только успокоится – что‑то новое!.. Эти джунгли! Этот рудник!.. Что ещё обещается быть? К чему ещё готовиться?»

Джейк рассеянно провёл ладонью по щеке снизу вверх, от нижней челюсти до виска, запустил пальцы в отросшие волосы, в задумчивости почесал затылок. И тут, будто опомнившись, глянул на часы. Пора! Пора будить Моретти!

Уснул он сразу: сказалась усталость за последние два дня. И спал без снов, как провалился во что‑то чёрное, но без кошмаров. И сквозь сон слышал только, как ворочается на своём месте Алмаар, беспокойный малый.

Они спали без одеял и без ботинок, а от воды тянуло сыростью и холодом. Джейк мёрз, спал беспокойно, но проснулся лишь от громкого вопля Моретти:

– Волки!!!

Джейк вскочил, проснулся разом и даже невольно удивился, насколько ясно мыслит: «Где? Где волки?» По кустам что‑то трещало, кто‑то живой – это ясно, так как звук перемещался, но кто там был, Джейк разглядеть не смог сквозь плотные переплетения лиан. Проснулись все, кроме Алмаара, тот спал в самом дальнем и тёмном углу, под самым деревом, клонившемся к земле. Когда Джейк подошёл, Марио, совершенно белый, с огромными чёрными глазами, рассказывал дрожащими губами бессвязно и непонятно:

– Я… Я только вышел… размяться хотел… господин капитан. А там… там, – он показал рукой в сторону выхода. – Звери!.. Звери, как собаки… Такие большие, – его раскрытая ладонь остановилась где‑то на середине бедра. – Вот такие… не меньше!.. И знаете… У них так глаза светятся… Я такого ещё ни разу не видел… Это монстры какие‑то!..

Дюпрейн слушал Моретти, не перебивая, хотя тот заикался, часто сглатывая, облизывал сухие губы и говорил медленно с дрожью в голосе и во всём теле.

– Это волки! Ложбинные волки! – Кордуэлл засмеялся с облегчением. – Они очень любопытные. Но боятся любого шороха, когда с чем‑то не знакомы… Они просто приняли тебя, Марио, за диковинного зверя и сами испугались не меньше твоего!..

Дюпрейн ничего не сказал, только вышел на улицу оглядеться, проверить, что и как. Они потянулись следом, а Марио всё говорил на ходу:

– Они такие здоровые!.. Я таких собак сроду не видел!..





Дюпрейн вернулся быстро, в рассветных сумерках его силуэт казался чётким и легко различался среди деревьев. Джейк с невольным уважением смотрел, как капитан, лёгкий и быстрый, двигается почти бесшумно, как он осматривает следы, сломанные ветки, помятую траву и кусты.

– Да, следы большие… И их было несколько, четверо крупных – взрослые, и молодняк – не меньше десятка. Обложили нас со всех сторон, – с задумчивым лицом рассказал Дюпрейн. – А что Алмаар, кстати? Спит ещё, что ли?

Они все переглянулись. Яниса и вправду не было. А ведь разговаривали громко и ходили туда‑сюда. Странно! Тут Моретти кинулся к месту ночёвки и, когда вернулся, был не менее бледным и ещё больше растерянным.

– Нету, да? – Дюпрейн был спокоен, и это его спокойствие и удивительное хладнокровие ещё сильнее испугали Моретти. – Куда он делся, дежурный? – внимательные глаза капитана изучали лицо Марио, растерянное и обескураженное.

– Я ду… думал, что он уже вернулся, – голос Марио дрожал от переживаемого ужаса. – Сказал, за водой сходит… У него и вправду фляжка была пустая… Господин капитан…

– Он с оружием ушёл? – Дюпрейн крутанулся на месте, поправляя пряжку поясного ремня.

– Да, господин капитан. Но ведь вы же говорили: только с оружием… Я и не подумал ни о чём… Ничего не заподозрил… – Моретти оправдывался, как мальчика. Растерянный и жалкий. А остальные двое – Тайлер и Кордуэлл – молчали, да и что говорить? Чем теперь всё это закончится? Всё зависело сейчас от капитана: как он поступит, что решит, так и будет.

Дюпрейн какое‑то время стоял, уперев руки в бока, смотрел куда‑то в сторону. И думал! О чём именно? Понять это было сложно: лицо его оставалось неподвижным. Но по взгляду чуть прищуренных глаз, по морщинкам в уголках губ, Джейк понял: Дюпрейн в бешенстве. Готов рвать и метать! Любого, кто хоть слово против скажет, кто встанет на пути! Страшно представить, чем теперь дело кончится…

– Ждать меня здесь!.. И ни шагу! Тайлер – за старшего! – приказал он вдруг и пошёл к реке, на ходу доставая из кобуры свой пистолет.

– Хана нашему Алмаару! – прошептал Кордуэлл, проводив капитана взглядом, – Убьёт он его…

– Если выследит! – отозвался Моретти.

– Выследит! – Джейк сам в это верил: он видел Дюпрейна в деле, и ребята поняли, он прав, но посмотрели оба – разом! – на Джейка с немым отчаянием в глазах и со страхом.

Ждали они долго, почти два часа, в полном молчании, прислушиваясь к звукам просыпающегося леса, ждали выстрела, ждали с замиранием сердца каждую минуту, ждали и боялись одновременно, боялись не услышать. Каждый гадал, что будет и как, но все мысли сводились к одному финалу: похоже, что к руднику придётся идти вчетвером. И чем дольше тянулось время, тем больше они в этом убеждались.

Но вернулись они вдвоём – Дюпрейн и Алмаар – оба мокрые с ног до головы, грязные и злые друг на друга. Янис шёл первым, под конвоем, а Дюпрейн нёс его автомат, а в другой руке – пистолет, направленный беглецу в спину. Взмахом руки капитан усадил арестованного в стороне от всех, сам остановился у костра, убирая пистолет обратно в кобуру, спросил:

– Ну, как? Что нового?

– Ничего подозрительного замечено не было! – Джейк вскочил, отчитался, как положено, смотрел Дюпрейну в глаза и думал: «Злится, злится до сих пор! Видимо, пришлось побегать… И мокрые оба!.. Через речку, видно, успел сбежать наш Алмаар… И как он его ещё назад притащить умудрился? Ведь с одним пистолетом против автомата… и против упрямства и сумасбродства, которых у Алмаара выше крыши…»