Возвращение домой

Днём переходить дорогу опасно… Ждать ночи придётся так и так… Значит, лучше будет, если мы как следует отдохнём здесь, у реки… Завтра нам предстоит трудный день. Мы выходим к людям… Это усложняет дело. И требует предельной осторожности и внимания. Надеюсь, повторять не нужно, что сейчас мы находимся на сионийской земле! А ещё, меньше, чем в десяти километрах от нас есть гриффитский посёлок. Они, я думаю, вряд ли донесут властям, даже если и наткнутся на нас, но лучше поостеречься…

Поэтому постарайтесь быть осторожнее, ходите только по двое, обязательно с оружием… И вообще лучше никуда лишний раз не соваться, тем более, далеко от нашего лагеря и без моего разрешения!.. И не орите больше так громко, ради Бога! – Дюпрейн поморщился, как от головной боли, с громким щелчком закрыл карту. – Тайлер, Алмаар, вы как? Поели?

– Да, господин капитан, – ответил за обоих Джейк. Резкая перемена темы его даже удивила немного, но голос Дюпрейна был всё тем же, деловым, до сухости, словно состояние бойцов для капитана так же важно, как и краткий план завтрашнего дня.

– Так, значит, теперь с дежурством! – продолжил Дюпрейн, застёгивая кармашек комбинезона. – Первым – Тайлер, потом – Моретти. Смена через три часа. Моретти, толкнёшь меня, я буду третьим. Остальные – отдыхать! Через десять минут отбой! После – никакой ходьбы по лагерю, ясно?! – многозначительно посмотрел на Джейка, потом – на Яниса. – У меня всё! Отдыхайте!

Да и ещё, кстати! – вспомнив о чём‑то, поспешно добавил Дюпрейн. – Сухие носки все надели? – они ответили невпопад, кто «да», кто «нет», – Это был приказ! Не хватало ещё, чтобы кто‑нибудь из вас заболел!.. И ботинки поставьте на просушку… Дежурный проследит… – капитан снова глянул в сторону Джейка, – Костёр тоже на твоей совести… И, вот, возьми!.. – Дюпрейн расстегнул браслет своих часов, бросил их Джейку, не глядя, так, будто хотел реакцию проверить. – Утром отдашь!

– Спасибо! – Джейк поймал часы легко, перевёл взгляд на экран. Хорошая вещь! Почти как те, отцовские, но ещё с компасом и со светящимися в темноте цифрами.

Металлический браслет часов приятно холодил запястье, это было знакомое ощущение, от которого Джейк уже успел отвыкнуть. Все вокруг спали, тишина, даже лес молчал… Странный здесь, кстати, лес, за рекой, на этом берегу. Дикий какой‑то, нехоженый… Словно чужой… Лианы, мхи, лишайники на деревьях, сами деревья – большие, высокие, с толстыми ветками во все стороны, с очень густой листвой – даже неба не видно! Ни одной звёздочки!..Вспомнив про звёзды, Джейк поднял голову, но потом усмехнулся, перевёл взгляд на огонь. Какие здесь, под этими поваленными, но не упавшими деревьями могут быть звёзды? Одни лианы плотной сеткой из мелких листьев и цветов.

Цветы распустились к ночи, издавали теперь приятный, очень тонкий аромат, его не перебивал даже отвратительный запах сырых шерстяных одеял… А на этот аромат слетались какие‑то насекомые. Ночные насекомые. Большие, маленькие, бесчисленное множество мотыльков. Они пугались света костра, его жара, метались, забыв о цветах, улетали в дырки между листьями, прилетали новые – и всё повторялось заново. Скучно!

Джейк поднялся, походил, чтобы размяться, прогнать сонное оцепенение. Посмотрел на часы. Ещё почти час! Подошёл к костру, подложил несколько веток, специально выбрал потолще, чтоб огонь горел веселей. Вернулся на своё место, сел, дёрнул несколько раз плечом, чтобы автомат спустился ниже, как раз под руку, скорее по привычке, проверил предохранитель. И опять посмотрел, сколько времени прошло. Три минуты всего! Всего – три! И не удержался от вздоха!

Вздохнул и прикрыл глаза. И тут уловил мозгом, нутром, – так, как он всегда это умел – чьи‑то мысли, ясные живые мысли бодрствующего человека. И только потом – взгляд на себе, скрытный, осторожный, украдкой. Медленно, ненарочно, словно скучая от безделья, повернул голову и упёрся глазами в глаза Дюпрейна. Тот даже не успел затаиться, притвориться спящим, понял, что попался, и не удержался от виноватой улыбки и оправдывающихся слов:

– Не спится, вот, что‑то…

Джейк не ответил, только кивнул головой: «Понимаю!» и отвернулся, уставился в огонь. Дюпрейн вызывал у него какие‑то странные, необъяснимые чувства. Словно смотришь на человека, видишь его и принимаешь таким, какой он есть и в то же время ясно понимаешь, что он совсем другой, что ему известно что‑то такое, о чём ты даже не догадываешься. Странное чувство! И ещё ощущение, что Дюпрейн про каждого из них что‑то знает, такое, чего самим им никогда не узнать и не понять. Да и пытаться не стоит!

Может, поэтому Джейк и старался сохранять с капитаном только деловые отношения, отношения приказа и подчинения. И даже «прочитать» его мысли не пытался, не хотел, чувствовал какой‑то необъяснимый тайный страх, страх узнать что‑то такое, чего знать не положено ни ему, ни другим ребятам, на что он не имеет права. Пусть Дюпрейн хранит свою тайну, он имеет на это право как всякий живой человек; у каждого должны быть свои тайны, то, что для другого табу, во что нельзя лезть ни в коем случае, какими бы телепатическими способностями ты ни обладал. Да и самому так легче… Не пробовать, чтобы не мучиться угрызениями совести потом.

Но Дюпрейн заговорил первым, да ещё таким голосом, словно с нетерпением ждал момента, удобного случая:

– Слушай, Тайлер, у меня к тебе один вопрос… Не вопрос командира к подчиненному, а так, по знакомству… по‑человечески… Ты ведь солгал мне тогда, да?

Джейк снова посмотрел на Дюпрейна, тот уже сидел на своей лежанке из папоротника, смотрел так, точно от ответа на этот вопрос зависела его жизнь.

– По знакомству, значит? – переспросил Джейк с ее заметной тенью улыбки в глазах, недоверчивой, подозрительной улыбки. – А зачем вам это, господин капитан?

– Я по опыту, нутром понял, ты врал сегодня утром, – заговорил Дюпрейн с таким увлечением, что даже сам себе мысленно удивился, будто это и вправду было так ему важно. – Я смотрю на тебя, честный ты, искренний парень, не умеешь ты в глаза врать… Вот и думаю теперь весь день: ошибся ли я в тебе? И в чём именно?.. Я же вижу: здесь от Алмаара ветер дует! Опасный он парень! За ним глаз да глаз нужен… А ты выгораживал его, так?.. Мне не всё равно, конечно, что вы там, в лесу, среди ночи делали… Ясное дело, не гуляли! Ну, вот, ты!.. Насчёт Алмаара я ещё могу понять, он, точно, сбежать хотел, я это сразу понял… Но ты‑то?! Что ты с ним общего можешь иметь? Вы же даже из разных бригад!..Или тоже рванул?.. На тебя это не похоже!.. Что тогда? Или я, чёрт возьми, старею? Не справляюсь со своими обязанностями? Я же не ожидал от тебя такого!.. От тебя – меньше всего!.. Или ты меня обвёл? Вокруг пальца обвёл?!.. Профессионал! Нечего сказать!..

Джейк немного помолчал. Он не очень понимал, чего хочет от него капитан, чего ему надо. Ладно – у него бессонница, ему делать нечего, голова чем‑то там занята… К чему этот нелепый разговор? Тут любому ясно, что Джейк утром врал, что выгораживал Алмаара, и капитан это знает как никто другой. Зачем тогда про это говорить? Чтобы Джейк сам признался: да, я врал? Но что это меняет? Кому это важно?

– Я почти не знаком с Алмааром, господин капитан, – Джейк заговорил о том, что ему было понятно, придерживаясь официального, сухого тона. – Так только… – он неуверенно пожал плечами, опять отвернулся.

– Я и сам, собственно, не собирался сходиться с вами ближе, чем положено между рядовыми и капитаном… Да и нельзя мне! Я так сразу решил… – продолжил Дюпрейн после долгого, затянувшегося молчания. Он заговорил о другом, и думал он совсем не про Алмаара и не про побег. Его волновало что‑то другое, а всё остальное – только предлог завязать разговор. Он более или менее понимал всех ребят в группе, более или менее был в курсе биографии каждого, и лишь один Тайлер выделялся из всех, в нём было ещё столько белых пятен! И как же хотелось Дюпрейну разгадать хотя бы некоторые из них! Может, поэтому‑то он и завёл этот разговор?.. Он улавливал в Тайлере что‑то необычное, что‑то, чего нет в других. Парень – загадка! И лейтенант в части так не хотел его отдавать! Что‑то знал о рядовом, если был против…