Возвращение домой

– У вас, господин майор, шутки какие‑то идиотские! – Джейк решительно поднялся, и сиониец растерянно моргнул несколько раз, будто ждал удара. Но Джейк мимо него, мимо других столиков пошёл к стойке. Выдернул из кармана на груди первую же попавшуюся купюру, свёрнутой бросил официантке и, не дожидаясь сдачи, вышел за дверь.

* * *

Марчелл медленно прохаживался по кабинету, заложив руки за спину. Внешне он казался спокойным, даже задумавшимся и не слышавшим, что ему говорят. Докладывал начальник охраны:

– …Мы вообще ничего подозрительного не заметили до тех пор, пока тревогу не подняли… У нас обычно в обед пересменка, сегодня весь день только новички одни… Они не всех знают… Может, кого и пропустили…

– Прекрасно! Одно удовольствие слушать! – главнокомандующий остановился посреди комнаты, перевёл искрящийся яростью взгляд на Гервера. Тот сидел за столом и с беззаботным видом рисовал что‑то на обратной стороне чернового листа своего отчёта. – А ЧТО скажете вы, как ответственное за него лицо?

– Ну‑у, вообще‑то я имел освобождение до конца сегодняшнего дня, – напомнил Гервер как бы невзначай, снимая с себя всю ответственность за произошедшее. – И удивлён не меньше вас, господин главнокомандующий… Побег этот, в принципе, был невозможен… Я его, правда, не видел дней пять, но, если судить по последним анализам, сбежать он не мог. Здоровье не позволило бы…

– Но ведь он же сбежал! Сбежал!! – выкрикнул Марчелл. – И меня не волнует, почему он не мог этого сделать! Я хочу знать, камк он это сделал! И кто ему помог!

– Фактов, подтверждающих помощь извне, пока нет. Но мы прорабатываем и эту версию. – Осторожно вмешался в разговор начальник охраны. Марчелл смерил его взглядом, отвернулся и снова заходил туда‑сюда.

С минуту все молчали, но Марчелл нарушил эту тишину горестным отчаянным восклицанием:

– Почему?! Почему я только сейчас узнал об этом? Через два часа!.. Хватились его в восемь, – взгляд на Гервера в ожидании подтверждения, – а сообщаете мне лишь сейчас, – глянул на наручные часы, – когда до десяти вечера осталось три минуты. Мы потеряли два часа времени… Драгоценного времени, заметьте! А сейчас, на ночь глядя, он забьётся в какой‑нибудь угол – и ищи его!

– Ну, мы сначала проверили всё у себя. Обыскали, допросили… – начальник охраны даже оправдывался с достоинством, оскорблённо поджав губы.

– Да? И что же вы можете мне теперь сообщить? Каков результат вашей двухчасовой работы? – Марчелл искрил, как наэлектризованный, с ним в таком состоянии лучше не спорить.

– Пижама в камере не найдена… Значит, он не мог далеко уйти. На человека в пижаме, особенно на улице, сразу обратят внимание, – высказал довольно интересную мысль начальник охраны. Но Марчелл перебил его, спросил, явно издеваясь:

– И что, ваши доблестные охранники не заметили человека в пижаме?

Он прошёл через весь комплекс, воспользовался одним из дополнительных выходов, не имевшим камер наблюдения, преспокойненько убрался – и никто! ничего! не заметил! Никакого подозрения ни у кого не возникло! Вам не кажется, что это уже из разряда библейских чудес?! Этакие вмешательства ангела?! Но ведь перед нами не апостол Павел, а обыкновенный человек. Как я или вы!.. А он исчез без следа! Фьють – и нету!

Марчелл рассмеялся, постоял немного, думая над своими же словами, добавил уже без смеха:

– Как ветром сдуло нашего героя. Гвардейца нашего, чёрт его возьми!

Вы мне теперь, господа, скажите, как его искать в этом проклятом городе? Как? – крутанувшись, посмотрел поочерёдно сначала на Гервера, затем – на начальника охраны. Стоял, уперев руки в пояс брюк, и дышал глубоко, стараясь успокоиться. Грудь под белоснежной рубашкой ходила ходуном.

– Можно объявить его в розыск. Пообещать вознаграждение, – предложил начальник охрану несмело. – Из города ему всё равно не уйти. Объявится рано или поздно…

– Лучше бы, если рано, – усмехнулся Марчелл. – Он должен быть здесь, перед моими глазами, до начала переговоров. Поэтому действуйте, господин Кейслер, подключайте все силы. У вас ОВИС под рукой. И вся ночь впереди…

Начальник охраны поднялся, заторопился уходить, Марчелл приказал вдогонку:

– Имейте в виду: завтра утром все стены должны быть оклеены… А фото его прогоните в ночных новостях.

– Хорошо, господин главнокомандующий, – кивнул Кейслер. – А обозначить его как?

– Да хоть как! – крикнул Марчелл. – Мне всё равно, кем вы его назовёте. Маньяком, серийным убийцей, психопатом?! Мне абсолютно плевать! Главное, чтобы его поиском заинтересовались все… И на награду не скупитесь…

– Он может объявиться куда раньше, – сказал Гервер, когда они с Марчеллом остались в кабинете одни. – Он ведь теперь законченный наркоман. Ему нужна доза. Край – через восемь часов после последнего укола. А этот срок истёк уже часа два как. В восемь вечера – его время. В восемь!

Он выберется сам, куда бы ни спрятался. Ему нужны будут деньги или препарат. Нужно всего навсего усилить посты по всему городу, взять под охрану все аптеки и больницы. Он объявится, господин главнокомандующий, обязательно…

Если удастся загнать его в угол, лишить всякой возможности, он сам приползёт сюда и будет просить, чтоб его обратно вернули в тёплую чистую комнату с уколами точно по часам. Поверьте, полицитамин – это уже на всю жизнь…

* * *

Но далеко он не ушёл, его скрутило совсем рядом, в городском парке. Сначала сильно рвало всем выпитым и съеденным в баре. Тошнило до кровавой пены, до горечи во рту. Всё нутро выворачивало с жуткой болью, до алых кругов перед глазами.

От слабости, от дрожи в коленях он не удержался, упал у какого‑то куста прямо в траву. Плохо было так, что лучше было бы, наверное, умереть прямо здесь, в этом парке, на этом газоне. Но он не умер, а просто потерял сознание. Видимо, измученное больное тело только так и смогло получить долгожданный отдых…

…Вернулся к действительности лишь под утро. Долго лежал, не шевелясь, слушая, как гулко в виски стучится кровь, как при каждом толчке оживает головная боль. Даже моргать было больно. Но боль эта возвращала ощущение реальности, ощущение вернувшейся жизни и ясного сознания.

Лежал, уткнувшись лицом в согнутую в локте руку, поверх рукава правым глазом следил за тем, как по травинке вверх ползёт крошечная букашка, жучок какой‑то с длинными, постоянно двигающимися усиками. Чёрный, с беленькими точечками. Неприметная козявка. На такую никогда бы внимание не обратил. Пройдёшь, наступишь – и дальше пойдёшь.

А в памяти вдруг всплыли слова Кайны: «Всё живое жизнь любит… Любит и к солнышку тянется…» Вспомнил её лицо в тот момент, и улыбку, когда ей на пальцы села нарядная бабочка, как улыбалась она задумчиво, с поражающей его нежностью, поворачивая руку осторожно, боясь спугнуть хрупкое насекомое.

Всё! Хватит! Нечего жалеть себя, несчастного! Нечего плакать! Ещё и помирать собрался!.. Ещё чего!.. Слабак!

Поднялся одним рывком, встал на ноги. Перед глазами весь мир кувыркнулся: зелень вокруг, серое предрассветное небо над головой. Джейк зажмурился, справляясь с подступившей тошнотой. А потом огляделся вокруг. Удивился, как сильно трава истоптана, не мог он сам так сильно здесь топтаться. Заподозрив неладное, стал проверять карманы: точно! Потрошил кто‑то! Сволочь какая‑то!.. Все карманы пустые. Ни денег, ни документов. Только в левом кармане брюк брякнула тоскливо нетронутая мелочь. Сдача после вчерашнего похода в закусочную по пути в Космопорт.

– М‑да! – Вздохнул, пересчитав то, что даже ночное ворьё не заметило. О билете и речи быть не может, здесь и на обед‑то не хватит. – Вот это да!

Крутанулся, отчаянно и беспомощно озираясь по сторонам, будто те, кто взял деньги, ждали его поблизости.