Возвращение домой

Дальше ехали молча, только мотор завывал на одной низкой ноте. Лес по сторонам дороги тонул в сумерках, но до полной темноты было ещё часа полтора‑два. В лесу всегда темнеет быстрее, вот солнце сядет – и всё. Но шофёр почему‑то не включал фары, машина и так шла ходко. Ровная дорога укачивала, и гул мотора должен был действовать усыпляющее, но сон не шёл. Не хотелось спать после таких новостей, да и нервное напряжение после удавшегося побега требовало выхода.

Этот день вообще выдался неплохим. С самого начала. И пациент тот, из палаты Љ 17, подвернулся как нельзя кстати. С раздробленным позвонком после шальной пули ему ещё три месяца лежать, и сколько потом ещё времени пройдёт, пока заново ходить научится.

Но сам лейтенант из штаба, из Чайна‑Фло, до этого ещё ни разу там не был, ехал по командировочному предписанию да в госпиталь попал. И документы все в палате были, и форма как раз впору пришлась, даже сапоги не жмут и не хлябают. Хорошая форма, она во многом помогла: тогда, при выходе из больницы; сейчас, чтоб добраться до города; возможно, поможет при въезде. Но потом от неё надо будет обязательно избавиться. Она только внимание излишне привлечёт: вопросы, расспросы и прочее.

– Готовь документы! – сказал шофёр, сбавляя газ. Они подъезжали к чему‑то. Неужели к городу уже? Впереди габаритными огнями светила последняя в колонне грузовая машина. Их тягач пристроился последним.

– Что это? Город?

– Да ну! – Костатис отмахнулся с усмешкой. – Мост через Чайну. Сейчас ещё и здесь с час проторчим.

Открыв дверцу, спрыгнул вниз на дорогу, пошёл куда‑то вперёд, к переднему грузовику. Джейк проводил шофёра взглядом. Невысокий, немолодой, но движения быстрые и шаг лёгкий. Нет, от этого человека не веяло опасностью. Он вряд ли что‑то подозревает. Хотя это странное упоминание про беглого пациента заставляет задуматься. Что это: намёк или случайное совпадение? Нет! Если б он догадывался о чём‑то, он бы себя выдал. Мысли, эмоции, голос, дрожь в руках – ничего этого нет. Бояться нечего!

Джейк откинулся на мягкую спинку сиденья, прикрыл глаза, казалось, задремал, но сам думал‑думал.

Император запросил перемирия, временной приостановки военных действий. Почему? Ведь не Он развязал эту войну! И даже так, Он готов был воевать до победы. Зачем же тогда было начинать, чтобы потом всё равно идти на уступки? Просить мира – значит, принимать условия сионийцев! Отдавать им наши земли?! Наши территории?!

И сионийцы для чего‑то собрались перебираться сюда с Сионы. Конечно, там жизнь не сахар, но сюда… Зачем сюда, на Гриффит? Где они все здесь жить собираются?

И что такое в мире происходит? Ничего не понять! Как будто лет десять меня не было. Хоть бы новости последние посмотреть или спросить шофёра. Пусть он и расскажет. Чёрт знает, что творится!

– Эй, там! Спать собрался? Прогоняй дальше! Нечего стоять! – какой‑то военный в сдвинутой на затылок кепке забарабанил прикладом автомата по дверце водителя. – Давай! Давай!

Джейк глянул по сторонам: шофёра видно не было, а в зеркальце заднего обзора маячил габаритами танк, возле него суетились военные. Видимо, отстали от танковой колонны, теперь торопятся.

– Подгоняй! Эй, какого чёрта?! – не закрытая плотно дверца распахнулась, сиониец осёкся, наткнувшись взглядом на офицерские нашивки. – Господин лейтенант, подгоняйте машину. Колонна продвинулась. – Дверцу прикрыл бережно, бегом побежал назад, к танку.

Колонна и правду продвинулась, метров на двадцать, а шофёра всё не было. Джейк пересел за руль, включил двигатель, мотор заурчал, и машина сдвинулась без рывка, плавно. А сзади взревел оживший танк, закричали люди, но их голоса сразу же потонули в рёве танкового двигателя. На такой машине Джейк ездил только однажды, в учебном классе, но сейчас справился без проблем, тормознул так же плавно, заглушил мотор.

Танк прополз жуком разделяющие их метры, остановился в опасной близости, чуть ли не упираясь зачехлённым дулом в стеклопласт кабины.

– Хорошее соседство! – засмеялся Костатис, усаживаясь на сиденье. – Ни один самолёт не тронет! Хотя ночью они и не показываются… – шофёр пребывал в хорошем настроении, чуть ли не пел себе под нос. – Представляешь, друга сейчас встретил. Раньше в одном классе учились. Он, правда, потом на Сиону перебрался, а теперь, вот, снова здесь. Это ж надо, как повезло! Здорово! Говорит, Чайна‑Фло отстраивать заново собираются, только развалины подчистят и начнётся переезд.

– Так это же ниобианский город! Какие могут быть переселенцы на чужой земле?

– Какая «чужая»?! Наша это земля! Наша! И город наш! Уже почти месяц наш… – Костатис смеялся над Джейком, как над непонятливым ребёнком. – Да‑а! Ну, ты прям, как из леса, господин лейтенант. – Джейк при этих словах с большим трудом заставил себя не вздрогнуть, даже смех Костатиса поддержал. Про себя же подумал, выдержка у тебя, друг, совсем ни к чёрту стала.

– Граница теперь по линии фронта, а фронт километров на тридцать от Чайна‑Фло отодвинулся. Здесь уже глубокий тыл, наша земля, сионийская, честно отвоёванная.

– Ладно. А с переселением зачем? – при этом вопросе Костатис замолчал надолго, задумался.

– Ну, вообще‑то это всё пока в секрете держится. Я даже сам не знаю, почему, – протянул неуверенно, всё ещё раздумывая: говорить – не говорить. – Сиона наша – того, – махнул рукой в неопределённом жесте. – Рушится, вроде… Смещается с орбиты, я такое слышал… Сам‑то ты разве не оттуда? – Джейк отрицательно двинул головой. – А‑а, тогда понятно. Что‑то страшное сейчас там творится. Каждый день аварии, люди гибнут. Надолго её такой хватит, нашей‑то Сионы?

Единственный способ выжить – переселение. Кроме Гриффита, больше некуда. Ниобе и их Императору вообще на нас наплевать. Просили же по‑хорошему: отдайте нам нашу землю, так нет же. И без войны бы дело обошлось. А теперь мира запросили. Считай, из‑за этого переселения только и воюем. – Костатис вздохнул. – Смотрю на нас, сионийцев, ведь постоянно приходится отвоёвывать себе право на жизнь. С самого начала держали нас за изгоев, за людей не считали. Выселяли сразу раз и навсегда, без права на реабилитацию, без надежды на помилование. На Сиону, чтобы с концами. Хорошо историю знаешь? Что толку говорить? Все мы ниобианами, законом их и самим Богом обижены…

Да, историю Джейк знал хорошо, даже слишком, особенно историю войн и становления Сионы как независимого государства. Сиона была вероятным противником с самого начала своего существования, поэтому и изучалась особенно тщательно.

Ледяной мёртвый осколок, впервые замеченный искусственным спутником при облёте Хариты, был тогда ошибочно определён как её естественный спутник. Ошибочно, об этом узнали позднее. Тогда же узнали, что планетка эта не так уж и мертва: весной, один раз за сионийский год там появлялись даже растения – жалкая пародия на богатейшую флору Гриффита. Но травы эти заслуживали уважения хотя бы за свою выносливость и живучесть.

Панцири вечных ледников истончались весной только в районе экватора, земля протаивала меньше, чем на полметра, дальше и всюду была вечная мерзлота, но травам и мелким грызунам хватало и этого.

Тяжёлый климат, сложнейшие условия для жизни, удалённость от Ниобы и невозможность покинуть планету без помощи извне – всё это позволило додуматься до идиотской жестокой идеи – превратить целую планету, пусть даже такую маленькую как Сиона, в тюрьму. Император Густав первым дошёл до этого, в Его же правление совершилась первая выселка. Первые тридцать осуждённых на высшую меру наказания (имена всех тридцати позднее были высечены на гранитной плите как напоминание для потомков, как память о пионерах, проложивших тропу в освоении ледяной планеты), попали на Сиону уже осенью; они встретили зиму, но оказались не готовы к ней, поэтому через полгода, когда прибыла новая партия «смертников», из пионеров в живых осталось только четверо. Истощённые и больные. Эта же участь ждала и остальных. А челноки к тому времени уже находились на пути к дому, на Ниобу, – о помощи и речи не было. Высадку третьей партии заключённых, совершившуюся ранней весной, смогли встретить те, кто пережил сионийскую зиму. Таких было немного: меньше двадцати человек. Они смогли выжить в ледяных пещерах по соседству с действующим вулканом.