Возвращение домой

Первая ночь в казарме!

Слабое подобие этого ритуала, но суть та же: принять, ввести в круг «своих». Штучки Колина и его приспешников. Как в таких случаях говорил Крис: «Гриффитов эти дураки считают отсталыми дикарями, но сами при этом перенимают от них всё, что можно, вплоть до всех этих шуток с „посвящением в свои ряды“.»

Кровь пришельца сделала нечистым весь посёлок, и только эта же кровь могла очистить всех его жителей. Вот она! Тонкой живой струйкой стекающая вниз по ямочке полусогнутой ладони, пробирающаяся сквозь пальцы и с шипением падающая в костёр, на искрящиеся жаром угли.

Джейк стоял до тех пор, пока его не отвели в сторону. Вокруг толпились люди. Гриффиты со всего посёлка. Каждый без спешки и суеты разжигал из жертвенного костра сухой мох в горшочках. В них ларимны уносили в свои дома «чистый» и всё очищающий собой огонь, огонь, очищенный теперь божественной жертвой, получивший силу и способность противостоять всем ночным нехорошим духам.

Джейк тупо смотрел на эту безмолвную, беззвучную очередь. Знакомые серьёзные, сосредоточенные лица.

Кайна?! Кайна?! Где Кайна?!!

С губ сорвался глухой отчаянный стон, сердце откликнулось болью. Стала возвращаться чувствительность и понимание происходящего. Джейк зажал пальцами порез на запястье, опустил голову. Всё, он сделал всё, что от него хотели. Вряд ли его удостоят теперь хоть взглядом. Но он ошибся. Дальше начался какой‑то праздник, и его пригласили как почётного гостя, как равного себе.

А главное – потом был танец!

Кайна появилась совсем неожиданно.

Джейк даже не смотрел по сторонам, сидел, склонив голову, ни на кого не глядя, лишь краем уха улавливая негромкий рассказ Ариартиса. Что‑то малопонятное, много незнакомых слов. Джейк слушал из уважения и молчал, не перебивая и не переспрашивая. Но, когда вокруг стало тихо, когда сердце забилось громче, предсказывая ЕЁ появление ещё раньше чем глаза, – Джейк вскинул голову, заметался взглядом – и наткнулся на неё.

Все они расселись полукругом, так, что каждый мог её видеть. Кайна стояла в самом центре. Прямая, стройная, с расправленными плечами, опущенными руками, поднятым подбородком и неподвижным взглядом. Встретив этот взгляд, Джейк чуть заметно улыбнулся, но девушка будто и не заметила этой улыбки. А ведь она предназначалась ей. Только ей!

Но Джейк не расстроился, он понял, что сейчас Кайна не принадлежит себе, она теперь лишь Та, Кто Исполняет Танец. Сама природа, в облике молодой прекрасной женщины, представшей перед немыми зрителями.

Кайна стояла, не шевелясь и даже не моргая, точно для того, чтоб её можно было рассмотреть всю, с головы до ног. И Джейк смотрел, смотрел жадно, никого больше не видя, кроме её одной, единственной. Это была та, но ожившая статуэтка, которую он видел в доме Ариартиса.

Длинный, до косточек щиколоток кусок ткани, стянутый на боку в узел, цветы двумя гирляндами на груди. И не поймёшь, есть ли там, под ними, ещё что‑нибудь из одежды. Венок из белейших крошечных орхидей на темноволосой голове, особенно ярких в контрасте.

Статуэтка! Один к одному! И даже то ощущение замершего готовящегося движения, – оно тоже было здесь. «А дальше? Что будет дальше вслед за этой неподвижностью?» – Вопрос готов был сорваться с губ.

Напряжённая тишина нарастала. Казалось, в мире не было больше ничего, кроме освещённого кострами круга, тонкой, затвердевшей, как та ямса, фигурки и бледных лиц, глядящих на неё. Лес умер, умерла ночь, и только здесь осталось ещё присутствие жизни.

От этого ощущения почему‑то стало страшно, холод, как чьи‑то пальцы, коснулся затылка, побежал по позвоночнику. В это мгновение Джейк уловил, скорее кожей почувствовал чуть слышимые ритмические удары. Откуда этот звук? Пошевелиться он боялся, только взглядом повёл: у всех сидящих гриффитов ладони рук лежали на земле, а на подушечках пальцев – пластинки из дерева. Несильное похлопывание по земле – и рождался звук. Низкий, идущий будто из‑под земли, но от него веяло чем‑то мистическим, чуждым всем прежним представлениям о музыке. Он то нарастал, как волна, и тогда ритм учащался, как нервная дрожь, то затихал до еле различимого шелеста.

Джейк смотрел вниз, на руки Ариартиса, и чуть не пропустил начало танца. А оно совпало с моментом, когда удары стихли до еле слышимого далёкого эха. Плавное – по‑птичьи – движение выброшенной вперёд и вверх руки, украшенной по запястью перевитыми цветами. Раскрытая ладонь и разведённые пальцы в просящем, почти молитвенном жесте. Опять секундная неподвижность, а за ней – совсем неожиданная резкость в подьёме второй руки и – хлопок над головой. Громкий, неожиданный звук. Сопроводительные удары стали громче, накатили волной. Почувствовался свой особый ритм: две короткие, громкие волны, как два удара, за ними – три коротких, раскатистых, а потом – пауза. Пауза во всём. Даже фигура в центре площадки замирала.

Джейк смотрел не дыша с немым, восторженным стоном, застывшим на полуоткрытых пересохших губах. Смотрел на Кайну, ловил каждое, даже совсем незаметное её движение. Гибкая фигура, руки и пальцы, придающие законченность движениям тела и неповторимую красоту. Он следил за руками, но успевал уловить даже взмах ресниц, движение подбородка, появляющуюся и исчезающую улыбку на губах. Он сглатывал всухую всякий раз, когда разрез до самого узла на боку открывал взору каждого стройную ногу во всей её красе от ступни до пояса.

Боже! Разве можно описать этот танец?!

А запомнить?! А повторить?!

Джейк видел только её. Обожал каждую чёрточку этого тела, каждую линию, гордился ею. Не видел ничего, кроме её взгляда, кроме её тёмных глаз. И хотя глаза эти всем казались отсутствующими. А взгляд – неподвижным, он видел в них то, что ни один из них двоих не решался сказать вслух…

Сколько он длился, этот танец? Не так уж и долго, но за эти минуты Джейк успел пережить целую бурю эмоций, таких чувств, какие он не мог даже представить в себе и своей довольно бедной на события жизни.

Любовь! Он познал любовь!

Одно лишь это чувство без телесной близости, возможно, без взаимности, но душе хотелось плакать от счастья. От радости, от ощущения прикосновения к этой сокровенной мечте, мечте каждого.

Пережить это… Ничего не требуя, ни на что не рассчитывая… Всего лишь пережить, испытать на себе то, о чём говорят другие…

Это даже не восторг, не опьянение. Не радость. И даже слово «счастье» вряд ли вместит в себя все пережитые ощущения.

Танец кончился. Все исполнители мелодии и участники этого представления стали подниматься со своих мест. Жертвенный танец, проводимый два раза в год, весной и осенью, завершился. Каждый спешил прикоснуться к той, что наделена особым даром: благодарить природу и весь мир своим танцем.

Кайна ещё сидела на земле, на том месте, где завершила танец, сидела, подогнув под себя ногу, обхватив колено другой ноги руками и низко‑низко опустив голову, так, что волосы, скользящие по спине и плечам, рассыпаясь, закрывали её лицо от всех.

Джейк видел, как её обступили со всех сторон, загомонили радостно. И это гриффиты, обычно сдержанные в своих чувствах! Рядом Ариартис всё повторял с вос‑торгом и с гордостью в голосе:

– Ты видел… видел её? Правде же, прелесть?! Видел?.. И ведь она же в городе жила, в городе… Где она могла видеть такое?.. Столько жизни, правда? Ты же видел… Ты всё видел… Я заметил, как ты на неё смотрел…

Джейк только кивал головой, соглашаясь, почти не слушая этот восторженный шёпот, чувствуя лишь, как старик тянет его за руку, он тянет подойти вслед за всеми. Он не упирался, но и не сделал ни одного шага вперёд, не пытался стряхнуть руку Ариартиса, ему было не до него, да и один старый гриффит вряд ли мог сдвинуть его с места тогда, когда он сам не хотел этого. Нет, он хотел подойти, подойти поближе, чтобы снова увидеть Кайну такой, какой она была минуту назад. Хотел больше всего на свете, хотел – и не мог. Потому что понимал: если я подойду, хоть шаг сделаю ей навстречу, то потом уже никогда не смогу заставить себя уйти отсюда.