Возвращение домой

Здесь, немного ниже по течению, стоял посёлок, большой, красивый, чистый, там многие жили… Много крыш было, все из свежих листьев… Детей, как птичек…

Я остался здесь на время, как думал вначале, а получилось, на всю жизнь…

Её звали Паилимкка – «поющая песни»… Голос у неё и вправду был прекрасный. На праздниках она всегда первой пела свои песни…

Мы стали понимать друг друга сразу, с первого же дня, как только обменялись знаниями об именах друг друга… Я не торопился уходить, и она не стала ждать… Сплела свой парумз… Да, это было лучшее время в моей жизни…

Вот только с детьми пошло не очень хорошо… Два сына первыми… Все говорили, что такое редко бывает, но, как видно, бывает… Да, сыновья уходят, дочери остаются… К старости мы могли бы остаться без внуков. Вот он, редкий случай…

Как же я радовался потом, когда родилась девочка!..

Ариартис улыбнулся своим воспоминаниям, но от грусти во взгляде избавиться не смог:

– Разве можно мечтать о большем?..

Но третий ребёнок. На то он и третий… – Долгий вздох и боль даже в голосе. – Они всегда слабее… Такие почти не живут… И наша Лиалила даже до осени не дожила…

На последнем слове голос Ариартиса чуть дрогнул, но это было единственное, чем выдал своё состояние этот сильный духом старик.

– А сыновья выросли и ушли… Ушла следом и Паиликка… Ушла по тому пути, по которому рано или поздно уходит всякий.

А одному плохо в этом мире, очень плохо…

Гриффит надолго замолчал, и Джейк молчал тоже. Тишина стояла такая, что стало слышно, как на улице по двору ходит Кайна, напевая какую‑то песенку. Ариартис чуть склонил голову, прислушиваясь, улыбнулся с тайной гордостью, но, чувствуя на себе взгляд Джейка, нахмурился почти сердито, будто вспомнил о каком‑то важном деле, снова стал серьёзным, а потом повернулся к столу, даже не вставая, дотянулся, взял заготовку, принялся внимательно осматривать со всех сторон начатую работу.

Это была небольшая широкая, но неглубокая чаша без ручек и без подставки. Аккуратно сделанная вещь. Но Ариартис был чем‑то недоволен. Он хмурился, качал головой, оглаживая гладкие бока чаши, и взялся за резак.

Деревом по дереву! На это стоило посмотреть.

Джейк сидел неподвижно, спина и плечи напряжённые, прямые, только глаза следили за движениями рук и за резцом. Резцом из дерева!

Из‑под этого резца по верхнему краю чаши тончайшим переплетением заскользили листья, цветы, бутоны и ягодки. Поразительная точность! Можно было даже растение угадать: знакомая каждому лиана, паразитирующая на деревьях и оплетающая всё вокруг плотной сеткой непролазной паутины.

С невообразимой лёгкостью! Резец только чуть касался, да и руки работали почти без нажима. Джейк смотрел не дыша завороженным взглядом. А Ариартис заговорил, придирчиво изучая сделанный узор:

– Я помню, как ты в прошлый раз всё на ножи мои глядел… Сам‑то попробовать не хочешь?

Джейк не успел ответить, не успел отказаться, а гриффит уже протянул ему нож. Резак ещё хранил в себе тепло его рук, поблёскивал тускло, предупреждая о своей остроте и требуя уважительного к себе обращения.

Да, дерево как есть!

– Это пайя, чёрная ямса, – пояснил Ариартис, разглядывая другой резак так, будто видит его сам впервые. – Дерево‑камень. Пока свежее, хоть чем режь… А полежит, застынет, – так, что камень… И сам камень брать может, если хорошо заточить… Главное, найти вовремя, пока дерево молодое, когда оно только‑только сок по жилам гонит. Хоть и надо его немного, ветку одну хорошую, столько обойдёшь… Не любит пайя суету вокруг себя, от глаз хоронится. Вот это‑то я давно срезал, случайно наткнулся – и срезал. Чуть старше тебя был… – гриффит любовно погладил острие ножа. – Свои ножи сам сделал, они мне так всю жизнь и прослужили.

– Попробуешь? – снова предложил, но Джейк отрицательно двинул подбородком. Старик принял отказ без объяснений, уговаривать не стал, сказал лишь. – Ничего, поживёшь – научишься.

Встал с трудом, доковылял до окна, поставил новоиспечённую посуду на подоконник, на солнышко. Постоял немного, глядя на улицу, на лес за окном, подступивший вплотную к дому.

Джейк смотрел на гриффита, стоявшего к нему спиной, и вдруг поразился самому себе за то, что мысли его сейчас совершенно ничем не заняты. Он ни о чём не думал, пытался лишь различить звук шагов и голос Кайны, как мог это делать несколько минут назад. Мозг улавливал её близкое присутствие, и поэтому ни о чём другом Джейк уже не мог думать.

– Она нравится тебе, да? – вопрос, неожиданный как удар, заставил Джейка невольно вздрогнуть. Он вскинулся, будто встать хотел, но, натолкнувшись на взгляд Ариартиса, осел, сник, опустил голову, глядя в пол.

Откуда?! Откуда он знает?! Почему? Ведь я же…

Джейк заглушил болезненный отчаянный вздох, повёл только плечами. Справившись с нахлынувшими чувствами, снова глянул на гриффита: «Ну и что? Что вы мне сделаете? Разве от меня одного всё это зависит?»

Но Ариартис не выглядел рассерженным. Отнюдь! Он улыбался! Улыбался всем лицом! Губами и глазами, и даже морщинками!

И Джейк опять растерялся, сильнее, чем в первый раз.

А старик рассмеялся совсем беззвучно.

– Ладонью солнце не закроешь! Нельзя спрятать то, что спрятать невозможно! Многое можно скрывать, скрывать от всех, и даже от себя, но есть то, чего не скрыть, как ни старайся. Можно управлять голосом, лицом, взглядом, но невозможно управлять мыслями и уж тем более сердцем… Она тебе нравится. – Уже не вопрос – констатация факта! – Что в этом удивительного? Вы молоды. Вас двое таких в нашем посёлке и на всю округу… Но ты не глуп, я вижу, и сам понимаешь, что это ещё не всё. Чувства чувствами, но есть ещё и правила, которые нельзя нарушать.

Джейк слушал старика, не перебивая, сидел, не шевелясь, руки на коленях, пальцы стиснуты до боли в костяшках. «Как мальчишка! Нашкодивший мальчишка! Боже! Хуже некуда! Ведь я же ни на что не рассчитываю! Я знаю своё место в этом мире! Ничего не прошу! Ничего не требую! Уберусь тихо – и всё! Какие, к чёрту, чувства?! Это же моя только забота! Мои проблемы!.. Зачем нотации эти? Нравоучения? Упрёки?..»

– Да, я человек! Я не забыл… – он заговорил шёпотом, глядя Ариартису прямо в глаза, всё также продолжая сидеть в прежней напряжённой, сжавшейся позе, как зверь, приготовившийся к обороне. – Да, мне нравится Кайна. Очень нравится. Возможно, это даже любовь… Не знаю!.. Видите, я больше не скрываю этого! – усмехнулся то ли устало, то ли разочарованно, но взгляда не отвёл. – Но, поймите, я ничего не жду. Ничего! Мало ли, кому кто нравится!.. Через два дня я уйду отсюда, вы меня никогда больше не увидите. Никогда! – голос Джейка, и без того чуть слышимый, сорвался на беззвучный шёпот. Он замолчал.

– Если бы всё было только в тебе, сынок. – Вот оно, начало откровенного разговора! Первым во всех своих чувствах признался Джейк, но теперь и Ариартис смотрел на него так, будто просил помощи или совета. – Если бы всё было лишь в тебе, то да. Ты бы ушёл – и всё! Всё так, как ты говоришь. Но… Есть ещё кое‑что…

Ариартис не договорил, взял со стола статуэтку (Джейк даже не успел заметить, какую) – и без предупреждения бросил вперёд. Джейк перехватил её ещё в воздухе. Фигурка человека. Ну и что? А когда вгляделся, лишь сглотнул.

Он узнал себя! Себя самого в этой небольшой, немногим больше десяти сантиметров статуэтке. Лицо, фигура – один к одному! В военной форме, но без знаков отличия. Во весь рост. Расстёгнутый ворот. Закатанные рукава, автомат на груди, левая рука, расслабленная рука отдыхающего человека, – на прикладе автомата, а – правая сжимала ствол оружия у самой мушки.

Джейк дотянулся до стола, поставил статуэтку, покрутил, разглядывая со всех сторон. Да, придраться не к чему. Портретное сходство просто поразительное. Да и форма, и автомат с такой точностью, на удивление. «Где он мог меня видеть таким? Да ещё и с оружием? Где? Когда?»

Задавался вопросами, глядя на фигурку, на свой скульптурный портрет, и неожиданно понял: да это же просто. Просто! Форма, она для всех одна, один покрой, и для сионийцев, и для ниобиан. Да и оружие делается по одним образцам, по одним стандартам, если даже не одними специалистами. С одной лишь разницей в форме приклада. А это был сионийский автомат. Сионийский!