Возвращение домой

– Это глупо, выбирать вот так, – нахмурился Ламберт. – Ведь они же люди…

– Ну, я же говорил, вы их жалеете, капитан! – Ли смотрел на Ламберта, подбросил монету в воздух, поймал, не глядя, сжал кулак с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Что за бред?! – взорвался капитан, со злостью выдернув руки из карманов. – Жалость!!! Да, но это жалость не к врагу, а к двадцатилетним мальчишкам!

– Ой, хватит, капитан! Всё! У меня „орёл“! – Ли перебил его и потряс кулаком в воздухе, подначивая Ламберта. – Ваша – „решка“! „Решка“, капитан!

Ламберт ничем не выразил своего согласия: ни словом, ни взглядом – наоборот! – он был недоволен, смотрел с осуждением и не скрывал своего отношения. Но когда Ли подбросил монету снова, поймал и положил на стол – как раз точно на середину, – Ламберт всё же не сдержал нетерпения и любопытства, наклонился вперёд, и они чуть головами не столкнулись.

– „Орёл“! – Ли издал победный возглас, рассмеялся даже, откидываясь назад. – Так угодно судьбе, капитан! – попытался утешить, но на губах – довольная, радостная улыбка, словно он одержал важнейшую в своей жизни победу.

„Орёл“! Да, это был „орёл“, герб Сионы: продолговатый кристалл горного хрусталя, усечённый наискосок от середины и ниже, увитый лентой. Когда‑то, до принятия независимости, лента была пурпурная – напоминание об императорской власти и покровительстве, но потом она стала алой и получила надпись‑девиз „Свобода и равенство!“ Вот он, и весь „орёл“! А ведь на него поставили человеческую жизнь, пусть даже и ниобианина, но человека!

– Раз уж вам так не повезло, капитан, то решите тогда сами, как нам быть со вторым военнопленным… Я не хочу вносить его данные в протокол – возня только лишняя. Там заикнись – и начнут допытываться, что и как… А так, одного в больницу сплавим потом – и всё! И кто узнает, сколько их было: один или двое?

– Всё! – эхом повторил изумлённо Ламберт. – А куда его теперь по‑вашему?

Ли в ответ плечами пожал, ни о чём этом он уже не думал: пустое! Главное – обезвредить диверсантов, заработать премию от ОВИС, если повезёт, конечно, но это уже предел мечтаний…

* * *

Они сидели в разных углах, но друг против друга. Не разговаривали, даже и не пытались заговорить, и не смотрели друг на друга. И тяготились этой встречей.

Джейк и сам не понимал, почему? Он же так хотел остаться с Янисом наедине, поговорить с ним, поделиться мыслями, чувствами, впечатлениями. Конечно, они не друзья и почти не товарищи, но здесь, в лагере сионийцев, они одни – ниобиане, и это должно было хоть как‑то сближать их… Одна общая судьба, один скорый конец, так к чему тогда все эти обиды?

Но Алмаар! Этот Алмаар одним лишь взглядом дал понять, что та ненависть, которая рвалась из него в последний раз, не заглохла, не стихла в нём. Нет, она продолжала тлеть, готовая превратиться в пожар при любом сказанном слове, при неосторожном взгляде.

„Ну, вот и сиди теперь, – с какой‑то странной обидой подумал Джейк, невольно улавливая обрывки мыслей, мечущихся сейчас в голове Алмаара. Нет! Он даже мысли эти знать не хочет! – К чёрту тебя, дурака! Ведь ты же выдал нас обоих, вон, как капитан сейчас орал… И слушать больше не хочет… А ты, идиот, хоть бы слово сказал! Сказал бы, что они теперь знают… Нет ведь! Так и будет теперь дуться… Хуже ребёнка, ей‑богу! Детей хоть слушать можно заставить, а этот в драку кинется, только рот открой… И угораздило же связаться на свою голову!.. Что за тип! Никогда не поймёшь, что выкинет в следующий момент, сплошная непредсказуемость… Не мысли же твои читать, в конце концов! Не люблю я это дело… Он‑то творит, что хочет, а остальным потом достаётся. Не расхлебать, как ни старайся…

Ничего, главное, что они нас в покое оставили. Кто его знает, к чему оно? Может, и не тронут больше, а то нет сил уже ни слушать, ни говорить, ни отпираться. Всё! Сколько можно этот цирк терпеть? Знают же всё и так! Спасибо Алмаару…“

„Сидит, ещё и обиделся, сволочь проклятая, – думал Янис, чуть не скрипя зубами от бессильной злости. – Трус! Предатель! Вон, какой беззаботный… Интересно, и чего они тебе наобещали? Шкуру, наверно, целенькую?.. И морда‑то совсем даже не битая… Ты же у нас интеллигентный, гвардеец… – при мысли об этом Янис плечом дёрнул, выражая этим жестом всё своё презрение к подобным людям, ко всем этим умникам, ломающим из себя чёрт знает что, а на деле: чуть прижали – и выложил всё без остатка… Сволочь! Наверно, и про капитана им всё рассказал… А он ведь тебе доверял, больше нас всех доверял. Да я бы за одно это доверие под нож лёг, хоть щипцами дери, – ни слова бы не услышали… А этот же! Дерьмо! – Янис дёрнул головой, будто плюнуть хотел, но нечем – всё пересохло. За весь день хоть бы капельку воды предложили, а тот… второй, что с капитаном, всё к кувшинчику с таканой прикладывался, на нервах играл, сволочь… А нашему‑то гвардейцу небось попить‑то предложили… Вон какой бравенький, ему‑то что? Нас и посадили, верно, вместе, чтобы поболтали напоследок, авось по‑хорошему договориться получится? Ну, уж нет! Не на того напали! Знаем мы ваши фокусы.

А ты – шестёрка мелкая! – Янис глядел на Джейка исподлобья, унижал его как мог в мыслях, так как считал недостойным своей ненависти за такое предательство, но не мог себя изменить – злился ещё больше, уже прикидывал в уме, как бы так одним махом подскочить да в глотку вцепиться, хоть зубами, а придавить эту гадину… – Уже и вперёд наклонился, ногу левую к груди подтянул, собрался для прыжка, секунда – и кинется, а этот олух, точно не замечает ничего, сидит себе, откинувшись, дремлет от безделья, устал, видите ли… сволочь! Да не заговорю я с тобой первый – не жди! Дался ты мне со всем этим офицерьём сионийским!

Напугали! Расстрелом напугали!

Да знали б вы, сколько раз я уже мог сдохнуть за эту проклятую жизнь… Так пусть хоть один раз до конца дело дойдёт…“

Солдаты, уже порядком уставшие таскать пленных туда‑сюда, ввалились с шумом и грохотом в сарайчик, заговорили громко:

– Ну что, кого на этот раз?

– И когда они разберутся, наконец, кого им надо?.. А то ведь то одного, то другого… Да побыстрее ещё…

„Опять Тайлера повели… Вон как, чуть ли не под ручки. Он у нас теперь персона важная, – Янис, не поворачивая головы, проводил его до дверей сколько мог, а потом посмотрел на часового, топтавшегося на пороге, – Ну, и чё он тянет? Получил приказ – действуй! Стрелять, так стрелять! – подумал с досадой: – Или тебе побольше моего страшно?“ Усмехнулся этим мыслям, но не вслух – про себя. А сиониец отошёл, захлопнул скрипучие двери, подпёр снаружи, снова заходил по улице. Звук его ботинок, однообразный и шаркающий, доводил Яниса чуть ли не до безумия. Сколько можно это слушать? Что они там все? Пока я помирать готов.

…Сесть на этот раз не дали. Джейк так и остался стоять, чувствуя спиной присутствие часового. А так всё, в принципе, осталось как всегда: те же люди, та же обстановка, за исключением предложенного стула.

Нет! Не как всегда! Совсем не так!

И Джейк это почувствовал. А стул – начало. Подготовка к серьёзному разговору, когда тебе сразу дают понять: никто с тобой больше миндальничать не собирается. Всё, поиграли, хватит! Сейчас начинается самое серьёзное! Такая беседа, какой она и должна была быть с самого начала.

– Ну, что, рядовой? – Ламберт усмехнулся, повернувшись к пленному.

– Что? – вырвалось у Джейка против воли.

– Продолжим рассказывать сказки? Или как? – Джейк в ответ только моргнул, не понимая, к чему клонит капитан. – Что толку отпираться? И так всё давно ясно.

Джейк промолчал и на этот раз, но ничего другого Ламберт от него и не ждал. Парень этот не глуп и не так наивен, как это кажется на первый взгляд, поэтому и отпираться вряд ли будет. Сам понимает, что глупо это и бессмысленно. Так, может, сам всё расскажет? И обойдётся дело без „Триаксида“ и без расстрела. Хотя Ли на нём настаивает, аж из кожи лезет. Ему не хочется лишний раз всю документацию заполнять. Его можно понять, но лень эта никак не сравнима с человеческой жизнью. – Ты, конечно, неплохую историю придумал, неплохо выложил, вполне правдоподобно, – похвалил Ламберт. – Но… Но плохо то, что вас двое. Двое! Ты позаботился о себе, много для этого сделал, но даже ты не смог бы заставить мыслить своего напарника так, как тебе было нужно. Вы потому и не справились, не смогли…