Луч во тьме

Как узнать о судьбе арестованных? Неужели до- пустим, чтоб их казнили? Маша, жена моя! Прости меня! Я виноват перед тобой. Это из-за меня теперь истязают твою крот- кую, добрую мать, твоего благородного отца. Но так ли я уж в этом виноват? Разве без меня не стал бы твой отец помогать подпольщикам? Конечно же по- могал бы, ибо он честный человек и патриот. Отчизна отомстит за вас, мученики, узники гит- леровских застенков! Фашисты еще поплатятся кровью за свои злодеяния, за горе, причиненное лю- дям. Пройдут годы. От подножия Черной горы до са- мого Днепра протянутся улицы нового Киева. Я вижу это... Из открытых окон доносится смех дет- воры. Она только из книжек знает, что такое война. Вот дети пришли на Черную гору, и экскурсовод рассказывает об одном из бесчисленных героических эпизодов великой народной войны против захватчи- ков. Ребята останавливаются перед маленькими до- миками Ананьевых и Тимченко, низко кланяются той земле, на которой жили вы, бессмертные герои Украины. Нет больше сил сидеть у моих любезных хо- зяев. Сергей и Тоня — чудесные люди. Понимают ли они, какой страшной опасности подвергают себя? Говорят, на Подоле висит объявление: гестапо ищет «коммунистического бандита Кочубея», он же Иев- лев, русый, с светлыми усами, выше среднего роста, светлоглазый. Тому, кто поможет найти Кочубея- Иевлева, обещана большая награда. Итак, меня ищут. Следовательно, моя голова еще чего-то стоит? Что ж, поборемся, господа фашисты! Только я уже больше не Иевлев, и нет у меня бо- льше усов. Руководящий центр парторганизации вновь су- ществует, но уже в новом составе. Вместо выбыв- ших членами Центра стали Б. 3., Н. Б., Н. HL, Д. Л.1 Сижу у окна. День короткий, январский. Вече- реет. Снег стал голубым. За окном мертвая синичка. 1 Борис Загорный, Николай Бойко, Николай Шешеня, Дмитрий Лисовец. 118

Даже птицам плохо при фашистах — негде выпро- сить и крошки хлеба... Кстати, о хлебе. Как мы теперь обойдемся без фальшивых нарядов на получение продуктов? Не стало Володи, который так мастерски умел подделы- вать любые документы. До сих пор не найду ответа на вопрос: какой подлец выдал гестапо нашу типографию? Погибну, а доведаюсь и отомщу. Но пора развернуть новую ти- пографию. Попробую заменить Владимира. Придет Борис, потолкуем с ним об этом. Где он, почему за- паздывает? Обещал наведаться на наше шоссе. Ему можно: он ни разу не был там и его никто не знает. Кто-то стучит. Наверно, Борис. ...Только что ушел Борис. Сообщил важную но- вость: ребята видели Анатолия. Итак, артиста вы- пустили из тюрьмы. Только его одного. Стало быть, я не ошибся, подозревая его в предательстве... Еще одна новость: Борис подыскал квартиру на Подоле, у какой-то одинокой девушки. Завтра или послезавтра перейду к ней. 4. Тамара Струц стояла у окна. С минуты на минуту там должен показаться Борис Климов с человеком, которого она согласилась приютить, которому обе- щала помогать. Прижалась горячей головой к холод- ному стеклу. В голове роятся мысли. ...Мамочка, родненькая, если бы ты знала, как мне страшно! Неделями не выхожу из дому, сижу голодная. Ты, бывало, говорила, что наши комнатки, хоть и небольшие, но теплые. Нет, в них очень хо- лодно. Ноги и руки у меня окоченели, никак не могу согреться. На дворе и то лучше, но выходить страш- но. Немцы, эти бешеные псы, хватают всех моло- дых и угоняют в Германию. А я не хочу туда, не хочу! Лучше умереть от холода и голода тут в на- шей квартире, на твоей, мамочка, кровати. Я одна, совсем одна. Вот наш двор. Помнишь, мама, ты ворчала — называла его муравейником, меч- тала, чтобы хоть на полчаса угомонился наш двор. Теперь там тихо, как на кладбище. Только и слыхать 119

дЁорника Ивана. Он повсюду сует свой нос: кто ра- ботает, кто не работает, кто к кому ходит. Мерзавец, продался гитлеровцам! Вечерами иногда из подъезда, где живут Агеевы, выходит сгорбленная старушка, укутанная в черный платок. Частенько ее сопровождает Александр Агеев. Сначала я подумала, что к ним приехала какая-то родственница, но потом догадалась: это Ида, кра- савица Ида, жена Александра. Все во дворе уверены, что она погибла в Бабьем Яру. Какое счастье, что она спаслась! Мне стыдно. Ида не боится, а я боюсь выйти из дому. Да, боюсь... Раньше не угоняли в Германию тех, кто работает, а теперь и это не спасает. Радуюсь за вас и завидую вам, что вы с Пашей успели эва- куироваться. Александр Агеев познакомил меня с неким Бори- сом Климовым. Они посидели у меня, и мне было стыдно, что не я угостила их, а они меня. Принесли немного муки и растительного масла. Отвела душу в беседе с ними. Вчера Климов пришел опять и ска- зал: «Тамара, надо помогать в борьбе против окку- пантов, надо приютить одного человека». И я отве- тила: «Согласна!», хотя новые друзья не скрыли, что ждет твою Тамару, если этого человека найдут у меня... Это у Тамары давняя, еще с детских лет, при- вычка в тяжелые минуты мысленно разговаривать с матерью, с ее верным другом. А вот и Климов. Позади него человек в очках, с небольшим чемоданчиком в руке. ...На Кочубея смотрели большие светлые глаза. — Как же вас звать? — Тамара. Кочубей еще раз осмотрел небольшую квартирку, в которую его привел Борис Загорный. Словно го- лубятник, примостилась она в дальнем углу грязного двора на некогда шумной Константиновской улице. — Ей-же-ей, Гриць, здесь будет удобно,— рас- хваливал квартиру Борис.— И двор проходной. Кочубей еще раз посмотрел на девушку. — Тамара? Красивое имя... А вы знаете, Тамара, за какое опасное дело беретесь? 120

— Знаю. — И не боитесь? В светлых глазах вспыхнул озорной огонек: — Волков бояться — в лес не ходить. Неожиданно старенькие ступеньки жалобно за- скрипели под тяжелыми сапогами. — Немцы! — Это дворник привел! — вскрикнула Тамара.— Садитесь за стол. Когда полицаи переступили порог, они увидели трех мирных людей, которые, беззаботно смеясь, уплетали картошку с квашеной капустой. — Господа, пожалуйста! — воскликнула Тамара при виде полицаев.— Жаль, нет водки, а то пригла- сила бы и вас за стол... Однако, знакомьтесь. Мой двоюродный брат Борис Климов,— показала Тамара на Загорного.— А это мой жених,— покраснела и застыдилась она, представляя полицаям Кочубея. Полицаи проверили документы и ушли. Тамара откинулась на спинку стула. Лицо ее было бледно. Сердце билось так сильно, что хоте- лось придержать его рукой. — Молодец, Тамара!—произнес после неболь- шой паузы Кочубей.— Вы прирожденный конспи- ратор. Похвалил ее и Борис. — Ешьте,— улыбнулась Тамара.— Это я приго- товила не только для конспирации. Кочубей очистил картошку, которую положила ему на тарелку Тамара, и тихо заговорил: — Так вот, Тамара, я поселюсь у вас не сразу. Уж если я ваш жених,— улыбнулся он,— то похожу к вам в гости, погуляем вместе, чтобы все видели и поверили. А вы тем временем обязательно посту- пите на работу. Надо, чтобы у вас был хороший до- кумент. Мы вас устроим на строительство железно- дорожного моста: оттуда не берут в Германию. 5. Кочубей условился с Демьяненко встретиться че- рез три недели на Сенном базаре. Сегодня настал день встречи. Кочубей шатается на толкучке, то 121

прицениваясь к обуви, то роясь в разложенном на земле слесарном инструменте. Чтобы скоротать время, он примеряет обувь, пробует инструмент и торгуется с азартом завсегдатая толкучих рынков. Григорий Кочубей все еще не перебрался к Та- маре Струц на Константиновскую, 20. Но во дворе уже знают, что Тамарке повезло: к ней сватается по- ложительный, интересный мужчина. Дней через де- сять, пожалуй, можно будет совсем перебраться к Тамаре и начать печатать листовки. ...Почему же нет Демьяненко? Только от него можно узнать о положении в Нежине и в Крутах, выяснить, удалось ли товарищам добраться до пар- тизанского отряда. Григорий присел на корточки около старичка, торговавшего всякой рухлядью, и услышал, как кто-то шепнул ему в ухо: «Гриць!» Он обернулся. Мимо промелькнула Мотя... Мотя Чиженко, племян- ница Тимченко, которую арестовали вместе с ними. Ее выпустили? Кочубей рванулся было вдогонку за девушкой, но сдержал себя: «А вдруг гестаповцы для того и выпустили Мотю из тюрьмы, чтобы, следя за ней, напасть на след подпольного центра?» Григорий для виду еще поторговался со старич- ком и купил какую-то бросовую деталь, а потом пошел бродить по толкучке. Он снова встретил Мотю. В глазах девушки прочитал: «Беги... Спрячь- ся. Тебя ищут. Всех допрашивают о тебе. Наши остались там, плохо им...» — и такая мука, страш- ная, горькая, была в глазах девушки. Мотя давно затерялась в толпе, а Кочубей за- стыл, будто его оглушили страшным ударом. Да, это был страшный удар. Кочубей заставил себя дви- нуться с места, ибо его окаменевшая фигура не- вольно привлекала внимание. Он брел, думая о тех, кто сейчас находится в руках гестапо, гадая о том, как удалось вырваться Моте. Но он мог только гадать, ибо не знал, что произо- шло 5 января, после того, как гестаповская машина выехала с арестованными с Железнодорожного шоссе. 122