Страница 22 из 31
Пекарь Сергей и его жена Тоня целыми днями не бывали дома, и их таинственный квартирант врач Иваненко (это был Кочубей) мог без помехи обду- мать положение, в котором оказалась подпольная партийная организация. Случилось то, чего больше всего боялся Кочубей: погибла созданная с таким трудом типография, мно- жество разных документов, а главное, арестованы Тимченко, Ананьевы, Никита Сорока — его любимые, верные друзья, люди, всем сердцем преданные пар- тии. Кочубей опасался, что никого из них он больше не увидит. Но впадать в отчаяние он не имел права. Надо сохранить организацию, сберечь людей. Он был уверен, что старики Тимченко, раненая Вера Давыдовна и ребята перенесут все пытки, но ни одного адреса, ни одной фамилии не выдадут врагам. Но среди арестованных был Анатолий! По- этому надо ликвидировать все явки, все конспира- тивные квартиры. Это закон конспирации. К Кочубею ежедневно приходил Загорный. Бо- рис был той живой цепочкой, которая связывала Григория с внешним миром, с подпольной организа- цией. Загорный бегал по Киеву, находил людей, назна- чал новые места явок, устраивал новые конспира- тивные квартиры. 2. Ночью в дом Александра Кузьменко постучался Михаил Демьяненко. — Наконец-то! — встретили его обрадованные Черепанов и Ткачев.— Ну, что там в Киеве? Ничего хорошего не мог сообщить им Михаил. — Я встретился с Шешеней,— сказал Михаил.— Он передал приказ Центра: мне — выехать в Киев, а вам, ребята, пробираться в партизанский отряд. В маленьком домике на Объезжей улице друзья выработали план вывода людей из Нежина. Решили поездом доехать до Чернигова, забрать там группу молодежи, которая слишком открыто действовала против фашистов, и всем вместе двинуться в село ИЗ
Неданчичи, где находится связной Володя Сарычев. Дальше их уже поведет он. Ранним утром Александр разбудил Марию Сазо- новну: — Мама, пойдите к Грише Косачу и скажите, что надо срочно уходить из Нежина. И Сергея Серого пусть предупредят. Будем ждать их около чернигов- ского поезда. Старушка смахнула со щеки слезу и вышла из дому. И вот все готово. Мария Сазоновна поставила на скамью три железнодорожных сундучка. Она сама их укладывала. На дно положила по две гранаты, а затем по паре чистого белья, сверху — по кусочку хлеба, махорки. Можно идти. — Шурик! — всхлипнула женщина и припала к сыну.— Мальчики мои! Кузьменко обнял старенькую мать, крепко по- целовал ее и вышел из дому. Вслед за ним по од- ному вышли Ткачев и Черепанов. Каждый шел от- дельно, чтобы не привлекать внимания шпиков. Черепанов все еще был под впечатлением рас- сказа Михаила Демьяненко о страшном разгроме в Киеве. С ужасом думал он о том, что ждет Веру Давыдовну и парней. Всего две недели назад он ви- дел их всех и даже хотел остаться, чтобы хоть не- много помочь им. Но ребята не согласились, чуть ли не силой выпроводили его. Черепанову теперь кажется, что у Володьки было какое-то предчувствие. Неспроста же он сказал тогда: «Возвращайся, возвращайся, Валя, в Нежин. Я все равно погиб. Меня и Никиту съело подземелье. А ты еще встретишься с Клавой. Поцелуй сест- ричку...» Невесел был и Ткачев. Он думал о товарищах, оставшихся в Киеве, о судьбе организации. «Разва- лился наш Руководящий центр. Славно потрудился он свыше года. Удастся ли товарищам сохранить людей, подполье?» Только на лице Александра Кузьменко играет улыбка, столь неуместная в этот час. Но и ее можно понять: Александр живо представил, как почувст- вует себя Кольбах, когда узнает об исчезновении 114
своего нарядчика. Ведь Кольбах так верил своему кроткому, рассудительному нарядчику, считал его человеком, преданным немецким властям. «Кусай себе локти, собака!»—торжествовал Александр. Словно на праздник шел он к партизанам, ибо хуже смерти осточертела ему работа в немецком депо. Гостеприимный домик Белевичей в Чернигове на улице Котовского, 8,— явка Черепанова. Частенько доводилось Валентину встречаться там с чернигов- цами, передавать им листовки киевских подпольщи- ков. Пятнадцатилетняя Оля была ему всегда хоро- шей помощницей. И теперь она не теряет присутст- вия духа: — До Неданчичей надо идти этой тропинкой. Я знаю. Мы ходили пионерским отрядом в поход,— щебетала Оля. — Ходила в пионерские походы, девочка, а те- перь будешь ходить в партизанские,— вздохнул Гри- горий Косач. — Разные бывают походы. А мне приходилось на белых в гражданскую ходить.— И Ткачев при- нялся рассказывать, как в девятнадцатом году про- гоняли они с Украины Деникина. Из Чернигова их вышло 16 человек. Впереди не- легкая дорога, надо пройти 50 километров по зимнему ночному лесу. Незаметно проходило время. Когда черноту ночи смягчили первые лучи солнца, будущие партизаны увидели железную дорогу. Это был разъезд Нерафа. До Неданчичей осталось 11 километров. Дальше, пре- дупредил Сарычев, группой идти нельзя: здесь шны- ряют полицаи. Кузьмеико с товарищами остались в лесу, а Тка- чев и Черепанов двинулись в Неданчичи за Сарыче- вым. Договорились, что возвратятся к вечеру. Не прошли и двух километров, как напоролись на полицаев. — Стой! Кто идет? — На работу в Неданчичи,— ответил Ткачев, а сам думает: «Конец! Начнут обыскивать — в сундуч- ках гранаты». 115
— Документы! Ткачев и Черепанов вынули удостоверения, из- готовленные Володей Ананьевым. — Идите! — махнул рукой начальник патруля. Кабинет начальника станции Неданчичи — пар- тизанская явка. Осторожно заглянули Ткачев и Че- репанов в кабинет. За столом сидит человек, длин- ный ус крутит. — Семафор открыт? — прошептал пароль Тка- чев. — Остановка на Нерафе,— ответил начальник и развел руками: — Сарычев повел вчера товарищей и еще не вернулся. — Что же делать? — Не журитесь! Вечером отправлю вас поездом обратно в Нерафу. Пешком идти опасно. Полицаев вокруг как вшей в кожухе. Стало быть, ложитесь, отдохните. — Хорош отдых,— ворчит Ткачев.— А как там товарищи в лесу? — Ну чего там, не маленькие,— успокоил его Валентин.— Костер разложили и греются, нас дожи- даясь. С Олей не пропадут! Она же пионерка — без спичек умеет костер разжигать. Друзья быстро заснули. И снится Черепанову большой костер в лесу. Сидят вокруг огня товарищи, песни поют. Появляется Сарычев. Все поднимаются, чтобы идти за ним в партизанский отряд... Черепанов вскочил: — Кирилл! Сарычев наших повел. — Ты что? — рассмеялся Ткачев. — Ой! Это же мне приснилось,— почесал затылок Валентин. — Бывает, что сон в руку,— улыбнулся Ткачев. А тут начальник станции в комнату вскочил: — Поезд на Нерафу! Ткачев и Черепанов вышли на перрон. Смотрят — из паровоза им кто-то шапкой машет: — Сюда! Да это же свои: машинист Иван Сидоренко и его помощник. Кирилл и Валентин на ходу вскочили на паровоз. — В хвосте эшелона классный вагон. Там чело- 116
век двадцать полицаев и немец-жандарм,— шепчут железнодорожники.— Вот бы им капут устроить! Мчится эшелон. За окошком паровоза виднеется белый, покрытый чистым снегом лес. Вдруг Ткачев вскочил: — Видите — костер? Это наши. Жми на тормоза. Сделаем капут полицаям. Состав резко остановился. Навстречу ему бегут Кузьменко, Косач, Оля Белевич, Володя Сарычев, партизаны. Вот и сон в руку! — Люди добрые! В хвосте полиция! — закричал Ткачев. Полицаи опомниться не успели, как в вагон вско- чили партизаны, выволокли их и потащили в лес. Только немца-жандарма пришлось пристрелить, так как тот успел выхватить свой пистолет. — Это первая наша месть за Володю Ананьева, за Веру Давыдовну,— сказал Черепанов. — А что же с эшелоном делать? — спросил Косач. — А вот что,— и Ткачев обратился к Сидоренко, который высунул голову из паровозной будки.— Иван, подними в котле давление, дай поезду задний ход и на ходу прыгай. Вагоны покатились под уклон обратно к Недан- чичам. — Вроде второй сон сегодня вижу,— промолвил Черепанов, глядя, как летит с горы немецкий воин- ский эшелон, как вагоны налетают один на другой, как на кучу вагонов падает пышащий паром паро- воз. — С хорошим почином вас, друзья!—улыбнулся Сарычев. 3. (Из дневника Григория Кочубея) 20 января. Две недели прошло с того страшного дня, когда гестаповцы разгромили типографию, а мне кажется, что это произошло только вчера... Где они сейчас, мои друзья, что с ними сделали фашистские палачи? И почему взяли артиста? Не иначе, чтобы замести следы. Уверен, что он сыграл свою роль в нашем разгроме. 117