Луч во тьме

На шоссе безлюдно. Из дома Ананьевых вышел с большим чемоданом в руке хорошо одетый моло- дой господин. Это был Сергей Ананичев. Злой ветер со свистом крутил сухой колючий снег. Ноги увязали в сугробах. Набитый шрифтом чемодан оттягивал руки. Но идти надо ровно, легко, чтобы не обратить на себя внимания. Часто останавливаясь, Сергей поднялся в гору. Вслед за ним шел Кочубей. Друзья вышли на Крас- ноармейскую и направились к дому Лидии Малыше- вой. Они вынесли почти все хозяйство типографии. Теперь оставалось спешно найти приют для Ананьева и Сороки. За это взялся Загорный: он обе- щал подыскать для них на Подоле надежную квар- тиру. Шешеня побежал к знакомому парикмахеру за париком и бородкой, чтобы изменить внешность Володе Ананьеву, иначе ему на улицу не выйти. И вот подземные печатники получили весточку от Кочубея: 5 января, утром, за ними придет Ше- шеня. — Итак, завтра уходим, мама,— сказал Володя грустно. Тихо стало в доме у Ананьевых. Привыкшие к напряженной работе типографщики скучали. — Может, удастся послушать Москву? — спро- сил Сорока. Володя принес из кладовки самодельный радио- приемник и настроил на Москву. Прощай, любимый город, Уходим завтра в море...— полилась грустная мелодия. — Хорошая песня! — сказал Никита. — За душу берет,— подхватил Володя и начал подпевать. Потом диктор объявил: «В последний час». И все услышали: «Четвертого января наши войска после решительной атаки овладели городом и железнодорожной станцией Нальчик...» Вера Давыдовна вздохнула: — Счастливцы! Когда мы уже услышим такое про Киев? — Скоро, мама, скоро! — Дожить бы... 107

Вера Давыдовна поставила на стол чайник: — Выпейте кипятку, и спать. Хоть отоспитесь немного. Она бросила в стакан сушеной морковки, и ки- пяток пожелтел. Но людям тогда и такой «чай» ка- зался вкусным. Так закончился день 4 января 1943 года. Железнодорожное шоссе просыпалось в 7 часов утра, когда заканчивался комендантский час. В это утро оно проснулось раньше. Обитателей домика Ананьевых разбудили какие- то крики. — Немцы! Гестапо! — истошно закричал женский голос и оборвался. Стало тихо, словно на кладбище. Но вот снова донесся крик... Зазвенело разбитое стекло. Володя и Никита припали к окну. — Немцы у соседей! — Бегите! Милые мои, удирайте! Скорее! — умо- ляла Вера Давыдовна. Она сорвала с вешалки паль- то.— Одевайтесь. Скорее! Но было поздно: на крыльце появился солдат. Вера Давыдовна успела придвинуть к двери стол. На него полетели матрацы, подушки, стулья. Забар- рикадироваться! Они будут биться насмерть! Жи- выми гестаповцам не сдадутся. Володя выкатил пу- лемет. Все же пригодился. А когда Кочубей прино- сил его сюда по частям, не верилось, что их смогут обнаружить, что им придется обороняться. Вера Да- выдовна принесла гранаты. Никита вытащил наган. — Мальчики, прощайте!.. — Да, мама, живыми нам отсюда не выйти,— про- шептал Володя. Он нежно обнял мать, поцеловал ее сухие, горячие глаза, которые, казалось, разучились плакать. — Откройте! Стрелять будем! Володя и Никита упали на пол. У щелки закры- той ставни замерла Вера Давыдовна. — Они схватили Тимченко... Волокут Оксану по земле. Негодяи, ведь у нее больные ноги,— Вера Давыдовна задрожала. 108

В двери полоснула автоматная очередь. — Мама, ложитесь! — крикнул Володя и, под- скочив к окну, швырнул гранату. — А-а-а... Гитлеровцы откатились, обледенелое крыльцо залила кровь. В это время на шоссе появились грузовики с сол- датами. — Не стрелять! — скомандовал офицер.— Этих негодяев взять живьем. Солдаты с автоматами кинулись к домику. В ру- ках переднего — лом. Они не успели ударить по две- ри— из окна вырвался пулеметный огонь, полетели гранаты. Вопль разнесся над Черной горой. А на покрытой грязным снегом горе появились люди. Жители Же- лезнодорожного шоссе с восторгом смотрели на ма- ленький домик, ставший грозной крепостью. Упала Вера Давыдовна. Пулеметной очередью перебило ей ногу. — Сынки! Спрячьтесь, бегите в подземелье! У меня еще есть сила, я замаскирую туннель... По- гибну, но вас они не найдут,— умоляла мать. — Нет, мама, мы вас не оставим... Фрицы до- рого заплатят за нашу жизнь,— Володя размахнулся и бросил в окно еще одну гранату, последнюю. Неожиданно бой затих. — Видимо, гитлеровцы решили передохнуть. Что ж, отдохнем и мы... Что замышляют фашисты? Володя осторожно подкрался к двери. Вокруг дома залегли цепью сол- даты. Осада. Воспользовавшись передышкой, Володя перевя- зал рану матери и положил ее на кровать. Ребята привели в порядок боеприпасы. Осталась пулемет- ная лента и патроны к нагану. Можно еще дер- жаться. Прошло два часа. Фашисты поднялись и с авто- матами наперевес бросились вперед. Это была на- стоящая атака, как на поле боя. И на этот раз фаши- сты откатились, понеся потери. Да, дорого заплатят оккупанты за жизнь трех подпольщиков. 109

...Уже не осталось ни одного патрона, даже для себя. — Можно еще врукопашную,— Никита схватил топор.— Выручай, голубчик! Гитлеровцы вновь двинулись в атаку. Разозлен- ные, с налитыми кровью глазами, ворвались они в беззащитный теперь домик и увидели двух юношей, которые, обнявшись, стояли посреди комнаты. — Не подходи! — крикнул Никита. Маленький, совсем высохший, он, точно сказоч- ный богатырь, взмахнул топором, и у его ног сва- лился фриц. На Володю и Никиту навалились солдаты, скру- тили им проволокой руки, поволокли из хаты. — Не тащите, мерзавцы, сам пойду. Развяжите руки! —кричал Володя. Но его не слушали. Володя и Никита, окровавленные, с гордо подня- тыми головами вышли на улицу. Вслед за ними ге- стаповцы тащили Веру Давыдовну. Толпа на шоссе замерла. Женщины плакали. Сжав губы, молча стояли старики. — Прощайте, люди! — крикнула Вера Давыдов- на и в последний раз посмотрела на Черную гору, на небо, зимнее, грозное, на домишки, притихшие в глубоком снегу. Потом она увидела Лиду Малы- шеву. Лида стояла около дерева. Лицо ее было сов- сем белое, глаза полны ужаса. Женщина еще раз крикнула: — Прощайте, товарищи, и простите!.. Толстый эсэсовец втолкнул женщину в маши- ну. Вслед за нею туда втащили Володю и Никиту, стариков Тимченко, артиста Анатолия, юную Мо- тю — племянницу Оксаны Федоровны. И еще успе- ла увидеть Вера Давыдовна соседского мальчика Юрку, курносого Юрку, которому страсть как хоте- лось вместе с дядей Володей повоевать против ги- тлеровцев. Ан, видишь, не удалось... Мальчик сто- ял посреди шоссе и горько плакал, размазывая по лицу грязными кулачками слезы.

Г л а в а шестая ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ПОДЗЕМНОЙ ТИПОГРАФИИ 1. Январский мороз обжигал лицо, забирался под ста- **ренькое пальто. Ткачев едва переставлял оду- бевшие ноги. Скорей бы добраться до тепла, обо- греться. Он приехал в Киев на заседание Руководящего центра. На Владимирском базаре в 2 часа дня он должен был встретиться с Кочубеем. Но уже дважды обошел Кирилл Афанасьевич базар, а Григория все не было. Ткачева стало охватывать беспокойство. К тому же ему казалось, что кто-то за ним следит. Про- должать шататься по базару, который как назло в этот день был не очень людный, он не решился. По- дался на Железнодорожное шоссе. Еще издали он увидел дом Тимченко с на- стежь открытыми дверьми. Неужели беда? Кирилл, не останавливаясь, прошел мимо дома, где собирался встретиться с Кочубеем. «Гляну еще на хату Ананьевых»,— подумал Кирилл и отшатнул- ся, увидев разбитый дом, залитое кровью крыльцо... Задворками, закоулками пробрался Ткачев ка вокзал и сел в первый поезд, отходивший в Нежин: надо предупредить товарищей о несчастье в Киеве. В это время измученная горем Лида Малышева копалась на свалке, выбирая уголь, и незаметно на- блюдала за шоссе. Кочубей поручил ей во что бы то ни стало перехватить Черепанова и Ткачева, ко- торые должны прибыть на заседание Центра, и пре- дупредить их, чтобы они немедленно возвратились в Нежин. Лида никогда не видела ни Валентина, ни Кирилла, но Кочубей так точно описал их внеш- ность, что ошибиться она не могла. ш

Но вокруг ни души. Прошла сгорбленная ста- рушка. Потом появился полицай; он подозрительно посмотрел на Лиду и исчез. Вдруг она заметила Че- репанова. Все, как нарисовал Кочубей: высокий, ху- дой, лицо продолговатое. Железнодорожник. В руке противогазная сумка. Лида встала, пошла ему напе- ререз и тихо сказала: — Кочубей приказал немедленно вернуться в Нежин. Валентин прошел, словно не слышал этих слов, даже не взглянув на Лиду. Но так, сразу поверить ей он не решился. «Откуда взялась эта молодица? Кто она? А ну-ка пойду на базар, может, встречу там Веру Давыдовну или Оксану Федоровну»,— ре- шил Черепанов и спустился вниз на Красноармей- скую улицу. Долго еще Лида копалась на свалке — надо же предупредить Ткачева. Вечерело, когда замерзшая и усталая женщина вернулась домой. Ткачев не по- являлся. Борису Загорному не надо было уговаривать Сер- гея и Тоню Тимофеевых. Они сразу согласились спрятать приятеля Бориса, хотя он предупредил, что это очень опасный для фашистов человек, и если немцы найдут его у них, Сергея и Тоню расстре- ляют. Сергей сказал: — Веди! Мы не из пугливых. Думаешь, мне безразлично, кто ест хлеб, который я пеку,— наши люди или фашисты? Нет, голубчик, за Советскую власть и я сумею постоять, хоть и не коммунист. Веди, веди своего приятеля! Борис привел его в тот же день. Гость сбросил пальто с бобровым воротником, причесал густой све- тлый чуб и отрекомендовался: — Дмитрий Иваненко, врач. Добродушная Тоня сочувственно посмотрела на незнакомца, которого привел к ним ее двоюродный брат Борис Загорный. — Чувствуйте себя у нас как дома,— сказала Тоня.— Вот ваша комната. Под полом погреб: в слу- чае чего — туда. 112