Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 31

А вот вихрем выбежала Людка, взъерошенная, счастливая. И она получила гостинец от неведомых друзей. Порфирий Григорьевич Нечваль, когда-то дежур- ный станции Нежин, а теперь стрелочник, медленно брел по рельсовым путям. Уже вторые сутки накрапывает осенний дождь. Холодные капли затекают за шею. Но Порфирий не замечает этого. Его мысли заняты другим. Только что на третий путь из Путивля прибыл эшелон. Из окон вагона, переплетенных колючей проволокой, до- носились крики, проклятия, стоны. Стоявший на посту полицай подмигнул прохо- дившему мимо Порфирию: — Ишь какой концерт завело это быдло парти- занское. Из вагона кто-то крикнул: — Откройте дверь! Женщин и детей пожалейте! — Я тебе пожалею! — гаркнул полицай.— Как врежу из автомата... Порфирий тяжко вздохнул и пошел прочь от страшного места. Как только наступили сумерки, Нечваль снова направился к тому вагону. За эти несколько часов он с товарищами условился, как спасти обреченных людей. Вот и эшелон. Сюда должны подойти на манев- ровом паровозе Петр Гаврош и Петр Виротченко. Около вагонов тихо, не видно даже охранников; должно быть, испугались дождя и понадеялись на колючую проволоку. Вдруг на Нечваля надвинулось что-то темное и большое. Это шел маневровый паровоз с погашен- ными фарами. Тихо соскочили Гаврош и Виротченко. Тихо отцепили вагон с советскими людьми, и — про- щайте, полицаи! Нечваль вскочил на подножку. Ско- рее, скорее! А дождь хлещет, шумит, помогает под- польщикам. В тупике Нечваль и его напарник Иван Василенко открыли двери теплушки. Оттуда ударил тяжелый спертый воздух. Нежный луч фонариков осветил внутренность теплушки. 102

— Товарищи! Приветствуем вас с праздником Октября! Скорее, только тихо, выходите. Бегите в лес. Там свои, помогут,— напутствовали подполь- щики освобожденных ими людей. Кажется, все. Нет, в углу кто-то лежит. — Что же вы? Скорее! — Не могу. Ноги перебиты,— простонал узник. — Мы вам поможем. — Спасибо, бегите, а то вас схватят. Бегите! — Иван, возьми! — Нечваль подхватил на руки легонькое, словно детское, тело раненого, передал ка- кому-то заключенному, а сам схватил из рук пожи- лой женщины больную девочку. Вдали темнел лес. — Товарищи! — шепотом сказал Нечваль.— Кто сохранил силы, добирайтесь до леса. А женщины, пожилые и больные расходитесь по селам... Там про- сите приюта. Да скорее, пока охрана не очнулась. Счастливого вам пути, товарищи. И — с праздником вас! Завтра 7 ноября. ...Утром в Нежин прибыл отряд карателей. Фран- товатый эсэсовский офицер вскочил в кабинет де- журного по станции. — Какой путь есть вагон из Путивль? — крик- нул он. — Пожалуйста, пан, на третий,— услужливо от- ветил дежурный. Через десять минут на станции поднялась паника. Вагона с узниками на третьем пути не было. Его на- шли в тупике, но там уже было пусто. А в вагоне конвоя валялись шестеро пьяных полицаев. Железнодорожники с удовольствием наблюдали, как взбешенные каратели, насилу растормошив по- лицаев, скрутили им руки и потащили в коменда- туру. День 7 ноября начинался хорошо. 5. Наступила зима. Вторая военная зима. Улицы Киева в снежных сугробах. Трамваи не ходят. На- прасно городская управа выносила грозные постанов- юз

ления, обязывавшие всех домоуправов и дворников расчищать улицы. Увязая по колено в снегу, по улицам бредут одинокие фигуры, закутанные в старые одеяла и платки, волоча за собой самодельные саночки с мороженой картошкой, отодранными с заборов до- сками. Но на черных от холода и голода лицах уже нет печати обреченности. Хотя оккупанты расстре- ливали за слушание московского радио, за распро- странение и даже хранение листовок с сообщениями Совинформбюро, все равно киевляне знали: у гит- леровцев на фронтах неудачи. Поэтому-то они не- истовствуют, подвергают советских людей средневе- ковым пыткам. Кочубей опять стал ночевать у Тимченко. На Железнодорожном шоссе было спокойно. И артист Анатолий стал таким хорошим, что хоть к болячке прикладывай. Дела в парторганизации шли хорошо. Кочубей все чаще получал радостные донесения от руководите- лей групп. Николай Шешеня и Сергей Ананичев связались со сторожем гаража генералкомиссариата и подожгли несколько легковых автомашин. Это вызвало страш- ный переполох. Шутка ли: в гараже не осталось ни одной машины, и офицерам пришлось пешком хо- дить по городу, увязая в снежных сугробах. За взятку заведующий одним интендантским скла- дом передал подпольщикам двадцать комплектов солдатского обмундирования, и двадцать будущих партизан в немецкой форме на глазах у всех про- маршировали по улицам Киева, спустились к Днепру и переправились на другой берег. Когда Кочубей узнал об этом, он отругал Шешеню за эту опасную затею. Но все кончилось хорошо,— товарищи благополучно добрались до отряда. Особенно радовался Кочубей тому, что до сих пор в организации не было ни одного провала. И вдруг... В окно тихо постучали. Это случилось днем, когда дома была лишь Оксана Федоровна. Она только что возвратилась с рынка, получив от Лиды Малышевой последнее сообщение Советского Ин- формбюро. Заветная бумажка лежала в мешке под 104

углем. Женщина сунула мешок под кровать Кочу- бея и пошла открывать. На пороге стояли два незнакомых молодых чело- века. На их лицах сияла улыбка: — Добрый день, мамаша! Мы к Иевлеву. К Косте... Мы из леса,— таинственным шепотом ска- зал один из них. — К какому Иевлеву? Что-то вы путаете, ре- бята. Впервые слышу эту фамилию. И на шоссе у нас о таком не слыхала,— спокойно ответила Оксана Федоровна и закрыла дверь перед самым носом не- прошеных гостей. А сердце едва не оборвалось. Иевлев — это ведь Кочубей. Как могли про него пронюхать? Когда он вернулся на Железнодорожное шоссе, никто Гри- гория не узнал. Русая бородка, усы, большие очки, длинное черное пальто и теплая ушанка сделали его неузнаваемым. Женщина незаметно в окно наблюдала за незна- комыми. Что они будут делать? Но те, никуда не заходя, направились к железной дороге. Насилу дождалась Оксана Федоровна вечера, когда Григорий и муж возвратились домой. Весть о визите неизвестных насторожила и их. — Вспомни-ка, Гриць, кто еще знает, что ты те- перь Иевлев,— допытывался старик Тимченко. Григорий вспомнил: недавно он встретился с Ма- твеевым, инженером из Дарницы, который создал там подпольную группу. Наступил комендантский час, а у него не было повязки, разрешающей ходить в это время по городу. Григорий пригласил инженера к себе, и Кочубей признался, что у него аусвайс на имя Константина Ивановича Иевлева. С тех пор прошла неделя. Где теперь Матвеев? Не стряслась ли с ним беда? Кочубей быстро оделся и вышел из дому. Надо немедленно разыскать Шешеню. Только он знал явку Матвеева в Дарнице. Кочубей нашел Николая у Маши Омшанской. — Николай, беда! — воскликнул Григорий, и рас- сказал о визите неизвестных. Через пять минут Шешеня уже был на пути в Дарницу. 105

Кочубей взволнованно ходил по комнате. На душе у него было неспокойно. — Машенька, поиграйте! — попросил он. Омшанская села за рояль. Она знала, что Кочу- бей любит музыку, но на этот раз он слушал невни- мательно. Ей было понятно душевное состояние Гри- гория. Конечно, сейчас он мысленно был на Желез- нодорожном шоссе, в домике Тимченко, в подземной типографии... Маша играла вяло. Ее мучили те же мысли. Шешеня возвратился быстрее, чем можно было ожидать. Он влетел в комнату и растерянно опу- стился на стул. — Провал... Матвеев пять дней назад арестован. Первый провал! Шешеня рассказал: у Матвеева в группе был Дзюба. Десять дней назад гестаповцы схватили его с листовками в Броварах. Дзюба, видимо, не выдер- жал пыток и назвал членов организации. Взяли всех, в том числе и Матвеева. — Неужели и Матвеев не выдержал? — Надо думать... Иначе — откуда шпики узнали, где живет Иевлев? — развел руками Шешеня. — А если Дзюба и Матвеев не виноваты? Тогда, значит, среди нас провокатор... В комнате наступила тишина. Как разгадать страшную тайну? Двое мужчин и женщина сидели на диване, растерянные, подавленные. Первым опомнился Кочубей. — Надо действовать, друзья. Маша, разыщите Бориса Загорного и приведите его сюда. Необходимо немедленно же свернуть типографию, вывести от- туда Ананьева и Сороку. Омшанская быстро оделась и вышла из дому. Той ночью в квартире Омшанской Кочубей, Ше- шеня и Загорный долго сидели, продумывая план эвакуации типографии. Никита Сорока и Володя Ананьев залегли с гра- натами на чердаке. Они внимательно следили за тем, что происходит на шоссе. Договорились, если только появятся гестаповцы,— открыть огонь. 106