Страница 11 из 50
Несмотря на скандальность истории, детали не были доподлинно известны.
- Вы не ошиблись, - невозмутимо подтвердил граф. Но ваша попытка смехотворна, - он презрительно кивнул на томик в моих руках. - Это всё равно что искать Остров Сокровищ по карте из детской книжонки.
- А вы об этом…
- Знал ли я, кто она, когда женился на ней? Разумеется, знал.
- И это вас не остановило?
- Остановило? - удивлённо приподнял брови он, - да вы расист, дорогуша. Кто бы мог подумать! В следующий раз предупреждайте об этом в резюме
- Простите, милорд, я совсем не это имела в виду.
Граф неприятно оскалился и неторопливо прошествовал к дивану. Вальяжно расположившись на нём и закинув обе руки на спинку, он принялся бесцеремонно меня изучать. Я же продолжала стоять напротив, прижимая книгу к груди.
- Я женился по любви.
- Разумеется, милорд. По-другому и быть не могло.
- Не нужно говорить об этом с таким понимающим видом, - повысил голос он. - Вы ни черта не знаете!
- Напротив, милорд. Я охотно верю в то, что леди Фабиана умеет внушать любовь.
- А вы не слишком-то почтительны. А ещё недоверчивы. Так для чего люди, по-вашему, женятся?
- Чтобы составить хорошую партию.
- И, к тому же, циничны. А как же светлейшее из чувств? Разве не во имя него благородные лорды совершают подвиги на страницах романа, который вы сейчас читаете и усердно прячете каждый вечер под подушку?
Я вздрогнула. Откуда он знает?
Граф зашёлся от беззвучного смеха.
- Да, бросьте, не нужно следить за вами, чтобы знать, какими медовыми пряниками забита голова юных дев. Так, почему вы мне не верите? Вы же её видели, вот и скажите: разве можно не любить Фабиану? Вам прежде доводилось видеть столь совершенную оболочку? А её голос…
Его глаза вспыхнули, как у охотника при виде окровавленной лани.
- Видимо, у меня свои представления о проявлениях любви, милорд.
- Ах, вы о вчерашнем…вы любите пирожные, мисс Кармель?
На столике между нами стояла принесённая мною тарелочка, так что вопрос был праздным.
- Да, милорд.
- А какое ваше любимое?
- Эклер с ванильным кремом, милорд.
- А вы могли бы съесть два таких эклера разом?
- Пожалуй…
- А пять?
- Это было бы затруднительно.
- А десять?
- Едва ли это возможно.
- Так вот представьте, мисс Кармель, я тоже очень люблю пирожные – ореховые корзинки, если быть точным. Настолько люблю, что начинаю их есть и уже не могу остановиться: во рту приторно сладко, аж, до тошноты, живот скручивает от боли, но я продолжаю через силу запихивать их в себя. Чувство престранное: и сладостно и гадко. Я знаю, что остаток дня мне будет очень плохо, но завтра я пойду за новой порцией. И кто в этом виноват: пирожное, оттого что оно такое заманчивое и хорошо пропеченное, или я, потому что, зная о последствиях, продолжаю его есть?
- Но пирожное не внушает вам привязанность насильно.
- Разве одно мешает другому? Или вы думаете, я не в состоянии отличить истинную привязанность от внушаемой? Уверен, и вы почувствовали вчера разницу. Хотя противиться, признаю, очень трудно. Порой невозможно. Тем не менее, несложно определить, где истинное чувство, а где сладостное принуждение. А теперь представьте, что оба ощущения взаимоналожились…
- Тогда я бы возненавидела это пирожное.
- Так, по-вашему, ненависть противоположна любви?
- А разве нет?
- Нет. Равнодушие – вот истинный антипод.
- То есть, пока я здесь, мне придётся любить ореховую корзинку?
- Именно.
- И нет другого выхода?
- Ну, разве что залепить себе уши воском. Потому что заставить корзинку молчать очень проблематично.
Скорее, нереально. А стоит леди Фабиане заговорить, а, тем паче, запеть, и пытаться противиться её чарам – всё равно что дуть на океан, в надежде отвести надвигающееся цунами.
- Но вам повезло родиться женщиной. На вас её влияние сравни легкому ветерку, - усмехнулся граф.
- А на вас другое?
- Другое, - уклонился от подробностей он, а расспрашивать было бы неуместно. - Да, отложите вы, наконец, эту книгу! Между сиренами и русалками нет ничего общего.
- Разве?
- Да. Хотя многие ошибаются, считая их родственными. Когда-то мы тоже так думали… Знаете, однажды в наши края приехал бродячий цирк. Повсюду были афиши, сулившие зрителям невообразимое морское чудо: русалку. Фабиана загорелась пойти…
- И что же?
- Когда мы вошли в шатёр, нашему взору предстала ванна с формальдегидным раствором, в которой плавал начинающий подгнивать труп обезьяны: к верхней части туловища они леской пришили хвост крупной трески. Личико сморщенное, всё скукоженное и почерневшее – премерзкий уродец. Фабиана тогда очень разозлилась…
Могу себе представить: совершенную Фабиану Мортленд записали в родственницы к полуразложившемуся примату с рыбьим хвостом.
- Знаете, что она тогда сделала?
- Пожаловалась директору цирка?
- Лучше, - губы графа растянула хищная улыбка, он даже причмокнул. – Она позвала его в шатёр и самым сладким из своих голосов велела ему выпить формальдегид.
Я содрогнулась, не знаю, от чего больше: отвратительного рассказа или плотоядного удовлетворения, сверкнувшего в глазах графа при этом воспоминании.
- И он послушался?
- Вы ведь уже знаете, как убедительна может быть Фабиана. Не просто выпил, ещё и закусил своей русалкой.
- И остался после этого жив? – моё сердце покрылось холодной коркой, а колени начали подрагивать при мысли о том, во что я ввязалась.
- Понятия не имею, - беспечно пожал плечами граф и продолжил уже обычным тоном. – Когда мы уходили, его всё ещё выворачивало кровью, так что вполне мог и оклематься.